Взволнованный больше, чем он сам себе в этом признавался, Леон Беран дошел до своего места, где в это время находились оба его товарища.

Он выложил на пол свой бочонок.

— Что это такое? — спросил Леопольд Мессен.

— Маленький бочонок, как вы видите.

— Для?..

— Для того, чтобы нести в нем воду. Я возьму его себе на спину, подвязавши ремнями от мешка. Стало быть, если нам придется идти довольно долго вдали от реки, то не будем рисковать умереть от жажды.

— Положительно, вы обо всем подумали… Леон Беран улыбнулся с неопределенным жестом.

— Привычка… — сказал он.

Затем, принимаясь за ужин, он провозгласил:

— Мы идем послезавтра.

Ошеломленным, но не решавшимся протестовать ученым он объяснил, как облегчает им бегство эта неожиданная экспедиция охотников.

Глава V

БЕГСТВО

Весь следующий день ученые занимались приготовлениями к бегству. Эти приготовления состояли в тщательной упаковке образчиков минералов, раковин, костей, растений, собранных ими за время своего пребывания в пещерах. К этому присоединялись кой-какие первобытные орудия, частью подаренные их хозяевами, а частью — к чему только не приведет любовь к знанию честных людей — таинственно похищенные ими к ущербу племени.

Оба ученых все время подозрительно наблюдали друг за другом, и ни один из них ни за что не согласился бы взять с собой меньше, чем другой. Сначала Леона Берана забавляло это, но, видя, что багаж все растет, он решительно заявил о невозможности нагрузить Мадембу таким количеством предметов и предложил им убавить свои коллекции. Его распоряжению пришлось подчиниться, и ученые снова принялись за пересмотр и переборку своего драгоценного груза, а сам Беран решил подышать свежим воздухом и вышел на волю. Он направился к обычному месту своих купаний и там, к удивлению своему, нашел Мечу, одиноко и меланхолично сидевшую у бананового дерева.

— Любопытно, — проговорил он про себя. — Положительно, какой-то таинственный инстинкт говорит ей о нашей неминуемой разлуке.

Однако она встретила его обычной своей улыбкой, видимо, очень обрадованная его появлением. Но она была менее экспансивной на этот раз, выказывала себя не столь наивной самкой, как при предыдущих встречах.

Впрочем, теперь он сам вызвал интимные объятия, снова охваченный свежестью ее тела и ее пьянящим ароматом. Затем они направились к подземелью, рука об руку, как в первые дни. Он не говорили. Сознание неизбежного конца этой мимолетной связи, полной какой-то дикой прелести, давило на душу цивилизованного человека, и настроение его гармонировало с меланхолией его подруги.

Скоро, однако, он вернулся к себе. После сытного ужина все четверо улеглись; приготовления их были кончены, груз их поставлен был в угол, бочонок налит водой из водоема, находившегося в их помещении, и тщательно закупорен.

Леон Беран поднялся до рассвета и вышел на террасу, чтобы убедиться в уходе охотников. Он присутствовал при их торжественной церемонии в честь солнца.

Когда гимн был кончен, к группе мужчин присоединилась Меча. Вооруженная с головы до пят, со своим топором, гарпуном и чем-то вроде кожаного колчана, наполненного небольшими дротиками и переброшенного через плечо, она имела вид настоящей воительницы, отважной амазонки. Она как будто не видала Берана и, не оглядываясь, сошла с террасы, идя почти во главе кортежа, рядом со своим отцом, вождем племени.

Несколько женщин, несших запасное оружие, следовали за охотниками.

Как только этот многочисленный отряд исчез в скалистом коридоре, Леон Беран ринулся внутрь подземелья, быстро пересек почти совсем опустевшую общую залу и, вбежав в свое помещение, коротко сказал вставшим и уже дожидавшимся его ученым:

— Охотники ушли. Удобный момент настал… В путь…

С этими словами он нагрузил себе на спину свой мешок, бочонок с водой и взял карабин.

Мадемба помог снарядиться в путь неловким ученым и потом взвалил на себя увесистый груз, поморщившись от сознания, что приходится нести эти бесполезные коллекции.

— В путь, господа, — повторил Леон Беран. Сам он пошел впереди, время от времени оглядываясь назад, не следует ли за ними кто-нибудь из племени — из женщин или детей. Но ничего подозрительного он не заметил.

Благодаря своим разведкам в бесконечной путанице подземного лабиринта он легко прокладывал путь и скоро достиг грота, откуда был выход в длинную галерею. Найдя сделанную им несколько дней тому назад пометку, он сказал:

— Вот мы и здесь.

Он вышел в галерею, сопровождаемый обоими европейцами и негром. В течение более четверти часа они шли быстрым ходом.

Догадываясь, что ученые, как менее сильные и менее привычные, нуждаются в отдыхе, он остановился, предложил им сложить свой груз и немного посидеть. Не заставляя более просить себя, они сейчас же подчинились распоряжению. Через четверть часа он хотел уже дать сигнал к движению вперед, как вдруг заметил, что позади виднеется какая-то тень. Тревога охватила его. Неужели бегство открыто и их уже преследуют?

— Что же делать? Признать себя побежденными, вернуться в старое помещение, поджидая другого случая, или попробовать защищаться, пустить в ход оружие?

Он никак не мог ни на что решиться. А тень все приближалась, хотя в полумраке нельзя еще было разобрать, мужчина это или женщина.

Ученые и негр не замечали ничего. Наконец, преследующее их существо подошло к ним на расстояние в несколько десятков метров и очутилось под лучом света, проникавшем через узкую расщелину в скалистой массе.

— Да это Меча, — вскрикнул Беран, узнавший свою подругу. Вздох облегчения вырвался у него.

Оба ученые и негр на миг остолбенели от этого восклицания. А молодая девушка уже подходила к ним. Она остановилась подле Леона Берана и глубоко вдохнула воздух.

— Она бежала несколько часов, — подумал он. — Она совсем задыхается.

Ласковым тоном он спросил ее:

— Куда идет Меча?

— С Вао, — просто ответила она.

Пораженный простотой этого заявления, он не находил, что сказать. Она продолжала:

— Меча видела это, — она указала на багаж. — Меча знала, что Вао уйдет. Меча покинула охотников. Меча пойдет с Вао.

— Это невозможно, — воскликнул он, и на языке ее племени повелительно произнес:

— Меча вернется в пещеру. Меча не может идти с Вао.

Кротко, но упорно, она настаивала на своем.

— Меча покинет племя… Меча пойдет, куда пойдет Вао.

Тронутый этой привязанностью, Леон Беран чувствовал себя в величайшем затруднении.

Вмешался Жан Норе, понимавший их разговор.

— Почему же не взять ее, если она хочет? Она скорее будет нам полезна, а не обременительна, так как она прекрасно знает лес.

Его поддержал и Леопольд Мессен.

— Отправить ее к своим — кажется мне очень опасным. Она может поднять тревогу.

— О нет, этого быть не может, — запротестовал Леон Беран, — Меча не донесет.

Слыша свое имя и понимая, что спор идет о ней, она, обратив к Берану умоляющий взор, повторила:

— Меча пойдет с Вао.

Он все еще ни на что не решался. Конечно, профессор Норе прав, Меча может оказать неисчислимые услуги, но ее судьба? Ведь нельзя взять ее с собой в Конго, еще менее — в Европу. Да и новые климатические условия могут оказаться губительными для нее.

Вслух он высказал только это последнее соображение.

— Простите, любезнейший соотечественник, — возразил Леопольд Мессен. — В Европе, конечно, Меча жить не может, но в Конго — дело другое. Да сами мы, менее сильные, европейцы, ведь приспособились же мы к температуре и атмосфере местности, из которой она выходит. Почему не допустить и обратную возможность?

— Вы подумайте, — добавил Жан Норе, — какой исключительный интерес будет представлять присутствие Мечи в доступной для всех части Конго. Какую иллюстрацию даст она нашим открытиям и докладам.

— Интерес капитальный, — воскликнул Леопольд Мессен.

Леон Беран поморщился. Видеть свою дикую подругу выставленной в качестве музейного животного, — эта перспектива ему не улыбалась.