Чтобы лучше ориентироваться и иметь представление о направлении движения нарушителя, я спустил с поводка овчарку. Она бросилась на «пловца», но сразу же завизжала. Он, видимо, вооружившись дубинкой, отбивался от Ингуса. Я его отозвал. Если сейчас потерять собаку, то лазутчик может ускользнуть, а так овчарка постоянно будет давать знать, где он находится.

Где-то в стороне от реки через несколько минут послышался плеск воды.

«Нарушитель оступился в луже», — подумал я. Остановился, прислушался. Снова всплеск. Понятно: диверсант хитрит. Бросил в лужу ком земли, чтобы проверить, преследует его пограничник или нет.

Долго мы кружили друг около друга. Хитрили, затаивались, перебегали с места на место. За это время я составил представление о том, какой он, диверсант. Тяжелая походка — значит, высокий и здоровый. Быстро делает перебежки — молодой, но опытный. Попробовал ближе подобраться к нему — раздались выстрелы. Значит, хорошо натренирован слух.

Я снова пустил собаку. Лазутчик ловко отбивался от нее и залег в кустах, ожидая, когда я себя обнаружу. Значит, смелый и нервы у него крепкие. Так просто его не взять.

Тогда я приказал Ингусу лежать на месте, а сам пополз в обход тех кустов, где залег нарушитель. Потом поднял руки вверх и начал пощелкивать пальцами. Так командуют собаке: подай голос. Индус залаял. Диверсант привстал с палкой в руке, готовясь отразить новое нападение собаки. В свете молнии я хорошо увидел его, прицелился и плавно спустил курок. Звонкое эхо разнеслось по тайге, ударяясь в деревья и отражаясь от них. Диверсант полуобернулся на звук выстрела, поднял руку с оружием, но покачнулся и упал, выронив его. Выстрелить в ответ он не успел.

Ночной гость

Пограничник не только должен быть готовым в любую минуту встретиться с противником, угадать его замысел, опередить его действия. Самое главное, он должен умело наблюдать, замечать то, что другой не всегда заметит.

Однажды ранним утром я вел наблюдение за противоположным берегом. Первые лучи солнца высушили росу и стали понемногу нагревать землю. На воде — ни рябинки. Так хорошо вокруг: щебечут проснувшиеся птицы, пахнет травой и цветами. Медленно проплывают облака. Небо синее-синее.

Сейчас бы искупаться. Но нельзя — служба. Нужно уметь отказываться от того, что тебе хочется.

Я увидел, как на том берегу из фанз выходили люди. Были у них какие-то свои заботы, свои дела.

Вот рыбак пришел на берег. Закинул удочку и стал ждать, когда поплавок скроется под водой. Ему не везло. Рыба не клевала. Рыбак посидел и ушел.

А вот из-за кустов появился человек. Он был в темном костюме и шляпе. Постоял, покурил. Потом забрался в густые кусты и навел бинокль в нашу сторону. Понаблюдал за заставой, потом стал смотреть туда, где я лежал. Конечно, меня он не видел. Но его очень заинтересовало это место. Здесь река делала изгиб. Тальники росли густые, развесистые. Место было удобное для переправы, потому что оно близко подходило к противоположному берегу.

Человек в шляпе закурил, отдохнул и опять навел бинокль на наш берег. Но ведь не спросишь у него, почему он там сидит. Это его личное дело. Он на своей территории и делает то, что ему нравится. А мне это не очень нравилось, и я зорко следил за человеком в шляпе. Думал: что же ему нужно? А нужно ему, наверное, перейти на наш берег. Это уж точно. Зачем? Узнать можно потом, когда его задержим.

Я пролежал на берегу полдня и понял, что сегодня следует ждать непрошеного гостя.

О своих наблюдениях доложил начальнику заставы. Тот внимательно выслушал, сделал пометки в журнале пограничной службы и спросил:

— Хотите лично познакомиться с человеком в шляпе?

Что в таком случае может ответить пограничник?

— Так точно! — с готовностью согласился я, предполагая, что мне придется брать нарушителя границы. Так оно и вышло. Командир сказал:

— В помощь даю двух бойцов. Пожалуй, сегодня ночью будет нарушение границы. Так?

— Если не ошибаюсь, то сегодня...

— Ладно, идите, отдыхайте...

Я пришел в спальное помещение, лег и сразу заснул. Спал крепко и спокойно. Хорошо выспишься — голова лучше соображает. Это солдатское правило я всегда соблюдал.

Когда дежурный по заставе поднял меня, я быстро оделся, спросил у товарищей, которые должны были идти со мной на службу:

— Поели?

Один переступил с ноги на ногу, помялся и неохотно ответил:

— Нет, да и не хочется.

Другой добавил:

— Это от волнения.

— Волноваться нельзя, — шутливо-строго сказал я им, — пусть волнуются нарушители, — и добавил: — Сейчас же отправляемся подкрепиться. Без горячей еды быстро устанешь да и зрение не будет острым. А это плохо...

Бойцы не стали возражать: все-таки я был старше их и опытнее. После ужина я осмотрел экипировку пограничников и спросил:

— А как портянки?

— При чем тут портянки? — даже обиделись молодые бойцы.

И я догадался, что с этим делом у них не все просто.

— Разуться! — приказал им.

И что же я увидел? У одного портянки были влажные, у другого намотаны кое-как.

— Так готовиться к службе нельзя, — сказал я им укоризненно, как учителя говорят провинившимся школьникам, — если сырые портянки, они быстро собьются, если плохо намотаны — набьешь мозоли. Со сбитыми ногами не догонишь нарушителя. А не догонишь нарушителя — задачу не выполнишь. Не обижайтесь. В пограничной службе каждая деталь, каждая мелочь очень важны...

Они молчали.

— Конечно, — добавил я, — за такую подготовку следует не брать вас с собой, но я возьму...

Бойцы сразу же забыли про свою обиду, когда я, сняв сапог, разложил на табурете портянку, подвернул угол так, чтобы нигде не было ни морщинки, обернул ее вокруг ноги и получилось что-то вроде суконного носка.

— Куколка! — сказал один восхищенно.

— Вот это да! — прищелкнул языком другой.

Чтобы не терять времени, я помог им справиться с портянками, мы проверили оружие, налили во фляги крепкого горячего чаю и отправились на участок границы.

Ночь была темной, безлунной. Ничего не видно вокруг. Да и туман, висевший над рекой, не давал возможности наблюдать.

Бойцы приуныли: едва ли в такую погоду нарушитель осмелится пойти через границу. Только не говорили об этом вслух. А я знал, что именно в самую плохую погоду нарушители стараются перейти через рубеж. Их к этому специально подготавливают. А хозяева зря не будут денег тратить.

Погода вконец испортилась. Зашумел ветер. На реке поднялись волны.

— Идет! — через некоторое время объявил я своим товарищам.

Бойцы переглянулись: не шучу ли я. Они заволновались и еще напряженнее стали вглядываться в темноту. Но я уже чувствовал, что нарушитель переправился через реку и находится где-то от нас недалеко.

— Идет! — снова повторил я, подготавливая товарищей к встрече с диверсантом, и через минуту добавил: — Сахиев, заходи справа от меня, Иванов — слева. Выдвигаемся к самой воде.

Около тех кустов, в тени которых я лежал сегодня утром, послышалось движение, шуршание песка. Мы незаметно приблизились к самым кустам. И когда человек, выпрыгнув из лодки, сделал шага два вперед, Сахиев и Иванов подхватили его под руки, а я, направив ему в грудь винтовку, спросил:

— Что же вы так долго добирались? Мы уже заждались вас. Думали, что в тумане сбились с пути.

Диверсант сделал движение, быстрое и резкое, стараясь одновременно освободиться от обоих пограничников, но они его держали крепко.

— Зачем же вырываться? — с шутливой укоризной сказал я ему. — Вы приплыли к нам, мы вас хорошо встретили. Все идет по плану. Не надо нервничать...

Шпион скрипнул зубами от злости, когда ему связывали руки, потом всмотрелся в меня, неуверенно поинтересовался:

— Карацупа? — и удивленно пожал плечами: наверное, думал, что я богатырь, а перед ним стоял молодой парень небольшого роста, да и голос у меня был тихий, обыкновенный. Только не знал он, что силу мне придает наше правое дело, что если понадобится — весь наш советский народ придет на помощь мне и моим товарищам.