Было нестерпимо жарко. Я присела на нижней ступеньке. С сомнением повертела свой веник. Женщина откинула волосы с лица, и я узнала Жаклин.

Надо же случиться такому!

Мне совсем не хотелось с ней встречаться, тем более здесь. Я готова была уйти, но Жаклин уже разглядела меня.

— Вот встреча…— протянула она.— Ты зачем сюда?

— А вы?

— Ну, я. Жиром обросла, ни в какие брюки не влезаю. А тебе, по-моему, сбавлять нечего.

Она упорно говорила мне «ты». Спустившись на ступеньку ниже, она оглядела меня нагло и вызывающе.

— Вот где свиделись.— Лицо Жаклин было распаренным, красным и неприятным.— Хотя здесь даже лучше, две голые бабы — всё на виду. Понимаю нашего папочку, чего он на тебя позарился.

Жаклин явно напрашивалась на ссору.

— А я всё думала, что ты просто очередное папочкино увлечение… Много их было. А ты, оказывается, вон кто, из этих самых…

Веник лежал у меня на коленях Я по одному обрывала с него мокрые листочки.

— Получаешь-то как, поштучно или на окладе?

Я отломила всю ветку,

— Вот что…

Мне казалось, что я говорю спокойно и что выражение лица у меня спокойное, но Жаклин вдруг выпрямилась и даже приподняла руки, как бы защищаясь.

— Вот что!— повторила я.— Твое счастье, что мы здесь, в бане, две голые бабы, как ты изволила выразиться. Но говорить с тобой я не хочу — противно. Поняла? А поэтому уходи отсюда. Ты слышишь, уходи сейчас же…

Она молча сползла по ступенькам и пошла к дверям.

Когда я вернулась домой, там уже пахло кофе «по-бразильски». Петр Иваныч усадил меня на почетное место в углу, налил кофе, поставил сковородку с «фирменными» гренками; открыл банку шпрот, уронил тарелку — к счастью. Принес из своего шкафчика бутылку «лекарственного» коньяку. Мы выпили — «под легкий пар!» — по рюмочке сосудорасширяющего.

Петр Иваныч все разглядывал меня, по-птичьи поворачивая голову с боку на бок; он утверждал, что перемена позиции, как считают йоги, обостряет зрительное восприятие.

— Ну, и что же вы увидели?— спросила я.

— Недовольная вернулась с юга. Не все получилось?

Мне пришлось согласиться:

— Да, не все.

— Но в море, хотя бы, выкупалась?

— Куда там. Холодно было.

— Вот вам и юг! А у нас было тепло. Мы с Максимом даже на рыбалку ездили.

— Не знала, что вы еще и рыбак.

— Она не знала! Да я…

— Только не показывайте, каких вы ловили щук, а то посуду побьете. Скажите, как там Максим?

— Все в норме у него. Сегодня был, уехал. Я говорю, подожди, Евгения Сергеевна приедет.

— Вам-то кто это сказал?

— Чувствовал.

— Ну, разве так… А куда на море ездили?

— Туда же, в Шарап. Попросил Максима показать, где он вас нашел. Побывали на островке, куда вас волной выбросило. Вот я там и подумал — повезло! Чуть в сторону — и вас бы пронесло мимо. До другого берега там километров семь-восемь, не менее.

— Да, повезло…

— Еще кофе?

— Нет, спасибо.

— Полчаса тому назад, без вас, значит, мужской голос звонил. Серьезный мужской голос, кажется, с погонами. Я сказал, что вы пошли в баню.

— Вы что — серьезно?

— Вполне. А что особенного — пошла в баню! Хотя я не помню, может, я сказал, что пошла на концерт, в консерваторию, слушать Баха…

Нет, с Петром Иванычем невозможно было разговаривать серьезно.

— Я не о том. Почему сразу мне не сказали?

— Что я должен был сказать?

— Что мне звонил этот… мужской голос, с погонами.

— А чтобы вы не спеша допили свой кофе. А то суматошились бы… Да не беспокойтесь, позвонит еще… Ну, что я вам говорил?

Звонил Борис Борисович. Поздравил меня с приездом. Спросил, не могу ли я прийти к ним в «домик под часами» к восемнадцати ноль-ноль.

На этот раз двери открыл сам полковник Приходько.

Он шутливо заглянул мне за спину, посмотрел в коридор, даже за дверь. Догадаться о смысле намека было нетрудно.

— Одна, к сожалению, товарищ полковник.

— Вижу. И то хорошо. Рад вас видеть, Евгения Сергеевна. Без вас мы тут с Борисом Борисовичем заскучали. Тихо, ни беспокойства, ни переживаний. Сюжетов нет, словом. Хоть у Бориса Борисовича спросите.

Он вежливо открыл дверь в комнату, пропустил меня вперед.

Я увидела на столе бутылку шампанского, вазу с виноградом. Вошел Борис Борисович с чайником и — подумать только — тарелкой с беляшами. Я ошибочно решила, что здесь счастливое совпадение случайности с моими вкусами.

Мы сели за стол. Борис Борисович разлил шампанское,— уж и не знаю, где он достал бокалы.

Полковник Приходько встал. Мы с Борисом Борисовичем, естественно, тоже.

— Как положено, начнем с торжественной части. Приказом по Управлению лейтенанту Грошевой Евгении Сергеевне за успешное выполнение задания по разоблачению группы расхитителей досрочно присвоено очередное звание старшего лейтенанта, она премирована ручными часами с соответствующей надписью.

Полковник выслушал мой ответ и вручил коробочку.

— В дополнение к приказу я лично, как начальник отдела, благодарю Грошеву Е. С. за удачное завершение операции «Сочинский вариант» и от имени товарищей по работе уполномочен вручить небольшой подарок.

Он положил передо мной на стол новенькие погоны старшего лейтенанта.

Мы сели.

— Ешьте беляши, Евгения Сергеевна. Я как-то Петру Иванычу звонил, о его здравии справлялся. Не надо ли, думаю, чего. Один остался, все-таки. Так он нам сказал, что вы беляши любите, а сладкое не любите. А мы вас пирожными закармливали. Борис Борисович сегодня за беляшами специально к ЦУМу ходил.

Полковник глянул на часы.

— Совещание у генерала в девятнадцать тридцать. Отчитываться будем. Я в том числе. Подполковник Григорьев и письменно, и по телефону сообщил о подробностях в самом восторженном стиле. Слушать его мне, как вашему начальнику, было и приятно, и интересно, но в таком тоне докладывать генералу не будешь. Так что вы расскажите сами.

Я рассказала, как шла по следу Башкова. Как встретилась с Щуркиным и его дочерью. Как мы снимали ее с теплохода. Затем рассказала, как была у Башкова, как мы летели с ним из Сочи.

Здесь я остановилась и вытащила из кармана куртки вчетверо сложенный листок бумаги.

Я подала листок полковнику и объяснила, как он попал ко мне.

Приходько пробежал взглядом по столбикам цифр.

— Скажи, голова какая у человека. Ведь это все он на память написал, уверен. Возьми, Борис Борисович! Сегодня же ревизорам передай. Значит, Евгения Сергеевна, правильно мы не сняли тогда Башкова с самолета. Выходит, оправдался наш риск. Не чурбан же он все-таки — человек. Но вот сам к нам прийти так и не пожелал. И думаю, не придет.

— Я тоже теперь думаю, что не придет.

— Значит, так, Борис Борисович!— Полковник постучал пальцами по столу, помолчал, потом положил ладони на стол.— Башков отказался добровольно явиться. А теперь он нам нужен. По закону нужен. Будем искать. Саввушкин его к себе не пустит, побоится.

— Саввушкин пока на свободе?— спросила я.

— Пока ходит, до поры… К сыну Георгий Ефимович сам не пойдет.

— У сына гараж есть,— сказал Борис Борисович.— Теплый.

— Когда это выяснили?

— Сегодня. Когда проверяли, откуда у сына машина взялась.

— Ну, и как?

— Папин подарок. На ворованные деньги куплена.

— Значит, поставим вопрос о конфискации.

— Сынок — пьяница, соседи по дому жалуются,— продолжал Борис Борисович.— Гулянки на квартире, парни подозрительные шастают. «Малина» целая. И жену сынок подобрал соответственную.

— Жаклин,— подсказала я.

— Эта самая Жаклин по паспорту Анна,— пояснил Борис Борисович.— Уже два раза ее задерживали. Спекулянтка, за коврами в Среднюю Азию ездит, потом здесь продает. Простили ее на первый раз.

— Зря, наверное, простили,— заключил полковник.— Но машину следует конфисковать, это уже точно.

ПОСЛЕДНИЙ ХОД

1