Иван старался свалить всю вину на Василько.

— Он первый ударил моего слугу верного, а я к нему только на помощь пришел!

— Не должно тебе лгать перед твоим князем! — сурово оборвал его Андрей. — Не так дело было, как ты сказываешь… Слуга подослан был тобой на разор идти! Иван продолжал оправдываться.

— Приведите ко мне слугу Кучковичей! Привели Кирилла.

— Сказывай по правде, парень! Как все дело было?.. А не то я на правеж тебя поставлю!

Последнее обещание заставило Кирилла принести повинную.

Он подробно рассказал князю о подговоре своего боярина.

— Не побоялся ты Бога солгать, Иван! — обратился Андрей к свояку. — Когда б ты во всем мне покаялся, пожалуй, наказал бы я тебя легко, а теперь, прости, не снесешь ты своей буйной головы!

Кучков побледнел.

— Помилуй, княже!

— Хотел бы, да не могу… Простить тебя — другим повадно будет, — и, не слушая больше просьб и слез обвиненного, князь приказал казнить его утром на плахе.

Ни Семен Кучкович, ни Курков не могли вымолить у князя прощение обвиненному.

Решение Андрея было непоколебимо.

LII

Василько поправлялся быстро, крепкая натура способствовала быстрому выздоровлению. Заботливый уход жены и старого Мирона тоже не мало помогали скорому заживлению раны.

Навестил своего любимца и князь.

— Ворог твой казнен, Василько! — сказал Андрей раненому.

Лицо Василько затуманилось.

— Коли б был я в чувствии в те времена, княже, стал бы я тебя просить пощадить виновного!

— А почему так?.. — пытливо спросил князь.

— Господь заповедал нам прощать ненавидящих нас… А кроме того, ты бы не нажил себе, княже, новых врагов!..

Задумался над словами дружинника Андрей.

— Прав ты, сам я вижу, но сделанного не воротить! К тому же он мне еще и родичем приходился…

— А ведь, княже милостивый, Василько-то прав… Не следовало казнить свойственника! — подтвердил и старый Мирон.

Скоро Василько совсем поправился и опять принялся за свои занятия тысяцкого. Теперь ему больше нечего было бояться нападения врагов, хотя Курков по-прежнему сильно его ненавидел.

Весть о несчастии с Василько дошла до Новгорода. Навестить зятя поспешила приехать и Елена. Погоревала и поохала старуха, узнав все подробности.

— Просись лучше у князя в Новгород! Там спокойнее…

— Нет, матушка, не покину князя, пока сам он меня не отпустит!

Вдова прогостила у дочери больше месяца, ее уговаривали остаться еще.

— Нет уж, милые, отпустите! Там меня дома Фока с Евфимией, чай, заждались… Да и старичок Акинфий, поди, заскучал!..

И, не сдаваясь ни на какие уговоры, старуха уехала в Новгород.

Василько ежедневно бывал на княжем дворе, получая распоряжения от самого князя.

Временно заснувшее стремление Андрея покорить под свою власть всю Южную Русь снова пробудилось, он начал задумывать новый поход на Киев, чтобы отомстить за поражение союзной рати под Вышгородом. Его отношения к собственной Ростово-Суздальской волости были таковы, что он смотрел на нее как на особую землю, которая, по его мнению, должна была властвовать над всей Русью.

Андрей понимал хорошо, что, не изгнав братьев и тех из бояр, которые ему недостаточно были покорны, он не может править землею самовластно. Князь суздальский был верным предшественником Иоанна III, но удельные князья были еще настолько враждебны друг другу, что собрать их не было никакой возможности.

Враждебное отношение к себе его приближенных чуткий Андрей заметил сейчас же и вместо них окружил себя иноземцами, на которых он мог вполне положиться. Приближенными Андрея в последнее время были один из родственников его второй жены, Амбал, и еврей Ефрем Моизич. На всякий случай в опочивальне князя постоянно находился его кощей, то есть мальчик на побегушках. На пороге княжей опочивальни спал преданный ему отрок Прокопий. По-видимому, князь опасался недовольных им бояр и родственников покойной жены.

Рано утром к князю являлся Михно, а затем Василько, и каждый из них передавал Андрею, что делается в Боголюбове. После них князь обыкновенно принимал гонцов, посылаемых ему почти ежедневно из Владимира, Суздаля и даже Новгорода. Со своими сыновьями Андрей, кроме Юрия, сидевшего в Новгороде, очень редко сносился.

Ростиславичи притихли, новых просьб о помощи против Святослава они не присылали, но Андрей сам не забыл о них. В широкие планы его входил новый поход на юг.

Княжий двор был окружен высоким тыном, у ворот постоянно на вышке находился страж, зорко оглядывавший всех входящих во двор. Князь по-прежнему рядил суд на своем крыльце в присутствии бояр и дружинников, но он меньше слушал мнения своих приближенных и решал дела по собственному побуждению.

Миновала весна, наступило жаркое лето, в конце которого Андрей решил предпринять поход на юг. Он уже не раз советовался с мечником, подготовлялась новая дружина, и были разосланы вестники к союзным князьям.

LIII

Казни Ивана не могли забыть Кучковичи, свою ненависть к Василько они перенесли на самого князя. Дружба, которую они питали к Андрею, перешла теперь в ненависть.

— Сегодня одного, завтра другого казнит, потом и за нас примется. Лучше предупредим-ка мы его, разделаемся с ним!

— Да, нужно с ним покончить! — согласился Петр.

— Много из наших недовольны князем. Боятся только идти против него…

— Оповести-ка наших! Пусть соберутся сегодня ко мне в дом! — сказал Курков. — А только смотри, чтобы было потайно, никто бы не узнал…

— Разумеется, чего болтать-то! Чай, своя голова на плечах!

Решено было сойтись вечером.

В назначенное время заговорщики собрались в доме Куркова. Всех их было около двадцати человек. Петр с изумлением заметил среди них приближенных князя, Амбала и Ефрема.

— Как можешь ты им верить? — шепотом спросил Курков тестя.

— Будь спокоен, я знаю их… Они нас не выдадут…

— Смотри, так ли? — все еще с сомнением в голосе продолжал Петр.

— Коли так, давайте протянем руки и поклянемся не изменять!

Заговорщики исполнили требование и принесли клятву.

— Покончить с князем днем на улице опасно! — сказал Кучкович. — Народ разорвет нас…

— Порешим его лучше ночью…

— А как его из княжего двора вызволить?!

— Произведем шум на улице… Ведь он сам всегда выходит узнавать.

— Нет. Лучше, братцы, что-нибудь другое придумаем! — сказал Петр.

— Я княжий ключник, — заметил Амбал, — все ключи от княжих хором у меня находятся.

— Так ты нам и отворишь…

— В хоромы-то пустить — я вас пущу, а в опочивальню-то не войти: князь изнутри запирает ее.

— Дверь сломаем! — уверенно сказал Кучкович.

— Нельзя… Всполох случится… Испугаете князя, уйдет он от нас.

— Так как же быть?..

— Подумать нужно!

Долго совещались заговорщики, не зная, на что решиться.

— Эх, чего тут медлить? Идемте сегодня! — воскликнул Курков. — Была не была! Отзвонил да и в сторону!..

— Что ж? Идемте!.. — послышались голоса.

— Повременим немного… Пусть стемнеет.

— Тогда без опаски идти можно будет… А то невзначай тысяцкий заметит!..

— Ну, уж тогда все пропало!..

— Зорок Василько больно…

— Скоро и ему придет конец!..

Чуткая июньская ночь спустилась на землю. Месяц ярко освещал уснувшее село, где-то глухо тявкали собаки да ночной сторож бил в доску. Стояла удушливая погода. Ночная свежесть не сменила жаркого дня.

Заговорщики осторожно, один за одним, вышли из дому и направились к княжим хоромам. Никто из них не промолвил ни слова. Тихо ступая по пыльной дороге, они медленно приближались к цели.

— Особенно торопиться нечего! — шепнул на ухо Петру Амбал. — Пусть князь покрепче заснет…

— Мы ему дадим долгий сон! — глухо усмехнулся Курков.

Кучкович испуганно обернулся и укоризненно прошептал:

— Ну, чего разболтались-то! И опять все смолкло.