– Я люблю библиотеку.
Ну конечно, это все объясняет. Внимательно смотрю, как он садится в конце стола напротив Келси.
– Обычно люди приходят в библиотеку почитать, а не пострелять, – замечает она, обаятельно улыбаясь, чтобы это не звучало как обвинение. – Вы уверены, что нет другой причины, по которой Вы делаете это?
– Он умер здесь, – раздается тихий ответ.
Я вижу, что Келс настраивает громкость в микронаушнике. Умничка девочка – в первую очередь сюжет, а уж потом эмоции и сочувствие.
– Кто здесь умер?
– Мой сын. Он умер здесь. В этой комнате, – он раздраженно машет рукой в воздух.
– Мне очень жаль, – искренне отвечает Келс, приглаживая волосы рукой и заправляя выбившуюся прядь за ухо. – Как это случилось?
– Он принял слишком большую дозу и умер. Никто не обратил на это внимания, всем было наплевать. Тело обнаружили при закрытии библиотеки. Это они виноваты в том, что мой сын умер, – он гневно дергается и взмахивает пистолетом в нашу сторону. Ожидаю неизбежного и надеюсь, что камера будет продолжать снимать, даже если я буду не в состоянии этого делать. Я почти вскрикиваю в знак протеста, когда вижу, как Келси поднимается и медленно подходит к нему. Господи Иисусе, мы же сейчас все погибнем!
– Все хорошо, – мягко говорит она ему. – Я разделяю вашу утрату и боль, но если кто-нибудь еще бессмысленно погибнет в этой комнате, лучше не станет
Стрелок вздрогнул, пуская пулеметную очередь в потолок.
Келси прикрывает лицо от осколков штукатурки, слетевших с потолка, и делает несколько осторожных шагов назад. Она выглядит немного шокированной, но умело скрывает страх. Она осторожно отряхивается, и руки даже не дрожат.
– Это их вина! Кто-то должен был здесь находиться! – он опускает оружие и метит прямо в Келс. – Тебе все равно! Всем без разницы, что погиб мой мальчик!
– Мне не все равно, – возражает Келси. – Совсем не все равно. Если кто-то здесь и вправду виновен в его смерти, я могу помочь добиться справедливости. Но Вы должны довериться мне.
– Чем ты можешь помочь?
– Я сниму передачу о правилах работы библиотеки. Если мы обнаружим, что кто-то проявил халатность…
– Что ты сделаешь? Ты поможешь мне? – он опускает пушку.
– Да, я сделаю это. Но Вы должны доверять мне, – она снова медленно движется вдоль стола и начинает новый заход. – Вы должны позволить мне помочь Вам, – я увеличиваю изображение и вижу, как блестят капельки пота у нее на лбу, как она судорожно сглатывает, протягивая руку: – Отдайте мне пистолет, иначе я не смогу помочь Вам.
Другой рукой она счищает штукатурку со стола и стульев, вновь приглашая стрелка присесть.
– Нет, – он снова поднимает дуло. Сердце ускоряет ритм, и я уже готова встать между ними.
– Ну хорошо. Тогда держите его возле себя.
Мне жаль, Келси, но он тебе не отдаст.
– Но в таком случае я не смогу Вам помочь. Мы с Харпер уйдем, и сюда заявится полиция.
– Если ты только посмеешь это сделать, я убью тебя.
Келси, пожалуйста, только не напоминай ему про этих чертовых копов снова.
– Хорошо, – опять соглашается Келси и обводит комнату рукой. – Здесь произойдут четыре бессмысленных смерти. Моя, Харпер, Вашего сына и Ваша, потому что если Вы убьете нас, у полиции не будет другого выхода. Я просто думала, что Вы хотите добиться справедливости в этом деле.
Эти слова, похоже, заставляют стрелка задуматься, не опуская оружия, он все же присаживается. Келси устраивается рядом и, по моему мнению, намного ближе чем нужно, но теперь она может сочувственно коснуться его руки.
– Расскажите мне о нем. Давайте начнем именно с этого, – она старается успокоить его, прежде чем пистолет снова будет наведен на нее. Думаю, это отличный план, так как, на мой взгляд, он что-то слишком часто прикасается к курку.
– В тот день он оказался здесь, потому что я выгнал его из дома. Я поймал его с наркотиками, а ведь ему нельзя было их употреблять. Так сказал координатор из патронажной службы.
Чудненько, думаю я и увеличиваю их изображение. Отличная картинка.
– Я был так зол, выгнав его, и надеялся, что он возьмет себя в руки. Разве я сделал что-то не так? – стрелок всматривается в глаза Келси, находя в них теплое сочувствие.
– Не обязательно, – мягко говорит она, – иногда надо заставлять детей самим принимать решения и брать на себя ответственность. Особенно, если они уже попали в плохую компанию. Он же не думал, что Вы будете терпеть его выходки, наблюдая, как он вредит себе, ведь правда? Вы слишком сильно любили его.
Боже, как же она хороша!
Стрелок грустно кивает.
– Я очень сильно любил его. Он, должно быть, пришел сюда, не зная, куда еще податься. Не думаю, что он думал о смерти, ведь правда?
Келси ласково улыбается и гладит его по руке.
– Я тоже так не думаю. Полагаю, он просто был под кайфом, вот и все. Возможно, некачественный наркотик. Уверена, он хотел просто обдумать еще раз Ваши слова и вернуться домой. Он же знал, что Вы правы.
– Но эти люди, – в голосе вновь нарастает гнев, стрелок пытается встать, но Келси прерывает его.
– Нет, нет, – она мягко пытается вернуть его на место. – Я же сказала, что помогу добиться справедливости и узнаю, почему у них не хватает персонала и почему служащие так плохо подготовлены. Если это была вина библиотеки, они получат по заслугам, обещаю Вам. Но оружием Вы ничего не добьетесь, – она щелкает по пистолету, и по комнате разносится цокающий звук соприкосновения ногтей с металлом. – Мы сделаем все, чтобы не допустить бессмысленной смерти других людей из-за их небрежности.
Прежде чем снова присесть, стрелок колеблется. Он все еще держит пистолет наготове, но сжимает уже не так сильно. Совершенно очевидно, что он хочет довериться Келси.
Черт, мое маленькое светловолосое сокровище говорит столь искренне, что даже я хочу поверить ей. Ее сочувствие столь убедительно, а рука держит так сильно и надежно, что я вижу слабый отблеск ее истинной сути за бронью всего этого макияжа и холодной внешности. Теперь понятно, почему именно эта женщина смогла заарканить Эрика. Могу только представить себе - она должна быть чудо как хороша в постели, и мне хотелось бы однажды проверить эту теорию.
Отвлекшись на некоторое время на столь фривольные мысли, чуть не упускаю того, что происходит прямо передо мной – псих выкладывает пистолет на стол, встает и делает шаг назад. Келси берет оружие и аккуратно и осторожно перемещает на пол, затем толкает ногой в мою сторону. Я веду камеру за пистолетом, потом возвращаю объектив на Келси. Она осторожно приближается к стрелку и протягивает ему руку, а тот ее пожимает.
– Еще есть оружие?
Ну, блин, Келси, этот вопрос нужно было задать до того, как ты взялась за его чертову руку! Боже всемогущий!
Он отрицательно качает головой. Келс касается его маски.
О, черт! Она собирается сделать это! Я почти не дышу, когда она стягивает маску, и под ней появляется лицо женщины! Проклятье! Продолжаю снимать и когда плачущая женщина падает Келси в объятья, и когда полиция врывается в помещение. Они арестовывают террористку, отрывая от шеи Келси и заковывая в наручники.
Снимаю все, каждую деталь, и следую за ними до выхода. Затем поворачиваю камеру обратно на Келс, она сидит, опустив голову на руки. Подхожу поближе.
Она поднимает голову и рычит:
– Выключи свою проклятую камеру, не то я не засуну ее тебе в задницу!
Я делаю это, потому что иначе Чамберс уроет ее за такие слова в прямом эфире. Если народ услышит еще парочку непечатных слов из ее уст, репутация сладкоголосой красотки с экрана долго не продержится.
Она проходит мимо меня к выходу. Я пропускаю ее. Судя по всему, дикобраз снова вытащил иглы. Сострадание, которое она чувствовала пару минут назад к обезумевшей матери, не распространяется на наши отношения.
Снимаю камеру с плеча и кладу на стол. Затем оборачиваюсь к женщине, которая была с нами все это время. Она склонилась над столом, переживает и тяжело дышит, ее грудь очень соблазнительно поднимается и опускается.