Я ожидаю, что Кайл исчезнет, как только мы войдем в фойе между залами Моне и Ван Гога, где проводится вечеринка, но он держится рядом.

Комната полна юристов, которые расхаживают в смокингах и в строгих черных вечерних костюмах. Даже у женщин такие подплечники, что ими можно резать стекло.

Я пытаюсь сосредоточиться на искусстве. Похоже, кроме меня картины никого не интересуют. Все больше озабочены вином и обменом визитками.

Для развлечения воображаю, что я диктор и читаю текст к документальному фильму «Нэшнл джиогрэфик».

— Наблюдать за редким легалийским племенем в естественной среде его обитания — такой возможностью располагают немногие избранные ученые, — шепчу я в импровизированный микрофон (бокал с шампанским). — Посмотрите: для выживания низшим слоям приходится опираться на систему связей и знакомств. Обратите внимание на то, что племя тяготеет к черной одежде: это маскировка от хищников.

Кайл, видимо единственный в этом зале юрист с чувством юмора, смеется.

— Кайл! — кричит тучный блондин лет сорока пяти, бесцеремонно вклиниваясь в мой репортаж. Он хватает Кайла за руку и принимается бешено ее трясти. — Я хотел поздравить тебя с делом Кинселлы. Отличная работа! Отличная!

— Спасибо, Гэри, — отвечает Кайл. — Джейн, это Гэри Годхейм, один из старших партнеров нашей фирмы.

— Очень приятно. — Он берет меня за руку и бережно пожимает ее, словно лапку дрессированного пуделя. — Чем вы занимаетесь?

— Прыжками с парашютом, — с ходу выдумываю я.

— О?

В глазах Гэри вспыхивает интерес. Кайл тихонько сжимает мне локоть.

— Вообще-то это только хобби, — объясняю я, улыбаясь самой очаровательной и благовоспитанной улыбкой. — В данный момент я подыскиваю новую работу.

Гэри мгновенно теряет интерес.

Я где-то читала, что американцы, знакомясь, первым делом спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» В Европе, где отдыхают по шесть недель в году, этот вопрос не задают ни в первую, ни во вторую, ни даже в третью очередь. Потому что в Европе твоя работа и твоя личность — не одно и то же. Там это две совершенно разные вещи, в отличие от Америки, где твои достоинства, твоя индивидуальность сводятся к названию профессии на визитке.

— А в какой области вы работаете?

— Исправительные меры наказания.

Гэри потрясен. Я выдерживаю такую долгую паузу, что Кайлу удается нарушить кровообращение в моей руке.

— Шутка, — поясняю я.

— Похоже, девушка у вас с огоньком, Бертон.

При слове «огонек» я сразу вспоминаю Майка. Гэри посылает мне одобрительную улыбку, глаза у него подозрительно поблескивают. Уверена, он уже представил, как я в общем душе женской тюрьмы шалю с блондинистыми, грудастыми заключенными.

— Это уж точно, — подтверждает Кайл, отпивая немного красного вина.

— Вы знакомы с моей женой Мишель? — спрашивает Гэри, глазами разыскивая ее в толпе.

Все жены собрались в углу — поровну пятидесяти-шестидесятилетних (первые жены) и двадцати-тридцатилетних (вторые или третьи). На каждой — платье с декольте и дорогие украшения; в сумме на их пальцах больше каратов, чем в бриллианте «Надежда».

Кайл и Гэри удаляются для личной беседы, оставив меня с Мишель.

— Очень приятно, — говорит Мишель, но руки не подает. В моем возрасте и при моей комплекции я представляю некоторую опасность. Забавно. Вряд ли она сочла бы меня опасной, если бы увидела сегодня утром — в очках и в нестираной пижаме. — Мы встречались?

— Не думаю.

— Вы ездите?

— Езжу? — переспрашиваю я.

— Верхом.

— По возможности нет.

— Ах, так? Мне показалось, я видела вас на конюшне.

— Извините, — говорю я, беру у проходящего мимо официанта бокал шампанского, осушаю его в три глотка и ставлю на стол рядом с ледяным лебедем.

Пробираюсь к «Американской готике»[7]. У фермера с вилами и его жены такой вид, будто их только что уволили. Я вижу, как им больно.

Кайл разговаривает с длинноногой брюнеткой, та ослепительно улыбается и трогает его за локоть, явно заигрывая. С Кайлом всегда так. Поэтому за год через его руки проходит больше девушек, чем через мои — банок арахисового масла.

Когда Кайл меня замечает, я вытягиваю губы трубочкой и посылаю ему воздушный поцелуй. Все-таки я еще не вышла из детства. Как ни странно, Кайл раскланивается с брюнеткой и идет ко мне.

— Очень смешно, — говорит он.

— Я старалась.

Мы оба разглядываем картину.

— У них такой вид, будто они только что узнали, что придется бросить свою ферму и работать в конторе, — замечает Кайл.

Я хрюкаю от смеха.

— Я тебе никогда не рассказывал, что меня однажды тоже сократили?

— Тебя? — удивляюсь я. Не могу представить, чтобы Кайл в галстуке от «Берберри» стоял в очереди безработных.

— Это было мое первое место после колледжа. В Нью-Йорке.

— Правда?

— Следующую работу я нашел только через полгода.

— А что ты делал все это время?

— Смотрел повторы «Зеленых просторов» и «Дней нашей жизни».

Я смеюсь: понимаю так, что он шутит.

— Этот Стефано редкостный козел, — серьезно говорит Кайл.

Я снова смеюсь.

— У тебя хороший смех, — сообщает он.

— Ты это к чему?

— Это я к тому, что у тебя хороший смех.

Я присматриваюсь к нему, пытаясь найти подвох.

— Расслабься, Джейн. Пусть тебе будет весело, — говорит он. — Вспомни, как ты веселилась раньше.

— Я попробую.

То ли шампанское на меня так действует, то ли мне действительно хорошо. Трудно сказать, в какой момент я перестаю удивляться, почему Кайл так мил со мной. В конце вечера он непременно хочет довести меня до дверей дома, для чего ему надо поставить машину на стоянку. В моем районе это совсем не просто.

Воздух возле моей двери насыщен электричеством, — может, из-за выпитого шампанского или из-за того, что Кайл дарит мне одну из своих намеренно неотразимых улыбок. Я миллион раз видела, как он сражает ничего не подозревающих женщин этой улыбкой. Она гипнотизирует их, а через шесть недель, когда Кайл произносит свое «Давай останемся друзьями», они недоумевают, как могли попасться?

— Не хочешь пригласить меня на кофе? — спрашивает Кайл все с той же улыбкой.

Я замечаю, что Кайл на самом деле очень привлекателен, если вам нравится классический тип. Он бы хорошо смотрелся в рекламе парфюмерии от Ральфа Лорена.

— Какая жалость, — вздыхаю я. — Женское внимание тебя испортило: тебе уже лень сочинить что-нибудь новенькое.

— Не понимаю, о чем ты, — отвечает он с притворным простодушием.

— Тебе прекрасно известно, что большинство женщин, бог знает почему, считают тебя симпатичным.

— М-м-м. — Кайл делает вид, что всерьез обдумывает эту мысль. — Может, я просто хорошо сохранился? — И после паузы добавляет: — Тогда почему… ну, сама знаешь.

Мне становится смешно.

— Не знаю.

— Почему ты никогда…

— Ну?

— Э-э… — смущается он, — не хотела со мной встречаться?

— Твоя самовлюбленность не знает границ, — со смехом сообщаю я. — Ты правда думаешь, что все женщины должны падать к твоим ногам?

— Только самые-самые шикарные!

Я смеюсь еще громче и в шутку толкаю его, от чего Кайл машет руками, словно мельница, и делает вид, что чуть не падает.

— Спокойной ночи, — говорю я, проскальзывая за дверь.

Иллинойсское отделение здравоохранения и социальных служб

Спрингфилд, IL 62781

Джейн Макгрегор

Кенмор-авеню, 3335

Чикаго, IL 60657

12 марта 2002 г.

Уважаемая миз Макгрегор!

Мы получили Ваше письмо с просьбой о предоставлении продовольственных талонов, но боимся, что Вам они не полагаются, несмотря на то что Вы (по Вашим словам) — «мать-одиночка всего оборудования в своей трехкомнатной квартире». Мы по достоинству оценили Ваше уверение, что, получив талоны, Вы не стали бы покупать на них «бухло или наркотики».