— Эй, Бо! — сказала Кэтлин, и это были ее последние слова.

Он сжал пальцы, поднес к ее шее другую руку, глубоко вздохнул и сжал. Все произошло очень быстро, мгновенно. Она почти ничего не почувствовала, не больше, чем цыпленок, которому сворачивают шею. Бо ощутил под рукой хруст позвонков, и тело Кэтлин обмякло. Он несколько минут сидел и поглаживал ее по волосам, припоминая все, что случилось, и словно прокручивая в уме пленку… Затем встал и сделал точно так, как говорила Кэтлин.

Спустя почти час Бо остановил машину на вершине холма, вышел и принялся ждать. Он точно рассчитал время. Блеснула вспышка, раздался не слишком громкий взрыв, и туман над водой сдвинулся. Он словно вытекал через разрыв в дорожной насыпи. Вскоре промоина увеличилась, и до Бо донесся шум потока. Через несколько минут крыша дома исчезла. Донал О’Койнен и его семья оказались под озером.

Глава 38

Какое-то время было так тихо, что слышался лишь треск цикад. Потом Хауэлл нарушил молчание.

— Все, Бо? — Он глубоко вздохнул и задал вопрос, который собирался задать всю ночь. — А ребенок?

Бо вздрогнул, как от удара.

— Какой ребенок? — вмешалась Скотти.

— Кэтлин О’Койнен была беременна, — сказал Хауэлл. — Вот почему Донал забрал ее из школы.

— С чего ты взял? — ошалело спросила Скотти.

— Лорна Келли рассказала. Вспомни, они с Мэри О’Койнен были сестрами. Кэтлин родила за несколько недель до исчезновения всей семьи. Что случилось с ребенком, Бо?

Бо неопределенно махнул рукой.

— Я не знал про ребенка, — с трудом вымолвил он. — Бог — свидетель, я узнал только, когда Кэтлин была уже мертва!

— Расскажи нам о ребенке, Бо! — подгонял его Хауэлл. — Теперь тебе это уже не повредит.

Бо сдался.

— Покончив с возней у колодца и положив динамит на дорогу, я вдруг вспомнил, что оставил в доме бумаги. Я вернулся за ними, и тут младенец закричал. Я поднялся наверх. Ребенок лежал в колыбели в комнате Джойс и Кэтлин. Он плакал, и я совершенно растерялся.

— И что ты сделал, Бо?

— Сперва я хотел бросить его в колодец, — сказал Бо. — Но не смог. Ведь это был ребенок! И мой! Я знал, что это мой ребенок.

— Ради Бога! Что же ты сделал, Бо? — почти вскричала Скотти. — Что ты с ним сделал?

— Я хотел оставить его у чьего-нибудь порога, но это вызвало бы массу пересудов, съехались бы газетчики и вообще. И вдруг я вспомнил! Когда я возвращался из Кореи, то прилетел из Сан-Франциско в Атланту, а там взял такси, чтобы добраться до автобусной станции. По дороге мы проезжали баптистский приют штата Джорджии в Гейнсвилле, это недалеко от аэропорта. Другого сиротского приюта я в нашем штате не знал. Я позвонил Эрику, сказал, что все в порядке, но что я страшно устал и хочу поехать домой, поэтому верну ему машину и привезу договор только утром. Потом положил ребенка в ящик и повез в Атланту на автомобиле Сазерленда. Уже была середина ночи, и по пути мне не попалось ни одной машины. Я дал ребенку молока из бутылочки, которую нашел в кухне, и он всю дорогу вел себя хорошо: не плакал, не мешал, а спокойно спал. Добрался я до приюта часа в четыре, еще не рассвело. Я поставил ящик на ступеньках возле входа в кухню — во всяком случае, мне показалось, что это кухня — позвонил в дверь и помчался, как угорелый. Эрик еще встать с постели не успел, а я уже вернулся в Сазерленд.

Сидевшая с широко раскрытыми глазами Скотти первой нарушила вновь воцарившуюся тишину.

— А в какой ящик ты положил младенца? — спросила она Бо.

Он повернулся к ней.

— Да я даже не знал, мальчик это или девочка, пока…

— Что это был за ящик, Бо? — требовательно повторила девушка.

Он повесил голову.

— Это был ящик из-под динамита, — пробормотал он, и лицо его стало виноватым. — Мне безумно жаль, Скотти. Я просто не знал.

Все трое молча замерли. Хауэлл ошарашенно переводил взгляд со Скотти на Бо.

— Погодите минутку, — наконец сказал он. — Что это вы тут выясняете насчет ящика?

Скотти недоверчиво воззрилась на Бо, явно не в силах вымолвить ни слова. Потом, не отрывая взгляда от шерифа, произнесла:

— Я — приемная дочь. Мои родители взяли меня из баптистского приюта в Гейнсвилле в сентябре 1951 года. Мой отец любил рассказывать эту историю. «Динамит приходит в мелкой расфасовке», — это его любимая присказка.

Она не сводила с Бо глаз, словно впервые в жизни увидела какое-то диковинное существо, которое ее заворожило. По щекам Скотти потекли слезы.

— Что за черт? — Хауэлл взволнованно посмотрел на Скотти.

Она покраснела и тяжело дышала.

— Не может быть… — воскликнула Скотти, по-прежнему глядя на Бо. — Я всю жизнь хотела узнать, кто, черт побери, мои настоящие родители, и вот теперь выясняется… — она подавила рыдания и продолжала. — Так… давайте разбираться… значит, мой дедушка по отцу — Эрик Сазерленд, да? — Скотти не стала дожидаться подтверждения своих слов. — А со стороны матери — Донал О’Койнен. Моя мать — Кэтлин О’Койнен, которая виновна в убийстве нескольких человек и до сих пор время от времени сюда является.

— То есть? — не понял Бо.

— А ты… — Скотти указала на Бо пальцем. — Ты мой отец? Господи, и я тебя три месяца пыталась упрятать за решетку! — она откинулась на спинку кресла и яростно замотала головой. — Я понимаю, сейчас не время об этом думать, но ведь журналист обязан быть объективным и отстраненно воспринимать события?! А я по уши завязла в этом дерьме, я попала в западню моей собственной истории! Какой редактор этому поверит? Разве читатели поверят мне? — Скотти всхлипнула. — Да я сама себе не верю!

— Честное слово, мне очень жаль, Скотти, — сказал Бо. — Но я просто не знал, пока ты не сказала мне, что тебя нашли в ящике из-под динамита. Пожалуйста, поверь…

Скотти все же сумела взять себя в руки.

— Я верю, Бо, — кивнула она. — И постараюсь забыть. И ты тоже постарайся.

Она снова заплакала.

Хауэлл уже ничего не понимал.

— Забыть? Что забыть? О, Господи, он же твой отец!

— Благодарю за напоминание, Джон, — сквозь слезы пробормотала Скотти. — Но я, по-моему, и сама догадалась.

Брови Хауэлла поползли вверх; он прищелкнул пальцами.

— Так вот, значит, о чем твердила мама Келли! Она все время повторяла: «Маленькая Кэтлин в опасности». Боже правый, так значит, маленькая Кэтлин — ты?!

— Похоже, что да. И я в опасности, — сказала Скотти, кивая на ружье Бо.

Хауэлл почти позабыл об этом. Поглощенный рассказом Бо, он позабыл о том, что намеревался при первом же удобном случае вырвать ружье из рук шерифа.

— Послушай, Бо…

— Помолчи минутку, — велел Бо, взмахнув ружьем. — Я хочу немного подумать.

Хауэлл умолк и затаил дыхание. Но не из-за Бо. Нет, он что-то услышал… вернее, наоборот — ничего не услышал. Цикады умолкли. Что-то происходило…

— Бо, — наконец сказал он, — ты не можешь нас убить. Не можешь убить Скотти, ведь она…

— Ты считаешь, я об этом не думал? Если бы вы не сунулись вчера вечером в аэропорт, все было бы в порядке. Это был последний их рейс сюда.

— Нет, Бо, — покачал головой Хауэлл. — Ничего хорошего все равно не получилось бы. Ты убил Эрика Сазерленда. Убил своего отца, черт побери! Убил мать своего ребенка. И ты надеешься, что убийство дочери пойдет тебе на пользу? Неужели ты думаешь, что-то может наладиться после всего этого?

— Да, я убил сукина сына! — завопил Бо. — Он всю жизнь меня дурачил и ни разу даже не намекнул… Если бы он сказал… не тогда, когда я был ребенком, а позже, когда я вернулся из Кореи, то я смог бы жениться на Джойс. Я не был меченым, но не знал об этом! Ничего этого бы не случилось, если б только он мне сказал, разве не понятно? И только когда я сам догадался, догадался, выяснив, что он все эти годы ухаживал за могилой моей матери, он признался. Он попытался от меня откупиться, показал мне завещание, сказал, что все мне оставил… вот тут-то я его и ухлопал.