Лембистор озабоченно почесал свою младенческую макушку.

— Так что же случилось с Ксиндарой? — продолжал допытываться дивоярец. — Он куда-то провалился?

— Да вроде того, — пробормотал доктор.

— И куда же?

— Я думал, он сгорел, — уставил на Лёна свои наивно-честные глаза Лембистор.

— Я тоже думал, — согласился Лён, — но бедняга угодил в один из огненных миров, конкретно — Унгалинг, а там ему попался один такой дракон, который согласился отдать Ксиндаре свое тело — так получился Лембистор.

Дивоярец испытывающе посмотрел на собеседника, и в его глазах не было улыбки.

— Я вспоминал Ксиндару, — глухо продолжил он, — Все два года после возвращения из Дерн-Хорасада я вспоминал его. Он был моим другом, и я думал, что он погиб.

— Я сожалею, — проронил Лембистор.

— Ты сожалеешь?! Ты, лживая тварь, ты сожалеешь?! — взорвался дивоярец. — Ты и есть Ксиндара! Тебя я оплакивал два года и не мог ни с кем поделиться своей болью! Я считал себя виновным в твоей гибели. И вот ты — Лембистор! — ты и есть Лавар Ксиндара! Как ты морочил меня, тварь! И ты ещё имел наглость сказать мне, что это Лавар Ксиндара рассказал тебе о Дерн-Хорасаде! Отвечай, скотина!!

Лембистор прикрыл глаза рукой и некоторое время так сидел. Потом неловко обмахнул пальцами лицо, как будто пытался сбросить невидимую паутину. Потом поднял глаза на кипящего гневом дивоярца, и во взгляде его не было смеха, но не было и страха.

— Да, Лавар Ксиндара это я, — глухо проронил он, — Да, я тогда считал тебя своим другом. Да, я помню всё это. И я молчал об этом. А кто бы мне поверил? Ты бы поверил? А знаешь, почему я сказал тебе тогда, в тот день, когда мы стояли перед входом в зону наваждения, куда ускакал Долбер, про огненный и страшный мир Унгалинг и про дракона, который дал мне свое тело? Знаешь?

Лембистор жёстко засмеялся.

— Потому что я знал, что ты однажды попадёшь туда! Я знал, что ты попадёшь в Дерн-Хорасад, что ты побываешь в Унгалинге, и что с вами — тобой и твоим странным другом — будет огненный дракон, который и стал впоследствии Лембистором. Ты дал мне это имя, Лён. Для тебя это будущее, а для меня уже прошлое.

Да, тот человек, которого он помнил, как Ксиндару, более не существует. Он прошёл слишком много испытаний и изменений, чтобы остаться прежним. Есть память, но личность уже совсем иная. Сколько лет он отбыл в огненном аду, где должен был погибнуть, если бы не магия защиты, которую в последний момент кинул ему Лён. Да, теперь понятно: тот несчастный, почти утративший дар речи и разум человек в пещере — он слышал разговор Лёна с Финистом, и тот называл своего спутника Румистэлем. Это страшное для Ксиндары имя, имя его врага. Вот почему этот несчастный, прошедший столько мытарств человек закричал, когда его старый враг вошёл в его убежище. А они-то думали, что бедняга настолько одичал от страданий и одиночества, что лишился рассудка.

На миг Лёну стало до боли жалко Лембистора, ведь это тот, кто по его милости прошёл такой ужасный путь. Тот, кто должен был давно сгинуть в далёком прошлом, а его перебросило через время и покидало по мирам. Как же он живуч, этот старый пройдоха.

— Кто запечатал тебя в камень? — закрыв глаза, спросил дивоярец.

— Румистэль. Ты же знаешь — я говорил тебе, — ответил Лембистор.

— То есть я?

— То есть ты.

— То есть я опять побываю в будущем?

— Выходит, так.

— Откуда взялся Румистэль? Что за имя?

— Понятия не имею, — отозвался доктор, дотягиваясь до шкафчика и вытаскивая бутылочку с настойкой и стаканчик. — Будешь?

— Нет. Не буду. Зачем ты наврал, что Ксиндара рассказал тебе про Дерн-Хорасад, когда ты сам и был там?

— Не знаю, — пожал плечами Лембистор, — Возможно, просто старался отбрехаться. Ведь на некоторые твои вопросы невозможно ответить.

— Что ты ещё утаил?

— У меня была долгая жизнь, — утомлённо покачал головой демон, — Откуда же я знаю, где и в чем мы с тобой пересеклись?

— За что я тебя заточил в камень?

— За то, что я пытался проникнуть в Дерн-Хорасад и выкрасть эльфийские кристаллы.

— И ты сумел пройти через заграждение?!

— Да, я сумел, — Лембистор оскалил в улыбке аккуратные имплантаты, оставшиеся от Павла Андреевича, — Ты же помнишь, я сам был магом.

Во всех ответах Лембистора всё было связано, и не было ни единого прокола, но Лён был твёрдо убеждён: враг снова обманул его, опять обвёл вокруг пальца. Страшно это было: понимать, что демону может быть известно что-то из будущего Лёна, потому что для Лембистора это прошлое. И сколько раз они встречались? Что ещё таится за этими непроницаемыми, хитренькими серыми глазками? Нет сомнения, демон ничего не выдаст сверх того, что считает нужным. Какой-то сложный план скрыт в этой маленькой плешивой голове. О, Дивояр, надо же, он — Лавар Ксиндара! Его красивый, мужественный и обаятельный друг, которого он считал погибшим! А он-то думал, что нет ничего хуже гибели друга. И вот, сидит живое подтверждение тому, что бывает нечто в сто раз хуже.

— Я думал, ты был моим другом, — горько проронил Лён.

— Я тоже так думал про тебя, — отозвался демон.

— Ты лгал мне.

— И ты обманывал меня.

— Я пытался спасти тебя.

— Я был тебе предан.

— Я не могу поверить, что ты — Лавар Ксиндара! — воскликнул Лён.

— А я могу представить, что ты — Румистэль, — прошептал Лембистор.

Он шёл в одиночестве по улицам Ворнсейнора. Сияр унёсся летать со своим собратьями в пасмурном весеннем небе. Лунные стаи поднимались выше облаков и носились там, в прозрачной холодной чистоте, ловя свет месяца и звёзд. Где-то там же, выше слоя облачности плыл и Дивояр, и след его отмечался свечением в середине неба — летающий город был виден на Селембрис отовсюду.

Весенняя сырость проникала сквозь плащ, и холод подбирался к телу. Нечего делать на улице в такой час, и дивоярец шёл ко дворцу королей Сильванджи. Хотелось выспаться и отдохнуть, а до тёплого дома в Дивояре не достать без Сияра. Были у него ещё свои комнаты во дворце Алая. Туда он и шёл, перескакивая через кучи мусора, неряшливо накиданные не только под окнами домов, но и прямо на тротуар и мостовую. Не было такого раньше в Ворнсейноре.

Стражники у ворот в королевский дворец покинули свой пост вопреки уставу. Нынче ни за чем особо не следили и потому небольшое нарушение порядка оставалось незамеченным. Во дворце идёт тихая пьянка — вся прислуга набралась, гвардия распоясалась, охрана исполняет свое дело спустя рукава, никому ни до чего нет дела. А Петеру и Гейнцу больше всех надо? Они должны торчать с алебардами под этим нескончаемым дождём возле ворот? Да плевать на всё, в будке теплее, и бутылка припрятана — для согреву помогает. Холодина паршивая такая, как будто не весна, а поздняя осень в самом разгаре.

— Ты чего видел? — спросил Гейнц, выглядывая из дверей будки.

— А что там? — лениво отозвался нетрезвый Петер.

— Шаги как будто. Кто-то подошёл к воротам.

— Как подошёл, так и ушёл. Закрыто всё, не принимаем, — невесело пошутил молодой напарник.

Старший и потому ответственный Гейнц всё же накинул плащ и вышел посмотреть.

Из тусклой полутьмы, скрывающей главную площадь Ворнсейнора, вышла тёмная фигура в плотном плаще и глубоко надвинутом на лицо капюшоне. Размеренным шагом, как будто глубоко задумавшись о чем своём, человек подошёл к решётке ворот.

"Ступай отсюда, — хотел крикнуть стражник, — всё закрыто".

Но человек, не сбавляя шага, каким-то непостижимым образом прошёл через решётку и продолжил свое неторопливое движение по плитам двора.

— Чародей вернулся, — прошептал Гейнц.

Во дворце царила странная обстановка. Откуда-то доносились взрывы нетрезвого хохота, тащило холодом и неприятными запахами. Мебель стояла не на своих местах, кое-где в плохо закрытые окна дул ветер.