И Мириам, пересилив желание иметь сына у своего сердца, сдалась, когда жрецы настойчиво предупредили:

— Его ждут!

Иисуса и в самом деле ждали. Глава центра был оповещен о том, что Мириам настояла на учебе не в Маориссе, а именно в Енгадди, что, в общем-то, польстило ему и всем Посвященным, однако, никакого исключения для намеченного Великими Посвященными на жертву ради искупления грехов человеческих, делать они не собирались. Впрочем, встретил Иисуса Глава тайного центра самолично, как бы подчеркивая этим важность происходящего события. И беседа его с кандидатом в Великие Посвященные была предельно откровенной.

— Тебя родительница твоя, святая женщина, как свят и твой отец, посвятила от зачатия твоего в назареи, но мы еще не знаем, благословил ли Господь тебя на подвижничество, светел ли будет для тебя путь в терниях. От Духа Святого родила тебя матерь твоя, но свят ли твой дух?

— Мама никогда не говорила о Духе Святом, — вставил слово Иисус. — Разве отец мой не отец мне?

Старейшина ордена, привыкший к смиренности и даже к робости всех желающих вступить в тайное их сообщество, удивленным взглядом всмотрелся в лицо Иисуса с еще большей пристальностью. Затем, все с той же размеренностью, принялся объяснять:

— Обо всем этом наставники твои рассказали бы тебе даже не после первого, годичного, испытательного срока, а лишь после второго — двухгодичного, но я смещу время. Поведаю, правда, очень кратко и поверхностно. Братство наше основал Самуил — назарей и пророк. А что есть это имя? Сам-у-ил — внутреннее сияние Бога. Мать Самуила, посвятив его в пророки, чувствовала себя как бы озаренной зачатой в ней новой жизнью, видела в ней сущность Самого Бога. Вот в этом весь смысл: отец Самуила Елкан, но по духу своему Самуил — подлинный Сын Божий. Более подробно учение о предсущеетвоватши души ты познаешь лишь тогда, когда выдержишь испытание. Сейчас добавлю лишь одно: женщина, посвященная в мистерии, как мать Самуила и как твоя матерь, взывали и взывают к Великому Творцу, к Внешней Душе, умоляя возлить в ее плоть такое дитя, чтобы в мире мог появиться пророк, который посвятит жизнь свою борьбе с грехопадением рода людского. Все. Я и так сказал больше того, что определено уставом нашим для бесед с новообретаемыми.

Оказав это, Глава ордена предполагал, что удовлетворил интерес отрока, но проницательный взгляд его уловил, что это далеко не так.

— Что еще тревожит тебя, Иисус? — спросил старейшина, снова нарушая принятый обряд встречи новообретаемого. — Ты в чем-то не уверен? Или ты не готов еще сделать первый шаг на трудном пути пророчества?

— Мама посвятила меня Господу, и я не вправе что-то менять. Я готов идти определенным судьбой путем, но я сомневаюсь, верны ли поступки Яхве и Моисея? А проповедовать то, что не приняло сердце, — обманывать себя и тех, к кому придешь с проповедью.

— В чем твои сомнения?

— Моисей, исполняя волю Яхве, решил обманом вывести Израиль из Египта, фараон же, усмотрев обман, не выполнил его лживой просьбы. Кто не прав: Моисей или фараон? Пусть — фараон. Тогда Яхве должен был наказать его одного или род его, а он казнил весь Египет. Казнил ни в чем не повинных людей. Яхве добился своего лишь, когда пострадал сам фараон. А дальше что? Зачем он наставил Моисея, чтобы израильтяне обманом обобрали египтян? Ближних своих. И зачем Моисей посек три тысячи своих соплеменников лишь за то, что отлили они золотого тельца, но брата своего, потакателя отступничеству, пальцем не тронул? Более того, по воле Яхве Аарон был поставлен первосвященником. Самого же Моисея Яхве покарал, предназначив ему до смерти не приближаться к Земле обетованной. По чести ли такое? По справедливости ли?

— Много плевел в твоей голове, Иисус. И кощунственных мыслей. Но все это от незнания твоего. Поступки Господа нашего продиктованы Великим Разумом, высокими интересами народа нашего. Моисей же — великий реформатор и Великий Посвященный. Ты поймешь это в долгой учебе и в долгих раздумьях. А чтобы ты без сомнений вступил на путь Посвящения в нашем тайном центре, я поясню тебе смысл деяний ессеев, главную цель нашего учения. Тоже очень коротко, об остальном, если пожелаешь и если мы увидим простертую над тобой длань Господню, тогда узнаешь подробно. Матерь твоя, должно быть, рассказывала тебе, что название нашего общества говорит само за себя — врачеватели. Терапевты. Мы продолжаем дело Самуила, но сегодня мы не боремся с деспотизмом правителей, с ревнивой завистью нечистоплотного раболепного священства, мы врачуем людей от их физических, но более от духовных недугов. Мы служим Господу с великим благочестием, не внешними пышностями жертвоприношений и иной мирской суеты, а очищением своего собственного духа. Мы бежим из городов и занимаемся мирными искусствами. Среди нас нет воинов, носящих оружие. Мы все свободны и работаем так: не только для себя, но и для других. Если подобное тебе близко по духу твоему, мы готовы принять тебя в нашу семью.

— Да.

— Тогда благословляю тебя на испытание.

— Первый год пролетел стремительно. Все ново. Все интересно. Хотя Иисуса знакомили только с азами того, что предстояло ему узнать на более высоких ступенях пути к Посвящению: науку всемирных принципов, или теологию (теперь ее называют логикой); космогонию, по-нынешнему — физику; мораль, то есть все, что относится к поведению человека, — раздел, которому ессеи уделили особенное внимание, ибо они — терапевты. В это посвятили Иисуса Посвященные на совете старейшин, когда решили допустить его до омовения и перевести на второй испытательный срок — двухгодичный. Ему выдали льняные одежды, и с того времени он каждое утро на восходе солнца, свершив омовение, молился вместе со всеми членами тайного братства. Трапезовал же пока отдельно от них.

Еще два года полуизоляции, усердной учебы, и вновь совет старейшин. Глава тайного центра возглашает:

— Ты достоин пока что на три стадии Посвящения. Так решили все твои наставники. Мы хотим слышать от тебя твое твердое слово, что ты неукоснительно станешь соблюдать устав наш и обет молчания — сохранение в полной тайне участие в мистериях. Готов ли ты не иметь личного имущества, а пользоваться общим, с уважением относиться к решениям попечителей этого имущества, и, наконец, готов ли ты дать обет безбрачия?

— Клянусь.

— Ты еще не сведущ в том, что мы противники клятв, для нас, ессеев, святее клятвы честное слово.

— Даю честное слово.

— Принимается. Ты допускаешься к общей трапезе. Впереди тебя ждут три степени Посвящения. Многогодичные. Но прежде чем засядешь за учебу, посети Иерусалим с его Великим Храмом. Посети и Силоамский источник. Так решили Посвященные старейшины, и я одобрил это решение. Поездка такая, уверен, пойдет тебе на пользу и раскроет глаза на твою цель пророчества.

Первый раз вот так открыто, более того, вполне определенно услышал он о своей будущей судьбе. Мама говорила ему об этом и прежде, но всегда добавляла: «Если благословит Господь». Выходит — благословил. Великий Посвященный не станет же пустословить. Иисус обрадовался услышанному, даже загордился, наполнившись уважением к себе, но в то же время встревожился: посильна ли ноша?! Впрочем, вскоре он успокоил себя:

«Посильна, если к ней стремиться не только разумом, но и сердцем. И душой тоже. Нет ничего неодолимого».

Этот постулат стал для него как бы путеводной звездой, поэтому во время посещения Священного города он старался быть не созерцателем, а вдумчивым наблюдателем. Он, еще до того как отправиться в путь, попросил наставника, который должен был но сопровождать, поведать историю Иерусалима.

— Город этот — гордость израильтян. На его долю достались великие радости и великие страдания. Могилы на земле его множатся и по сей день. Но важно другое: чем больше увеличивается число могил, тем быстрее растет надежда на освобождение. Иерусалим — надежда Израиля. Он для нас все. Вот это восприми сердцем и разумом, тогда услышишь ты, о чем я тебе стану рассказывать в пути, и увидишь то, что увидишь.