Что за чертовщина! — подумал шериф, пытаясь получше рассмотреть происходящее. Он вплотную приблизил лицо к стеклу и ничего не мог понять. Какие то животные, похожие на коров, шли рядом. Их дрожащие тени медленно проплывали мимо.

— Вы хотели меня видеть? — приятный голос вывел его из раздумий.

Повернувшись, он увидел Франсуазу Бриджеман.

Он встретил ее с преувеличенным спокойствием, заранее готовый к слезам, по крайней мере к дрожащему голосу. Но Франсуаза хорошо владела собой.

— Да, — сказала женщина, — я совсем недавно узнала, что он застраховал свою жизнь и, в случае его смерти, деньги стали бы моими. Его мучали плохие предчувствия, и он хотел привести в порядок дела и расплатиться с долгами. Но я ничего не желала знать об этом. Он мне говорил, что застраховался на двадцать тысяч.

— Для чего он это сделал, Франсуаза?

— Он сказал, что это лишь маленькая часть того, что он хотел бы сделать для меня.

— У него были враги?

— Не знаю, ни о ком он никогда мне не говорил. У него было много друзей.

— Так. Я понимаю, что вы хотите сказать! Иногда друзья бывают хуже, чем враги?

Франсуаза ничего не ответила на это. Шериф Хаскелл продолжал:

— Вы знаете о каких-нибудь его выигрышах? Кстати, здесь есть коровы?

— Я не знаю, Джейс никогда не говорил мне о коровах, — сказала женщина с удивлением. — Нет, наверное. Помню, что однажды, когда мы ужинали, он принес холодное молоко. Оно здесь всегда есть в молочной. Поэтому мы не держим коров. Почему вы о них спрашиваете?

— Да просто так, к слову, — отрезал шериф.

— Вы что-то не договариваете, — заметила Франсуаза. — Мне не дали посмотреть на тело, но слуга сказал, что лицо Коннерли изуродовано. Как изуродовано? Вы должны мне рассказать о случившемся.

— Я могу это сделать только после того, как будет сделано заключение. А пока идите отдыхайте и позовите, пожалуйста, сюда метрдотеля Легрелла..

Шериф проводил взглядом Франсуазу, когда та проследовала из комнаты. Красивая женщина. Джейс был без ума от нее и его вполне можно понять.

Итак, все говорит о том, что Джейс Коннерли был убит из-за денег, которые имел с собой. Деньги пропали, это да, но тот, кто изуродовал ему лицо, не был обыкновенным грабителем; это был не просто удар, а садистские действия. Иногда из-за ревности делают такие вещи. Возможно, здесь два различных мотива, подумал Хаскелл, преступление совершено из-за страсти, а потом уже, когда Коннерли оказался на земле, убийца обыскал его карманы. Но, может быть, хищное животное спряталось недалеко в лесу? Если принять такой вариант? Что это был за дьявол?

Арди Легрелл появился в комнате.

— Я вам нужен? Если вы намерены спрашивать меня долго, то это бесполезно. Я не могу добавить ни одного слова, кроме того, что уже рассказал, — выпалил он.

— Вы можете не отвечать, да мне это не так уж важно, — сказал Хаскелл. — Я только хочу знать, какие отношения у вас с Франсуазой?

— Отношения между мной и Франсуазой? — переспросил Легрелл. — Я что-то не понимаю.

— Вы отлично меня понимаете. Вы не числитесь среди ее многочисленных поклонников. Разве вы в ней не заинтересованы? Почему вы порвали с ней?

— Я не порывал с ней. Мне она всерьез нравилась. Она очень обаятельная женщина, мы с ней несколько раз встречались, но на этом все и кончилось. Между нами, ничего нет.

— Что вы почувствовали, когда мистер Коннерли стал ухаживать за ней?

— Ничего я не почувствовал, — сказал Легрелл. — Почему я должен что-то почувствовать, хорошее или плохое, если, меня это не касается? Я просто ничего не замечал.

— Не увидели ли вы в нем соперника? Метрдотель издал выразительный возглас, чтобы под-черкнуть всю бессмысленность вопроса, и продолжил:

— Послушайте, шериф, вам очень хочется сделать из меня Отелло? Она говорила вам, что я ревную?

— Я задал вопрос, вы на него не ответили, — сказал шериф. — Пока все. Можете идти.

Арди Легрелл поспешно удалился. Тут же вошел Эван Табор.

— Видишь, Эд, — начал фабрикант. — Все очень сложно и запутано. Я так взволнован, что ничего не могу решить, мне все кажется нереальным. Не знаю даже, для чего я пришел! Что я еще могу сказать об этой кошмарной ночи?

— Я ожидал, что дело окажется темным, — сказал Хаскелл, — но сейчас мне уже так не кажется. Теперь, что касается той расписки, в которой сказано, что ваша фабрика переходит к Коннерли. Эван, где эта расписка?

Лицо фабриканта побледнело.

— Я не знаю! — в отчаяньи воскликнул он. — Вы хорошо искали в его карманах? Ее там нет?

— Да, ее там нет, — сказал шериф. — Мы не нашли ее ни там, ни в другом месте. Я думаю, что вы можете что-нибудь добавить по этому поводу.

— Что-нибудь добавить? Я ничего не знаю, кроме того, что вы мне сейчас сказали. Откуда я могу о чем-то знать? Вам же известно, что я весь вечер просидел с вами за столом, а потом поехал домой и находился там до тех пор, пока вы меня не вызвали.

Табор тяжело перевел дыхание.

— Эван, — сказал Хаскелл, — я знаком с вами достаточно давно и всегда считал вас порядочным человеком. Мы оба знаем об этом. Но произошло непредвиденное, и что касается вас, я хочу, чтобы вы говорили мне только правду. Я уже объяснил вам очень многое и хочу знать, в чем же я ошибся. Поэтому я и позвал вас, несмотря на то, что знаю, где вы были вчерашней ночью. Но вы не находились всю ночь за карточным столом. Вы два раза вставали, и никто не знает, куда вы уходили. Двое свидетелей утверждают, что во второй раз вы отсутствовали довольно долго и в течение этого времени вы могли убить Коннерли. В кармане у Джейса была ваша расписка, это официальный документ, независимо от суммы вашего долга в этой игре; и его мы никак не можем разыскать. Ваш автомобиль находился поблизости от места, где убили Коннерли. Вы имели возможность забрать свою расписку. С другой стороны, мы знаем, что оттуда выехал автомобиль и полицейская машина последовала за ним, потому что у него были погашены фары. Но полиция не стала преследовать машину, так как водитель в конце концов включил фары через четверть мили на шоссе. Однако полицейские находились совсем близко от машины, достаточно близко, чтобы запомнить ее номер. И это была ваша машина, Эван, и в ней находились вы. Д сейчас, когда вы приехали сюда, в этой матине на спидометре обнаружена кровь. Таким образом, нам многое известно. Ну, что вы мне на это скажете?

Голова Эвана Табора запрокинулась, глаза закатились, он потерял сознание и, как тряпка, соскользнул на пол, широко открыв рот...

Шериф сжал губы, направился к двери и сказал слуге:

— Помогите этому человеку. У него обморок. Завтра мы продолжим с ним разговор. Если я кому-нибудь понадоблюсь, посылайте в дом Коннерли.

Шериф Хаскелл прошел мимо полицейских с ручными фонариками, которые разбрелись среди автомашин, но не стал вмешиваться. Это были агенты сыскной бригады со своими приборами и своими научными методами. Наверху холма он увидел темный, дом Коннерли, в его окнах не горел свет, за исключением нижнего этажа.

Надо разведать, как и что, решил он. Если перелезть через ограду, не пройдет и двух минут, как ты уже там. Но лучше сделать круг. Намного удобнее подъехать на машине к главному входу. Не стоит и наискось через площадку: это привлечет внимание людей в доме. Решено — поеду в машине по шоссе.

По правде говоря, шериф не считал, что какое-то мистическое животное, тень которого он наблюдал тогда ночью, могло так изуродовать лицо человека.

Задумчивый и усталый, он сел в серую машину с надписью «Полиция» на дверце, что ожидала его у входа в здание, и поехал по шоссе. Медленно он доехал до дома Коннерли. У подножия лестницы горел свет.

Он не успел дотянуться до звонка, как его осветили два фонарика на двери. Хаскелл подождал на пороге, прежде чем вышел темноволосый молодой человек, одетый в серую шерстяную рубашку.

— Вы, должно быть, Джон, сын Джейса. Я видел ваш портрет на страницах спортивных газет.