Конечно, вывесить знамена на надвратной башне, прибив их байонетами прямо через ткань к расшатавшейся кладке стены, было чистой бравадой. Шарпу пришло в голову, что они с Харпером спасли эти знамена от запальчивой глупости сэра Огастеса. Он попытался найти взглядом то место, где пал Фартингдейл, но там все еще клубился дым. Он выругался и резко присел: по камням чиркнула долетевшая из долины пуля – должно быть, кто-то решил, что знамена захвачены, и теперь враг хвастает ими.

– Сэр? – Харпер указывал на север, на монастырь: прибыли ракетные части. Бой за восточную стену дал им возможность пройти через перевал и по дороге под северной стеной замка незамеченными. Фургоны остановились возле монастыря, а сами ракетчики с любопытством наблюдали за сумбуром, последовавшим за провалом атаки.

Кто командует там, внизу? Жив ли сэр Огастес? Шарп был уверен, что Кинни погиб или, во всяком случае, тяжело ранен, – так кто же отдает приказы ротам, пережившим взрыв? На башне становилось смертельно неуютно: пули так и свистели вокруг, причем с обеих сторон: из цитадели и из долины. Шарп сел и вытянул ноги. Рядом Харпер в очередной раз перезаряжал семиствольное ружье.

– Подождем.

Все равно отсюда ничего стоящего не сделаешь. Шарп и так собрал выживших в хаосе фузилеров, спас знамена, можно теперь посидеть здесь и подождать, пока замок падет. Жаль только, позавтракать не удалось.

Шарп поднял знамена как символ победы, но для фузилеров они оказались знаком поражения. Они не видели, что вершину башни удерживают стрелки, – видели только знамена, их гордость, распятую на стене вражеской крепости. Люди так не бьются за своего короля и свою страну, как бьются за квадратные куски шелка, украшенные бахромой. Фузилеры, восстановившие порядок в своих рядах, увидели знамена, и теперь ни одна сила на земле не смогла бы удержать их от попытки вернуть эти знамена себе. Шесть рот взрыв не затронул, две пострадали не сильно. Теперь они развернулись и атаковали, а впереди Фредриксон вел стрелков.

Никто не заметил, что пушки дозорной башни замолчали: боем больше никто не управлял, людей вела вперед ярость.

Пули над площадкой стали летать пореже, и Шарп рискнул высунуть голову. Он увидел огромную толпу, подобно приливной волне движущуюся из долины на штурм замка.

– Мушкеты! – воскликнул он, указывая на оружие полудюжины пленных, все еще валяющееся на каменных плитах. Харпер подгреб мушкеты к себе, выбрал четыре заряженных и поднял бровь, вопросительно глядя на Шарпа. – Пушка!

Только орудие на восточной стене, у самой цитадели, могло помешать атаке. Для мушкета далековато, но пули, свистящие рядом с канонирами, как минимум, отобьют у тех охоту высовываться. Шарп поднял незнакомый французский мушкет, чувствуя, насколько неудобно это оружие, и прицелился через гребень стены. Сквозь амбразуру он видел пушкарей: один держал в руке уже зажженный пальник, который подожжет запальную трубку и отправит в полет заряд картечи. Шарп прицелился чуть выше головы и спустил курок. Приклад больно ударил в плечо, дым застил глаза, а из соседней амбразуры уже громыхал мушкет Харпера. Шарп взял следующий мушкет, взвел курок и подождал, пока дым первого выстрела чуть рассеется. Черт бы побрал этот штиль!

Пушкари, присев, в ужасе оглядывались, пытаясь понять, откуда стреляют. Шарп ухмыльнулся и прицелился чуть ниже. Кремень, щелкнув по стали, высек искру, порох вспыхнул, опалив щеку, и дым снова закрыл собой все. Потом из руин послышались радостные крики, а со двора – тревожные. Шарп и Харпер поднялись, чтобы посмотреть на разворачивающийся спектакль сверху.

Против второй атаки у Пот-о-Фе оружия не нашлось. Он возлагал все надежды на разрушительную силу мины, помноженную на отчаяние своих людей, но теперь его защита пала. Шарп удовлетворенно заметил, что пушкари, бросив так и не выстрелившую пушку, удрали под защиту цитадели, а за ними – и сброд, еще остававшийся во дворе. Через руины восточной стены перехлестывал поток красных мундиров, возглавляемый шеренгой стрелков в зеленом, и у фузилеров не было настроения проявлять милосердие. Раз за разом взлетали в воздух и опускались тонкие семнадцатидюймовые байонеты, покрасневшие от крови, а люди Пот-о-Фе из последних сил пытались удержать единственную дверь под аркой, ведущей в цитадель.

Пропел горн, задержавшись на сдвоенной ноте в середине сигнала, и солдаты пошли в атаку. Стрелки Фредриксона своими длинными штыками оттеснили остатки дезертиров к конюшням у западной стены. С боевым кличем на устах они перепрыгивали через низкую стену поперек двора. Враг бежал.

Байонеты не так часто пускают в ход на поле боя – и уж совсем редко для того, чтобы убивать. Сила этого оружия – в страхе, который оно вызывает. Шарп был свидетелем дюжины удачных атак, в которых байонеты даже не касались врага: враг скорее отступит при виде заточенной стали. Но здесь, в пределах замкового двора, стрелки и фузилеры загнали врага в ловушку, ему некуда было деться. Они убивали, как были обучены, и понадобилось время, чтобы понять, что кто-то из дезертиров сдается. Тогда разоруженных пленников пришлось уже охранять от ярости тех, кто никак не мог прекратить охоту с окровавленным байонетом в руках.

Шарп заметил Фредриксона, снявшего свою повязку и вставные зубы: тот посылал отряд на расположенную возле конюшен лестницу, ведущую на западную стену. Замок был готов пасть.

– Пойдем-ка вниз.

На площадку надвратной башни поднялись еще два фузилера, Шарп оставил их стеречь пленных. Они с Харпером простучали каблуками по лестнице, теперь уже вполне обычной, освободившейся от застилавшего ее удушливого страха, и спустились в зал, где стонали раненые. Сержант обеспокоенно поднял голову:

– Как там наши парни, сэр?

– Порядок. Предупреди тех, кто на лестнице, что мы здесь. Они ведь знают, как тебя зовут?

– Конечно, сэр.

Шарп открыл дверь, ведущую на северную стену. Там никого не было. Дальний конец стрелковых ступеней[87] уходил в туннель, проходивший через северо-западную башню, а затем поворачивавший налево, к западной стене. Внезапно в проеме появился человек. Он тут же упал на одно колено и вскинул винтовку. Шарп вышел на свет:

– Не стреляй!

Томас Тейлор, американец, опустил винтовку, улыбнулся, поняв, что напугал Шарпа, и крикнул что-то через плечо. Появился Фредриксон с саблей в руке, на его лице отразилось сначала удивление, потом радость. Он подбежал к Шарпу:

– Так это вы были на верху башни?

– Точно.

– Боже! А мы-то думали, там враги! Господи! Я считал, что вас убили, сэр!

Шарп поглядел во двор, где люди Пот-о-Фе отчаянно обороняли вход в цитадель. Повсюду царил хаос, кое-где фузилеры уже обыскивали пленных, радостно крича при виде добычи.

– Кто командует?

– Будь я проклят, если знаю, сэр.

– Где Фартингдейл?

– Я его не видел.

Шарп представил, что будет, если фузилеры доберутся до выпивки, которой в цитадели Пот-о-Фе, разумеется, хватало. Он отдал приказ Фредриксону, потом капитану Кроссу, чьи стрелки как раз выстроились вдоль восточной стены, и повернулся к Харперу:

– Глядишь, мы так найдем и то чертово золото, что привезли в прошлый раз.

– Боже! А я-то про него и позабыл! – ухмыльнулся сержант. – После вас, сэр.

Сопротивление у дверей, ведущих в цитадель со стены, уже было подавлено. Стрелки вошли внутрь и рассыпались по этажам. Пленных вытаскивали из укрытий и пинками сгоняли вниз по витой лестнице. Шарп слышал вопли женщин и плач перепуганных детей. Он перевел взгляд на полуобрушившуюся бойницу в южной части цитадели и выругался.

– Сэр?

– Взгляни.

Это была его ошибка. Один из стрелковых патрулей утром обнаружил, что из цитадели есть выход прямо к холмам. Шарп не мог его видеть, но догадался, что в этом месте часть стены рухнула, образовав накат, и теперь ускользнувшие остатки банды Пот-о-Фе продирались через заросли терновника к вершине холма. Их было множество – мужчин, женщин, детей. Шарп снова выругался. Это его ошибка: нужно было проверить южную стену.