— Ну как, Пиратыч, жив? — спросил меня Витя и погладил по голове.

Тётя Груша принесла синюю миску с тёплым молоком и поставила её рядом со мной.

— Пей, дурень усатый, — сказала она.

А Мама-Маша взяла меня на руки и стала ходить со мной взад-вперёд, как с Костей, когда он капризничает и не засыпает. Потом она положила меня в ногах Витиной кровати и пощупала мой нос.

— Знаешь, Витенька, нос горячий. Не заболел бы… Ты посиди с ним, пока он не просохнет.

Витя обнял меня вместе с одеялом и прижал к себе.

Какие они хорошие, добрые люди!

Потрясение

10 июня. Вчера я увидел собаку, которая сидит на цепи. Она сама сказала мне, что это на всю жизнь. Несчастная!

Я потрясён! Должен прервать свои записки. Пойду полежу в кустах один.

Почётное задание

17 июня. У меня был замечательный день. Я лежал, развалясь в траве, и с удовольствием слушал, как весело бурчит в моем животе обед из четырех блюд. Вдруг Мама-Маша подвезла ко мне коляску, в которой спал Костя.

— Что ты собираешься делать? — спросила она меня. — Хочешь, я дам тебе работу?

Если честно — я не хотел. Но для мамы Маши я готов бегать даже с набитым пузом. Поэтому я вскочил и сделал заинтересованную морду.

— Ну вот, какой ты любезный! — сказала она. — Так слушай. Я сейчас уйду, а ты сиди здесь, стереги Костю. Никого к нему не подпускай. Понял? Лаять тоже не надо — ты его разбудишь. Понял?

Я заглянул в коляску, посмотрел на маму Машу и три раза многозначительно отбросил землю задними ногами назад и вбок.

— Молодец!

Мама-Маша погладила меня и ушла. А я сел, уставился на коляску: пусть сюда придёт хоть носорог — я на него брошусь.

Носорог не пришёл, но скоро из травы выполз жирный зелёный кузнечик. На всякий случай я его съел.

Потом появились три муравья. Они тащили дохлую муху. Я на них фыркнул, и они разбежались.

Едва я расправился с муравьями, как надо мной загудел шмель и начал снижаться кругами. «Давить или глотать?» — промелькнуло у меня в голове. Но тут он снизился, залез в колокольчик и замолчал, свесив наружу полосатый зад.

Я заглянул в коляску. Там было все в порядке. Этот маленький человек все время спит или ест. Тётя Груша говорит про него: «Золотой ребёнок». Не знаю. Даже я не смог бы есть так часто, спать так много и сосать пустышку, в которой ничего нет.

Ну вот! Ещё одно ценное наблюдение: когда работаешь, нельзя думать! Я и не заметил, как на дерево села птица. Прямо над коляской. И сразу испортила нам одеяло.

До чего же противные животные населяют наш сад! Не успел оглянуться — явилась лягушка. Села, выпучилась. На морде — никакой мысли.

Я не стал наблюдать за бесполезной тварью, я весь переключился на комара. Вот будет крик, если он вопьётся в нашего золотого ребёнка. Я подпрыгнул и — не допрыгнул. Ещё подпрыгнул и… чуть не наступил на огромного страшного червяка. Он все время двигался как-то странно: то хвост приставит к голове, то голову к хвосту. А вдруг он ядовитый? «Съесть или раздавить?». Я совсем растерялся.

Вдруг — хлоп! — лягушка слопала комара.

— Чвир-вик, — сказала птица и склюнула червяка.

— Ну, как дела? — это вернулась Мама-Маша.

Как я прыгал, вертелся, катался!

— Ну, ну, хватит, милый! Я вижу, ты отлично и честно работал! — приговаривала Мама-Маша.

Вечером я больше не лаял на лягушке, когда они кричали в траве. Я очень обрадовался, когда Мама-Маша категорически запретила Вите кидать в них шишками.

Ночью, засыпая, я вдруг подумал: а что, если все животные бывают для чего-нибудь, а не просто так? А я? Для чего я? Я для чего?

Завидую

18 июня. И зачем это мне понадобилось думать?! Жил себе и жил, был счастливый пёс, любил поесть, побегать, полаять. А теперь сижу и презираю себя.

Для чего я? «Чтобы путаться у всех под ногами?» — как сказала вчера тётя Груша.

Даже лягушки не только орут в пруду — едят комаров. А здешний кот Фома? Тётя Груша говорит, что без него мыши её совсем бы съели. А ведь весит она не меньше ста килограммов.

Но никто не идёт ни в какое сравнение с коровой Фросей. Раньше я понятия не имел, откуда добывают молоко. Здесь увидел впервые. Стоял истуканом, пока тётя Груша не надоила целое ведро. Потом я обежал корову Фросю три раза. Она прекрасно устроена: спереди рога, сзади тоже не очень-то подойдёшь — копыта, хвостом, я сам видел, наповал убивает слепней. Но главное не это. Из Фросиного молока тётя Груша делает масло, сметану, вареники. Кроме того, мы пьём его просто так — парное и холодное.

Тётя Груша говорит, что второй такой коровы не сыскать во всем свете. Я с ней вполне согласен. Я очень завидую Фросе. Если бы ещё она умела прыгать и лаять, я бы не возражал какое-то время побыть коровой.

Неплохо было бы ещё временно сделаться птицей, жить в гнезде высоко на дереве и на лету хватать мошек.

Ищу сам себя

19 июня. Вчера поговорил на эту тему со своим соседом Микки. Это совсем маленькая собачка, с голым пузом и выпученными глазками. В холодную погоду носит красное одеяльце с четырьмя дырками, в которые просовывает свои тонюсенькие ножки.

Я спросил его, что он делает. Он ответил:

— Ем.

— А ещё?

— Сплю.

— А ещё?

— Гуляю в саду.

— А ещё?

— Сижу у хозяйки на коленях.

— Ну а какой от тебя толк? — потерял я терпение.

Он подумал, подумал и сказал:

— По-моему, никакого…

Я, было, ухмыльнулся, но тут опомнился. Сам-то тоже хорош… дачник.

Нет, надо что-то срочно предпринять.

Надо будет сбегать к собаке, которая сидит на цепи. Посоветоваться. Мне кажется, что она должна кое-что понимать в жизни.

Тёзка

21 июня. Я не только потрясён, я подавлен. Я был у неё. Спросил, что она делает.

— Кидаюсь и лаю на всех, кто приходит в сад или лезет через забор.

— А зачем?

— Сторожу дом, яблоки и клубнику.

— Весь день?

— И день, и ночь.

— А когда дождь, снег?

— Мокну, мёрзну и лаю ещё сильней.

— И… тебе… нравится эта специальность?

Пёс долго чесал задней лапой свои худые ребра, наконец ответил:

— Собаке не приходится выбирать, чем заработать свой кусок…

— Мяса? — спросил я.

— Хо! — хмыкнул пёс. — Нам и кости-то не каждый раз перепадают. В моем брюхе всегда есть свободное место. Это уж я могу сказать точно.

— Разве хозяин тебя не любит? — удивился я.

— Ну почему… — задумчиво ответил пёс. — На свой лад, наверное, любит. Хотя иной раз и огреет хворостиной…

— Чем, чем? — оторопел я.

— Ты что, с луны свалился? Или ты не знаешь, чем люди удлиняют себе руку, когда надо ударить собаку?!

Я не знал. Даже по телевизору никогда такого не видел.

— А ещё бывает, — продолжал пёс, — запустят в тебя камнем или поддадут ногой под живот.

Я зажмурился от ужаса и еле прошептал:

— За что это?.. За что?..

— А просто так, — ответил он. — По ходу жизни.

Я долго стоял молча, потом, наконец, спросил:

— А как тебя зовут, братец?

— Пират, — ответил он басом.

Я так и сел на свой укороченный хвост! Подумать только! Тоже Пират, а какая разница в судьбе!

Мы попрощались, и я побрёл домой совершенно убитый. Специальность собаки на цепи уморила бы меня насмерть в самый короткий срок.

Мой охотничий трофей

25 июня. Решил стать охотничьей собакой. Ночью сделал свой первый опыт — поймал мышь. И чуть было не поймал другую, но меня завалило дровами.

К счастью, все тотчас же проснулись и меня раскопали.

— Фли-бу-стьер! — с выражением, словно стихи, произнёс Пал Палы. — Если ещё хоть раз подымешь ночью эдакий адский шум, я буду тебя привязывать.

Мама-Маша и Витя сидели на корточках возле моего охотничьего трофея и удивлялись.