– Хм, согласен, – Хромов встретил взгляд Краснова. – Вы про морских стрелков забыли. Думаю, они пригодятся для обеспечения высадки.

– Плюс к этому нам всё же понадобится воздушное прикрытие. Не знаю как к этому отнесутся в штабе второй воздушной армии, но одна истребительная эскадрилья должна быть нацелена исключительно на прикрытие речного отряда.

– Да как отнесутся… поворчат, поматерят втихомолку. И всё. Я им намекну, что рассматриваю вопрос привлечения к операции целого полка.

– Возможно, что и полк подключать придётся, если велгонцы решат во что бы то ни стало разбомбить отряд.

– Если дойдёт до этого, то и моряки на летунов насядут, – Хромов улыбнулся и, подводя черту, сказал: – План операции жду от вас завтра к двадцати нолю. Обсудим и согласуем детали. А я, Пётр Викторович, для консультации завтра с утра отправлю к вам пару специалистов из наших флотских.

Вежецкий фронт, 22 октября 153 г. э.с.

Дорогу запрудили бесконечные вереницы пехоты. Длинные батальонные колонны направлялись на север. Иногда по центру дороги проносились грузовики и штабные легковушки, плотная солдатская масса их движению не мешала, подразделения шли ближе к обочинам, оставляя свободной середину проезжей части. В небе то и дело проносились барражирующие звенья истребителей, готовых прикрыть пехоту при появлении велгонской авиации. Этой же цели служили и оборудованные через каждые полкилометра позиции спаренных зенитных пулемётов и 20-мм скорострельных пушек. Видя такое прикрытие, солдаты топали навеселе, но всё же в большинстве своём с опаской поглядывали в хмурое осеннее небо. Фронт – близко, канонада тяжёлой артиллерии звучала беспрерывно, а раз слышны гаубицы, то и штурмовики или лёгкие бомбёры могут нагрянуть. На войне так бывало не раз: в обманчиво безопасном небе вдруг появлялись велгонские самолёты и начинали охоту на марширующие колонны. И тогда приходилось рассыпаться по полю, чтобы ощетиниться в небо стволами и попытаться плотным стрелковым огнём сорвать налету хоть одного крылатого врага.

Масканин дремал на борту "Тунны" – старенького шеститонного армейского грузовика, заслуженно считавшегося фронтовым трудягой. От ветра защищал брезентовый тент и если б не ящики, погуливающие от тряски и мешающие раздольно расположить ноги, поездку можно было бы назвать удобной. Снаружи довольно свежо – ночью землю сковали первые заморозки, а под самое утро поля покрыла пороша. На этой широте осень всегда была недолгой, уступающей права зиме в первых числах ноября. Не будь тента, пассажиры давно бы задубели от встречных потоков промозглого воздуха. А так – брезентовая защита и убаюкивающая тряска под мерное тарахтение двигателя способствовали сну, которому бойцы, естественно, не противились. На фронте возможность поспать – дело первостатейное, ведь никогда заранее не знаешь, когда ещё покемарить придётся. Правда, подрыхнуть повезло не всем, у заднего борта за окружающей обстановкой следил ефрейтор Оковитый, словно в подтверждение фамилии назначенный дежурить до конца поездки.

Боевая группа Масканина была сколочена три дня назад. Всего шесть человек. И все считались "охотниками". Именно что считались, полноценным "охотником" в подразделении был только его командир. Однако остальные вовсе не салаги, и повоевать успели и даже в качестве этих самых "охотников" побывать. Бойцов в группу подобрали что надо, но до уровня Масканина не дотягивал никто. Возможно, что пока никто. Все – выпускники "Зори-22", "23" и "25", сумевшие выжить в боестолкновениях со "стирателями" и значительно повысить личный уровень специфических навыков.

Тридцатишестилетний прапорщик Буткевич, ещё полгода назад бывший в числе лучших унтеров в своём полку, два последних года воевал фельдфебелем роты. Буткевич застал войну с самого начала, за четыре года получил два Егория и Крест Славы, а весной его приказом отправили на ускоренные офицерские курсы, с которых он вернулся в часть прапорщиком. Но в родном полку он пробыл недолго, в начале августа после страшного боя в болотах его взял на заметку новый особист и отправил донесение начальству, которое вскоре переадресовало его "конкурентам" – Главразведупру. В итоге Буткевич попал в учебный лагерь ГРУ, где его зачислили в "Зарю-25". Вахмистр Докучаев недавно справил тридцатилетие. На фронте он со второго года войны, призвался в 9-й драгунский полк, в котором служил срочную. Стремительно дорос до вахмистра, воюя в полковой разведке. Потом, как водится, его особые таланты были подмечены и Докучаева отрядили на учёбу в "Зарю-22". Остальные трое – молодёжь, девятнадцати-двадцатилетние парни, повоевавшие по шесть-семь месяцев рядовыми в разных стрелковых дивизиях. Все трое учились в "Заре-23", выпустились ефрейторами и с той поры имели на своём счету по три успешные операции по захвату "стирателей". В общем-то, везунчики. Из их выпуска – тридцати двух бойцов в живых на сегодняшний день оставалось девять.

Поворот на Сеченовку Масканин благополучно проспал и потому, когда машину сильно тряхнуло на рытвине, слегка удивился пустой дороге. Не прошло и двадцати минут как грузовик подъехал к селу – пункту назначения группы.

Что или кто расположился в Сеченовке Масканин не знал, но предполагал, что село занято какой-нибудь тыловой частью и выбрано как пункт сбора всех групп.

Водитель – хмурый пятидесятилетний дядька с обветренным лицом, по всем признакам служил в управлении не первый год, а может и не первую войну. Та лёгкость, с которой он двигался в его возрасте, вкупе с "интересным набором" – наградным "Сичкарём" и явно не серийным автоматом "Ворчун" с четырёхкратной оптикой, никак не позволяли отнести его в разряд простых шоферов. Мало того, Масканину перед поездкой запретили задавать ему вопросы. Не бытовые, естественно, но тем не менее запрет выглядел просто дико. Водитель подогнал машину к шлагбауму и вылез из кабины, протягивая унтеру полевой жандармерии документы. Бумаги унтер проверял не торопясь и наконец махнул солдату рукой, мол, полезай обратно, а сам обошёл тент и вежливой интонацией предложил пассажирам:

– Попрошу всех на выход. По одному. Проверка документов.

Первым выбрался ефрейтор Оковитый, оставив вещь-мешок в кузове. Жандарм дотошно проверил его документы и жестом показал отойти в сторону.

– К будке дежурного пройдите, ефрейтор, – добавил он через пару секунд.

Следующим подвергся проверке вахмистр Докучаев, затем ефрейторы Петриченко и Рябинкин. И все были отправлены к будке. Когда шла проверка Буткевича, Масканин успел заскучать. Раздражения или злости на жандарма за затянувшуюся проверку он не ощущал, унтер делал своё дело и в случае чего стал бы первой мишенью диверсантов.

– Теперь вы, господин штабс-капитан. Документы, будьте любезны.

Максим спрыгнул на землю, машинально осмотрев дежурного. Кобура расстёгнута, ноги расставлены так, словно он в любую секунду готовился рвануть в сторону. Полевая форма практически не отличалась от армейской, принадлежность к Войскам Охраны Тыла выдавали лишь эмблемы с гербом и нагрудный жетон над левым нагрудным карманом бушлата.

Протягивая удостоверение и предписание, Масканин боковым зрением заметил, что вокруг КПП наличествует пулемётное гнездо и как минимум три стрелковых окопчика. Кроме того, кусты, что росли метрах в десяти от обочины, идеально подходили для секрета. Можно даже не сомневаться – начнись пальба, из кустов стеганёт очередь или прилетит граната.

– Всё в порядке, прошу, – вернул документы унтер и козырнул строго по уставу.

Масканин ответил на приветствие и полюбопытствовал:

– Как-то странно вы проверяете. Обычно сначала представляются и уж затем смотрят документы.

Жандарм усмехнулся. Однако в цепких серых глазах не было ни капли веселья.

– У нас теперь новые правила, господин штабс-капитан. Второго дня спустили инструкцию… Теперь я даже не то что армейцам, но и своим представляться не должен. И при малейшем… скажем так, подозрении, имею право открыть огонь по конечностям, а если надо и на поражение.