– Сейчас наступает вечер, – дает распоряжение Седаш, – посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку!
И беседует со мной и Козловым:
– Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят!
Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками занявшими новые позиции, будет установлена связь… За день клин углублен километра на два, и фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района – Березовка да Погостье – Веняголово – и остаются сейчас основными опорными участками немцев на здешнем секторе фронта…
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ
17 февраля. КП 883-го артполка
Потери в полку за вчерашний день таковы: убито двое, ранено двое и один контужен, все – бойцы, связисты. Да и вообще с нашей стороны потери вчера невелики. У немцев потери большие, в одном только Погостье – несколько сот трупов.
За ночь 1-й дивизион дал двадцать четыре снаряда по Веняголову и кладбищу, выполняя заказ пехоты. Разведка доносит, что немцы оттуда бегут. На сегодня задача полку – обеспечить действия 198-й стрелковой дивизии Мартынчука в ее наступлении на Веняголово. За ночь пехота продвинулась вперед и сейчас находится в двух километрах от Веняголова.
…В девять утра танки опять пошли в наступление. В один из них с приглашения командира 124-й танковой бригады полковника Родина и по приказанию Седаша сел разведчик-артиллерист старший лейтенант Коротков, – ну конечно же Коротков, который всегда впереди!
Седаш решил пока не передвигать свой полк вперед – дальнобойности его пушкам еще хватит.
– Сегодня семнадцатое! – говорит Седаш и задумчиво прибавляет: – Шесть дней осталось. Эти шесть дней должны внести какое-то изменение в жизнь полка и вообще в обстановку! Интуиция мне подсказывает!
Именно так все здесь считают дни, ставшиеся до 24-й годовщины Красной Армии. Ждут за эти дни решения важнейших боевых задач, сокрушения врага на всем участке фронта, результатов начатого вчера наступления, – столь долгожданного!
Приехал Михайленко. Делится впечатлениями – о пехоте, которая вчера вначале шла в рост, о танках…
– Там, главное, танкам нашлась работа! Часть осталась на южной окраине Погостья, часть дошла до стыка рек, часть – еще дальше… И везде вели борьбу с блиндажами по восемь накатов! КВ пройдет, развернется на блиндаже и… не провалится!
– Ясно, – замечает Седаш, – их не возьмешь ничем, кроме как выкуривать из каждого блиндажа!
– В одиннадцать часов вечера, – продолжает Михайленко, – выслали танкисты разведку – найти свои передние танки, взять в них донесения и представителя, чтоб направить к машинам горючее и боеприпасы… Что это?.. Разрывы! Где?
Разрывы немецких снарядов поблизости. Немец обстреливает дорогу. Михайленко продолжает:
– Ну, я послушал танкистов! Командир танковой роты Большаков! Если даже он на шестьдесят процентов врет, и то большая работа сделана! Ну, однако, он не врал! На него самолеты налетели, пулеметным огнем вывели орудие его танка. Ему пришлось вернуть эту машину, он сел в другую. Прошел вглубь, за Погостье. Раздавил и разбил семнадцать землянок. Оттуда выкурил не меньше двухсот человек!
– А пехота, – замечает Козлов, – вооружилась вся немецкими автоматами. Пехотный двадцать пятый полк. Крепко мы его покрошили!
– Полчок! – усмехается Михайленко.
Козлов произносит с ядом:
– Громаднейшее продвижение сделала одиннадцатая дивизия! Заняла целый блиндаж и не могла свой батальон выручить! Плохо у них получается!
Он иронизирует. Но 11-я дивизия ведет наступательные бои с середины января, так поредела, что трудно на нее рассчитывать! Михайленко продолжает:
Один КВ сожгли все-таки немцы. Сгорел. Часть экипажа выскочила, часть сгорела… Сорок процентов танков к концу боя неисправны по техническим причинам. Там у кого гусеница, у кого насос, у кого еще что-нибудь… К утру все восстановили.
Самолеты немецкие? Вот когда штурмовая налетела, вывела пулеметами людей. Возле одной кухни двух убило, шестерых ранило… А что бомбы? Это ничего, никакого они ущерба не принесли… Ну, так это, может быть, запугать кого! Несколько машин покалечили – и все! А вот штурмовая внезапно налетела, эта вот принесла ущерб…
…К полудню становится тихо. Бой затихает, – и не только для артиллеристов Седаша, к которым заявки на огонь почти не поступают: наше наступление приостановилось…
Весь разговор с Михайленко происходит, пока он завтракает. Ему и спать не пришлось. Но ему хочется поделиться мыслями с Седашем и Козловым. Он расстилает перед нами карту:
– Немцы отходят не на Веняголово, а на фланг, в лес. Может быть, вчера просто прятались в лес от танков?.. А может быть, план был такой – отступать на восток? Южнее высоты пятьдесят пять ноль на восток отходили.
Седаш говорит очень медленно и задумчиво:
– Беспокоят фланги! Восточный особенно! Что там? Двести пятнадцатая, сто восемьдесят пятая, одиннадцатая, триста одиннадцатая. А западный меньше беспокоит: там восьмая армия. Теперь еще надо взломать фланги!.. М-да, эти фланги! Везде у нас эти фланги!
Седаш молчит. Но его карандаш, разгуливая по карте, лучше слов передает его мысли. Карандаш обводит кружочками и перечеркивает взятые нами 6 декабря опорные пункты и узлы сопротивления немцев – Падрило, Влою, Опсалу, Оломну… Вся тактика обороны немцев на нашем фронте построена на создании и укреплении таких узлов сопротивления. А между ними – войск почти нет.
Карандаш Седаша то, скользя глубоким обходом, оставляет одни из таких пунктов у нас в тылу, то упрямо долбит острым грифелем по другим. Точно так, как ставятся задачи нашим стрелковым дивизиям! Там, где смело обойденные и оставленные нами в своем тылу немецкие гарнизоны мы блокировали, там они не помешали нашему общему наступлению, а гарнизоны были уничтожены нашими вторыми эшелонами… И напротив: там, где стрелковые наши дивизии старались брать узы сопротивления в лоб, мы тратили на это много сил и времени. Мы их брали в конце концов, но потеряв темп наступления, а это значило, что немцы, успев подтянуть резервы, засыпали вклинившуюся нашу пехоту с флангов сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем… И, едва закрепившиеся, скованные борьбою в лоб, наши части несли большие потери…
Погостье мы брали в лоб с января. Вчера и сегодня мы пытаемся в лоб взять Веняголово. И все трое сейчас мы глядим на многоречивый карандаш майора Седаша. И как бы вскользь брошенные им слова: «Беспокоят фланги!» – представляются мне исполненными глубокого тактического смысла!
И словно оспаривая нить этих мыслей, комиссар Козлов, склонившись над столом, упершись локтями в карту, выразительно глядя Седашу в глаза, роняет тоже одну только фразу:
– М-да, Константин Афанасьевич!.. А дороги где?
Я окидываю взглядом сразу всю карту. В самом деле, линия железнодорожного пути Кириши – Мга только в трех местах пересечена дорогами, и именно здесь – у Погостья, у Березовки да у Посадникова Острова… Но именно здесь и пробиваем себе проходы мы… Всюду в других местах – густые болотистые леса, трясинные болота да торфяники.
– М-да! – в тон Седашу и Козлову молвит батько Михайленко. – Мы вчера видели: километр за час пятнадцать минут!.. И это в такой мороз. А весной и летом чт?
Как же без дорог, по трясинам, по лесным гущам совершать глубокие охваты с танками КВ, гаубицами, со всей тяжелой техникой? А ведь наступал, сколько уже сделал, дойдя досюда, Федюнинский!.. И ведь, в частности, именно этими, переброшенными из Ленинграда дивизиями – 115-й да 198-й дивизией Мартынчука, которые совершили глубокий, в полсотни километров, обход от Синявинских поселков до Оломны!..