Но вся беда в том, что они никуда не уйдут. Им некуда уйти, им не вырваться из колдовского вакуума. А посему, что делает человек, заключенный меж тремя рядами стен, имя которым — тишина, пустота и темнота? Он спит. Ведь лишь так можно сохранить свое сознание в этом безумии абсолютного одиночества. Он спит так много, что его мозг размягчается, теряя способность к взрыву. Но человек сохраняет его и себя. И потому — спите, люди, лишенные света, спите, люди, лишенные звуков, спите, люди, лишенные ощущений. Спите…

Черт побери, кажется, я спал больше, чем мертвые.

Не знаю, сколько времени я провел в кромешной темноте. Может быть, день, может быть, месяц, а может, всего несколько мгновений. Я не мог спать. Я сидел и размышлял, вороша встревоженный хаос мыслей и образов. Передо мной вновь являлись лица тех, кого я оставил на Земле. И все чаще я думал о Леде. А вдруг все это ее рук дело? Мысль, промелькнувшая ослепительной вспышкой, ошеломила меня. Если Леда и впрямь сумела отнять у меня сверхсуть и заключить в эту темницу, то я проиграл. В этом случае мне стоит научиться мяукать и тереться спиной о ногу хозяйки. Надеюсь, пищевой процессор на ее базе на Альтаире умеет синтезировать рыбу. Едва я подумал об этом, как в животе противно заурчало.

Оставшись без зрентшианца, человек обнаружил, что не может спокойно переносить голод. А кроме того, мне хотелось пить. Вода сбегала тонкой струйкой по стене, капала мне на затылок, холодным ручейком текла к подбородку. Я облизнулся. Язык со скрежетом прополз по спекшимся губам. Оказалось, что за крысой наблюдали. Не успела она закрыть рот, как дверь клетки распахнулась.

В темницу ворвались потоки ослепительно яркого света. Я зажмурился, проклиная безжалостных живодеров, столь жестоких к домашним животным. Когда ж я смог вновь открыть глаза, свет почти исчез. Дверь захлопнулась, но, к счастью, тюремщики оказались достаточно милосердны, чтобы оставить крохотную щель. Сочившегося через нее света вполне хватало, чтобы осмотреться.

Так и есть — я находился в цилиндре с круглым отверстием в верхней части и полным отсутствием систем жизнеобеспечения, в частности, тривиального клозета. Лично мне он не нужен, но если человек будет употреблять пищу, он должен подумать и о…

Я не завершил свою мысль относительно того, о чем должен подумать человек, потому что мои глаза узрели на полу нечто такое, от чего рот моментально наполнился слюной. Я не относил себя к большим любителям поесть, но мои тюремщики не должны были догадываться о том, что захваченное ими существо обладает особыми способностями. Надеюсь, я здорово сыграл роль, с животной жадностью пихая в рот белые комки. Они были отвратительны на вид и еще менее приятны на вкус. Кроме того, лишенный помощи зрентшианца, человек не мог определить их состав. Оставалось надеяться на благоразумие тюремщиков, на то, что они догадались проанализировать совместимость пищи с моим организмом. Пока мозг терзался мечущимися мыслями, глотка без устали поглощала пищу. Я с трудом смог оторваться от миски, вовремя вспомнив, что не могу даже приблизительно определить, когда в последний раз ел. Мой желудок устроен несколько иначе, чем аналогичный орган обычного человека. Но он так же подвержен расстройствам. Влив поверх проглоченной массы сколько смог в себя вместить воды из стоявшей рядом с миской диковинной посуды на тонких ножках, я отполз к стене. Еще немного — и тюремщики смогут насладиться зрелищем издыхающей от обжорства жертвы. Я невольно вспомнил, что именно таким способом убирали опасных пленников в лидийской тюрьме. Приговоренного морили несколько дней голодом, а затем вносили в темницу громадное блюдо непрожаренного мяса. Пленник объедался и вскоре умирал в страшных судорогах. Смерть естественная и никакого насилия. Меж тем она была очень мучительной. Я собственными глазами видел, как извивались несчастные, пытаясь извергнуть проглоченную пищу.

Однако, вопреки ожиданиям, ничего дурного со мной не происходило. Желудок вел себя мирно, организм не испытывал ничего похожего на отравление. Я сыто отрыгивал, тело налилось приятной истомой. Сам того не заметив, я уснул…

— Пить, козлы вонючие! — Таким образом я пытался привлечь, внимание своих сторожей.

Проспавшись, я обнаружил, что все вернулось к status quo. Свет исчез, а вместе с ним бесследно исчезли и остатки трапезы. Еще хуже было то, что тюремщики забрали воду. Я убедился в этом, тщательно обшарив пол темницы. А мне ужасно хотелось пить. Проглоченная пища вызывала нестерпимую жажду. Человек страдал. Какое-то время я терпел в надежде, что, обнаружив мое пробуждение, тюремщики подадут завтрак, но вскоре убедился, что здесь кормят по собственному расписанию. Общеизвестно, что живым существам свойственна различная цикличность приема пищи. Удаву, например, достаточно сытно пообедать раз в месяц, но ведь человек — не удав! Поэтому я решил напомнить о своем существовании, сообщая о посетивших меня желаниях. Однако, по всей очевидности, здесь мало прислушивались к словам. Очень скоро я устал. И тогда меня осенило. Прислонившись спиной к стене, я начал старательно облизывать губы. Если мои тюремщики считают меня животным, они не смогут обойти вниманием столь очевидное проявление инстинкта. Действительно, моя уловка сработала. Я едва успел зажмурить глаза, спасаясь от света. Благодаря этому я сумел открыть их вновь чуть раньше, чем накануне. Было слишком светло, но я заметил нечто вроде гигантского суставчатого щупальца, стремительно ускользающего в круглый проем входа. На этот раз тюремщики, похоже, решили дать мне вдоволь насладиться светом. Я представил, как они наблюдают за своим зверьком, и решил доставить им удовольствие. Встав на четвереньки, я с напускной жадностью принялся пожирать белую массу, оказавшуюся куда менее вкусной, чем мне показалось в первый раз. Доев, я поспешно схватил сосуд с водой. Воду я собирался неторопливо выпить, а сосуд, весьма тяжелый на ощупь, мог пригодиться.

Едва я покончил с трапезой, как дверь моментально закрылась. Я успел рассмотреть, что она устроена по лепестковому принципу — именно так действовали изолирующие перемычки на атлантических крейсерах. Это наталкивало на мысль, что с нахожусь на борту космического корабля. Но чей он и как настроены к гостю неведомые хозяева, этого я не знал, пока не знал. И еще мне ужасно хотелось знать, куда подевался чертов зрентшианец.

Неторопливо прихлебывая воду, я размышлял над тем, смогу ли добраться до дверного проема, если разбегусь и изо всех сил прыгну вверх. А если и смогу, то что буду делать дальше? Чтобы справиться с лепестковой дверью, нужен, по крайней мере, лазер. Будь здесь зрентшианец, можно было б воспользоваться дезинтегрирующей волной. Человек же не имел подобного оружия. Оставалось лишь ждать.

Процедура кормления и поения крысы происходила по строго заведенным правилам. Стоило мне облизать губы, как дверь тут же раскрывала свой зев, и механическая рука ставила на пол емкости с водой и пищей. После того, как крыса помочилась на одну из стен, ей стали доставлять еще одну емкость. С каждым разом щупальце действовало все неспешнее, позволяя рассматривать себя. Оно было сделано из блестящего металла или полимера и обладало чрезвычайной гибкостью. На конце щупальца располагалась гроздь пальцеобразных отростков, игравших роль захватов.

Шло время. Сначала я пытался ориентироваться в нем, считая, сколько раз мне подают еду, но очень скоро запутался. Время превратилось в нескончаемую однообразную полосу, прерываемую лишь ослепительно яркими вспышками кормлений. Таинственные хозяева не подавали признаков жизни, но продолжали изучать меня. Они вновь рылись в моих мозгах, проводили физиологические исследования. Однажды я обнаружил отсутствие большого пальца на левой руке, но вскоре он появился вновь. При этом я не почувствовал абсолютно ничего. Это было неплохо даже для высокоразвитой цивилизации.

И вот пришел день, о котором я уже перестал мечтать. Дверь открылась в неурочный час, щупальце мягко подхватило меня и извлекло на свет. Я зажмурился, а раскрыв глаза, едва не застонал от разочарования. Вне всяких сомнений, я пребывал не на борту космического корабля, а на земле планетки с отвратительным названием Кутгар.