Чужеземец явился однажды в лагерь солнцеподобного Хулагу. Он был бледен ликом и черен одеждой. Он пришел пеш, с дорожной сумой за плечами и посохом в руке. Весь облик незнакомца свидетельствовал о том, что пришел он из дальних краев. Чужеземец не владел речью великого народа степей, и для разговора с ним пришлось прибегнуть к услугам презренного толмача-араба. На вопрос, что он хочет, незнакомец ответил: власти. Когда же солнцеподобный Хулагу, засмеявшись, сказал, что желающий власти должен добыть ее с копьем в руках, незнакомец ответил, что знает копье, дарующее власть. Еще он прибавил, что может сделать солнцеподобного Хулагу могущественнейшим из живущих на земле. Могущественнее Мункэ? — спросил Хулагу. Да, ответил незнакомец. Могущественнее Хубилая[3]? Могущественнее самого Темучина! — ответил гость. Тогда Хулагу перестал улыбаться. Он выгнал из шатра всех вельмож, которых позвал, дабы предстать перед неведомым гостем во всем величии, и беседовал с тем с глазу на глаз. Никому не ведомо, чем закончились таинственные переговоры, но пришелец, отзывавшийся на странное имя Альберт, стал близким другом и советником Хулагу. А спустя год, когда стало известно о тяжелой болезни богоподобного Мункэ, Хулагу призвал к себе пятьдесят самых отважных воинов. Он вручил им начертанную рукой Альберта карту и отдал странный приказ.

— Вы должны привезти мне копье! — сказал Хулагу.

— Разве копье стоит жизни пятидесяти отважных витязей? — спросил тогда Хоту-Багатур. Он считался другом Хулагу и мог задавать столь дерзкие вопросы.

— Да, — ответил Хулагу спокойно, хоть гнев и сверкнул в его прекрасных и ужасающих глазах. — Это копье стоит большего. Оно вознесет меня на вершину власти и сделает вас, наиболее доверенных из моих людей, могущественными нойонами, повелевающими племенами, городами и народами. Идите и доставьте мне копье!

Сказав это, Хулагу распорядился выдать Хоту-Багатуру столько золота и самоцветных камней, сколько может унести на спине пятилетняя лошадь. Всем остальным была обещана щедрая награда, после чего им дали самых быстрых скакунов из стад солнцеподобного Хулагу и лучшее оружие. Перед тем как пятьдесят отважных отправились в путь, Хулагу собрал их в своем шатре. Они пили кумыс, и солнцеподобный восхвалял доблесть выступающих в дальнюю дорогу витязей.

Наутро хан и его семья лично явились проводить отъезжающих. И вновь им были возданы самые высокие почести. И вновь Хулагу шептал, тая голос от ближайших вельмож, каждый из которых мог быть шпионом Мункэ или Хубилая:

— Привези мне копье!

И пятьдесят поклялись сделать это, и тринадцать, оставшиеся от пятидесяти, были близки к тому, чтобы исполнить клятву.

К исходу четвертого месяца они достигли селения, отмеченного на карте, которую начертал иноземец со странным именем Альберт. Его укрывали мощные стены; обитатели его все, как один, были облачены в черные одеяния, подобные тому, что носил Альберт. Бледноликие люди, населявшие эту далекую страну, не любили детей степи, что не раз доказали, встречая их с оружием у стен своих жилищ. Потому надлежало быть осторожными. Но умудренный прожитыми годами Темир-Тоглук знал одну очень простую истину: тому, у кого переметная сума полна монет, не всегда нужно хвататься за меч и лук. Ученый суфий, попавший в руки Темир-Тоглука при взятии Багдада, поведал своему господину древнюю притчу о том, что осел, груженный золотом, возьмет любую крепость. Сейчас эта мудрость пришлась как нельзя кстати. Один из бледноликих с едва пробивавшимся на щеках пушком вначале перетрусил, столкнувшись в лесу со странными, пугающего вида людьми, но Темир-Тоглук тут же успокоил бледноликого, высыпав перед ним горсть золотых монет. Затем он дал юноше, поспешно спрятавшему монеты в складки своей черной одежды, письмо, написанное Альбертом. Когда же бледноликий прочел его, Темир-Тоглук показал знаками, что, исполнив просьбу, он получит целый мешок монет. Глаза бледноликого радостно засверкали. Он кивнул и тут же ушел.

Два дня витязи степей ждали возвращения бледноликого. Они опасались измены, ибо люди той страны не отличались гостеприимством. Это было естественно, ведь никто не рад гостю, пришедшему без приглашения. И недаром, двое из тринадцати уже подтвердили собственной смертью эту избитую истину. Но бледноликий, прельщенный богатой мздой, пришел. Он принес копье, но другое. Он хотел обмануть витязей, проделавших столь долгий и опасный путь. Тогда Темир-Тоглук извлек острый нож и, приставив его к горлу обманщика, дал понять, что с ним будет, если он и дальше собирается вести бессмысленную и опасную игру. Бледноликий, чье лицо стало еще бледнее, судорожно кивнул, выражая раскаяние и покорность. На следующую ночь он принес еще одно копье, и оно было таким, каким его описал иноземец Альберт. Темир-Тоглук улыбнулся бледноликому, щедро отсыпал ему обещанную награду, а потом кивнул одному из воинов, и тот пронзил бледноликого стрелой. Поручение, данное солнцеподобным Хулагу витязям, было слишком ответственным, чтоб оставлять свидетеля. Той же ночью одиннадцать витязей отправились в обратный путь.

Он был не менее долог и не менее труден. Бледноликие выслали за похитителями копья погоню. Пять воинов остались задержать преследователей, и лишь двое из них догнали отряд. Затем вновь было море, соленое и громадное, — бескрайняя гладь, покрытая редкими горошинами островов. Двое воинов не вынесли испытания морской бездной. Их тела, хотя это и противоречило обычаю, пришлось бросить в пучину. Берега великой земли достигли лишь шесть, одним из них был Темир-Тоглук. Щедро наградив кормчего, который уже радовался, что наконец-то избавится от назойливых попутчиков, Темир-Тоглук приказал убить его. Кормчий был слишком опасным свидетелем. Он знал, где пролегала их дорога, он мог видеть копье.

А затем витязи направились к дому. Им оставалось проделать путь не в две, а всего лишь в одну луну, ибо дом, стараниями солнцеподобного Хулагу, стал ближе. То была враждебная к витязям степей земля, и потому они шли больше ночами, питаясь, подобно диким зверям, сырым мясом и выкопанными из земли кореньями. Они не отваживались заходить в селения, дабы ни одна живая душа не узнала об их появлении. Любого, повстречавшегося на пути, они убивали, не щадя ни женщину, ни мужа, ни ребенка. Данное им поручение стоило несоизмеримо дороже простой человеческой жизни. Любой человеческой жизни. Они делали все, чтобы пройти незамеченными.

Но их нашли. Должно быть, слух о копье все же расползся по бесконечным просторам земли и достиг ушей рвущихся к власти солнцеподобных правителей. То было очень страшное время, когда вторые хотели стать первыми. То было обычное время. То была эпоха бесконечных смут и яростной борьбы даже за крохотную долю власти. То была эпоха становления великих династий Джучи, Хубилая и Хулагу. После смерти великого хана Мункэ начался передел владений.

Это Хубилай, и никто другой, сделал все, чтобы копье не попало в руки Хулагу. Это он, рискуя разжечь большую войну, послал на запад несколько отрядов воинов, с приказом перехватить посланцев Хулагу и завладеть заветным копьем. Один из таких отрядов, числом в тридцать воинов, и наткнулся в конце концов на посланцев солнцеподобного.

Темир-Тоглук сразу же понял, что нужно воинам, настигшим его на рассвете. Рассыпавшись лавой, они окружали дугой утомленных ночным переходом витязей Хулагу. Бежать было поздно, да и некуда. На простирающейся почти до самого горизонта равнине негде было укрыться от полных сил воинов Хубилая, яро нахлестывающих свежих коней. Темир-Тоглук бросил свою горстку храбрецов навстречу врагу. Он надеялся на чудо, но чуда не произошло. Против них сражались без малого три десятка воинов Хубилая, которые не уступали им в сече. И копье ничем не могло помочь людям, им овладевшим, ибо те не знали, как пробудить силы, заключенные в копье.

Битва была скоротечной. Свист стрел и стоны, сопровождаемые глухим падением тел. И все. Воины Хулагу сразили девятерых врагов и пали, так и не исполнив поручения, данного им солнцеподобным. Они сделали все, чтобы исполнить его, но судьба была против них, а слово судьбы весомее всех прочих слов, если, конечно, сам человек не повелевает судьбой. Последним рухнул наземь Темир-Тоглук, утыканный стрелами, словно степной еж.