Но Шеву мало беспокоило то обстоятельство, что Тимура встревожит ее подозрительный интерес к копью. Она была убеждена, что Тимур не намеревается причинить ей вред. Если бы он хотел этого, то давно исполнил бы свое намерение. Кроме того, в распоряжении Шевы вновь оказались излучатели, один из которых она теперь постоянно носила при себе в складках широкой одежды. Так что ни Тимура, ни его слуг Шева не опасалась. Куда важнее было, чтобы присутствие невысокой голубоглазой девушки не встревожило Арктура, который мог подобраться к вожделенному копью в любом облике.

Прищурившись, Охотница посмотрела на висящее над головой солнце. Хоть Шева и была закутана с макушки до самых пят в тонкую воздушную одежду, закрывавшую не только тело, но и большую часть лица, но светило ухитрялось обжигать кожу даже через тройной слой ткани. Неплохо было бы найти тень, спешиться и переждать полуденный зной, но Тимурленг спешил. От лазутчиков он знал, что Осман уже выступил навстречу, и потому торопился найти место, достаточно просторное для того, чтобы без помех развернуть свои многочисленные тумены. Развязка близилась. Шева в который раз поймала на себе испытующий взгляд Тимура и вдруг испугалась. А что, если Арктур принял облик завоевателя и выжидает лишь удобный момент, чтобы завладеть копьем? Раз Сурт сумел притвориться воином из свиты принца, то почему бы Арктуру не надеть маску самого Тимура?

Шева улыбнулась, отгоняя шальную мысль, но она упрямо лезла и лезла в голову. Так рвется к куску рыбы голодный кот. Уж Шева-то на собственном опыте знала, что это такое. И она вдруг поймала себя на желании подстраховаться и устранить скачущего рядом с нею старика. Сделать это было проще простого. Один короткий импульс — и все! Никто даже не заметит. Один импульс, и десятки тысяч сохраненных жизней. Десятки тысяч измененных судеб, которые через потомков взорвут Систему. Потому-то она и не имела права на подобный поступок, который будет лишь на руку Арктуру, стремящемуся любой ценой изменить Матрицу.

Впрочем, истинную суть Тимура не так уж сложно было проверить. Шева решила сделать это сегодня же вечером. А пока ее внимание вдруг привлекло еще одно неожиданное открытие. Шева вдруг осознала, что рядом с Тимуром она стала мыслить иначе, чем прежде. Чудовищный старец, одинаково наслаждающийся созерцанием сложенных в груду черепов и ученым диспутом, странным образом повлиял на ее отношение к миру. Размышляя о Тимуре, Шева испытывала настолько противоречивые и странные чувства, что возникало желание проанализировать их.

Итак, вариант первый. Если допустить вероятность невероятного и предположить, что Тимур есть не кто иной, как Арктур, то каковы должны быть ее действия? Нейтрализовать! Еще вчера она, ни на мгновение не задумавшись, поступила бы таким образом. Тем более, что это просто. Один выстрел, и задание будет выполнено. А это означает, что Охотница сможет вернуться домой. Но каковы будут последствия в Отражениях и не скажутся ли они на Матрице? Ведь Тимур не бабочка!

Шева тихонько фыркнула. И привязалась же к ней эта бабочка! Бабочка… Шева задумалась. Кажется, о бабочке говорил Пауль. Он упомянул ее, когда убил случайного свидетеля в момент трансформации. Да, он точно говорил о какой-то бабочке. Старая апория. Гость в Отражении нечаянно убивает бабочку и напрочь ломает свое время. Эту апорию любили приводить преподаватели на лекциях по теории времени, когда речь заходила об обратимости и необратимости временных потоков. Дурацкая история! Шева еще в Университете смеялась над ней и убедилась во всей ее абсурдности, когда столкнулась со временем на практике. Бабочка не в состоянии повлиять на время. Вся эта история просто изящный парадокс, совсем в стиле Арктура. Странно, что Пауль привел этот пример. Неужели… Нет! Шева совершенно точно помнила, что историю про бабочку придумали как раз в VI и в V веке до Эры, когда люди стали по-настоящему серьезно размышлять над проблемой подчинения четвертого измерения.

Но бабочка бабочкой, а Тимур был гораздо большим. Его исчезновение, особенно сейчас, могло повлечь серьезные изменения. Как раз об этом говорил Сурт. Смерть Тимура на столь переломном этапе искривит время и приведет к аксиоме Дугарта. Матрица способна влиять на Отражения, но и Отражения, затронутые этим влиянием, способны оказать обратное воздействие на Матрицу. Шева знала подобный случай. Один из олухов Четвертого отдела, отправленный в одно из древнейших Отражений, ввязался в драку и убил своего соперника, который оказался весьма знатным человеком. В результате были совершенно исковерканы несколько Отражений, а потом вдруг исчез город на Белонне. УПП тогда предположило, что это исчезновение вызвано неким чудовищным катаклизмом, но тщательный анализ позволил сделать вывод, что город провалился в тартарары из-за гибели того человека в Отражении. Оказывается, один из далеких потомков покойника был напрямую связан с колонизацией Белонны. Его безвременная кончина привела к тому, что вышеупомянутый город так и не был основан, а его обитатели очутились в совершенно других уголках Галактики. Преждевременная смерть Тимура могла привести к куда более грандиозной катастрофе.

Теперь мысль номер два. Едва Шева успела сформулировать ее, как возникло знакомое ощущение — кто-то осторожно ощупывал ее сознание. В последние дни это случалось нередко, и объяснения сему Шева не находила. Охотница дала неизвестному залезть в подкорку, после чего сильным ударом воли вышибла непрошеного гостя вон и выставила преграду. Итак, мысль номер два. Тимур есть Тимур. Старик, скачущий рядом с нею, и есть тот самый настоящий Тимур, который родился у городка Кеша и умер в Отраре. Тут Шева столкнулась взглядом с Господином счастливых обстоятельств и поправилась: не который умер, а который умрет. Он уже стал причиной смерти более чем четырехсот пятидесяти тысяч человек и за оставшиеся три года, что отведены ему судьбой, увеличит число своих жертв вдвое. И возникает вопрос: разве не правильно будет умертвить одного, дабы спасти жизнь сотням тысяч?!

Глупый вопрос. Сурт называл это комплексом бога. Как-то он говорил с Шевой на эту тему, когда ее, еще совсем юную, зачислили в Управление. Работа в УПП еще не предполагала непременной связи со временем, но Сурт разгадал в Шеве большие задатки и взял ее в самый важный, Седьмой отдел, занимавшийся экстраординарными делами. Седьмой отдел теснее всех прочих был связан со Службой времени, и потому сотрудники его были посвящены во все тонкости взаимоотношений Матрицы и Отражений. Тогда, состроив на губах скупую улыбку, Сурт сказал:

— Когда имеешь дело с Отражениями, порой впадаешь в большое искушение. Хочется быть богом.

— Что значит — быть богом? — вполне искренне удивилась Шева. Она имела достаточно смутное представление о том, что есть бог.

— Бог всевластен. Попадая из Матрицы в Отражение, ты обретаешь большую власть. Ты знаешь, каким путем шло его развитие, и потому в состоянии влиять на Отражение. Ты сознаешь, что обладаешь знаниями, ставящими тебя выше всех, сознаешь, что можешь творить историю. Пустив в ход яд, ты способен убить тирана, даровав свободу тысячам и тысячам его рабов. Выстрелом из излучателя можно убить полководца, изменив тем самым ход судьбоносной битвы. Одной-единственной фразой, жестом, парой слов, набросанных на бумаге, ты в состоянии повергнуть в прах могущественную империю. Ты можешь предупредить Цезаря, и тот ускользнет от ударов заговорщиков. Ты можешь дать лекарство Александру Великому, и тогда он двинет свои победоносные фаланги на Запад, стирая величие Рима. Ты можешь принять на русскую службу Наполеона, и мир утратит величайшего из императоров. Ты можешь признать талант художника Шикльгрубера, и он никогда не станет Гитлером. И порой это хочется сделать — из лучших побуждений или из-за опьянения столь нежданно свалившейся властью. Это великое искушение. Даже сильному порой нелегко совладать с ним.

— Оно посещало и тебя?

В ответ Сурт улыбнулся.

— А почему бы и нет? Разве я не такой, как все? Когда я пришел в Управление и впервые столкнулся с теми возможностями, какие предоставляет работа со временем, я ощутил вполне законное желание — сделать мир справедливым. Тем более, что это не так уж было трудно. Я даже ухитрился совершить пару глупостей, которые, к счастью, удалось исправить. Я был идеалистом. Моим учителям пришлось приложить немало сил, чтобы убедить меня в том, что идеализм в нашей работе — самое опасное, что только можно представить. Идеалист норовит все подстроить под себя, под собственное представление о том, каким должен быть мир, забывая, что мир развивается по своим законам, и законы эти нередко не соответствуют нашим представлениям о добре, истине, благе. И если настоящее ты вправе менять так, как желаешь, ибо ты его полноправный участник, то Отражения принадлежат иным героям, в них ты лишь гость. И ты должен быть вежливым и осторожным, как и подобает порядочному гостю. Ты не вправе навязывать хозяевам свои вкусы и желания, ибо это насилие, а насилие непременно скажется на естественном развитии Отражений. Любое неосторожное движение способно, подобно брошенному в воду камушку, породить круг, и может статься так, что этот круг, разрастаясь, волной обрушится на Матрицу, сметая из абсолютного настоящего города и целые планеты, коверкая судьбы миллиардов людей, ломая саму Систему.