– В смысле? – Катя растерялась от нелепости вопроса, – потому что ее так зовут.

Можно было, конечно, объяснить, что такое имя ей придумал сволочь-Илья, но Михаил Михайлович ведь не мог знать о нем, а, значит, и приплетать его сюда нечего. Катя замолчала, ожидая следующего вопроса.

– Значит, ее так зовут… – Михаил Михайлович задумчиво стряхнул пепел, – давно, в школе, у меня была девушка Юля, – он сам, видимо, почувствовал легковесность фразы, – понимаешь, Кать, жены – это нечто другое, а то была первая и самая лучшая сказка. Сказка ж живет в тебе, хочешь ты этого или нет…

– Вы верите в сказки?!.. – Кате сделалось весело, как бывает, когда мир слетает с катушек, и ты один понимаешь это, а остальные умиляются тому, как красиво он летит. Но Михаил Михайлович быстро вернул все на исходные позиции.

– Да нет, в сказки я не верю – все достается мозгами и немножко удачей. Я другое хочу сказать, – сигарета догорела, но он продолжал держать в пальцах обугленный фильтр, – какая-то жизнь ведь есть после смерти. Все спорят, какая она, но никто уже не говорит, что ее нет. А ты что думаешь по этому поводу?

Информация, которую Катя черпала из журналов, не требовала осмысления, а лишь била по мозгам своей сенсационностью, поэтому Катя беспомощно пожала плечами.

– И я не знаю. Я умею строить дома, организовывать бизнес, а остальное – либо оно есть, либо его нет, и мы никак не можем повлиять на ход событий…

– Так, что ваша Юля-то? – напомнила Катя, боясь заблудиться в дебрях его рассуждений.

– Она утонула. Никто в этом не виноват – просто несчастный случай. С тех пор лет двадцать прошло. Я уже и лицо ее забыл, и голос, но где-то в мыслях она периодически возникает… как фантом, что ли… наверное, что-то от нее осталось вокруг меня. Когда ты рассказывала про вашу Юлю, я вдруг подумал, а если это она?..

Катя не заметила, как у нее приоткрылся рот. Скорее всего, со стороны это выглядело комично, но, на самом деле, ей сделалось страшно оттого, что мир, оказывается, все-таки населен сумасшедшими, и к ним относится не только ее глупая сестра, но и солидные бизнесмены, а, может, и политики – все вокруг сумасшедшие… кроме мамки.

– Рот закрой, – Михаил Михайлович усмехнулся, – я понимаю, что выгляжу идиотом, но, знаешь, я сразу мотнулся к Юлиной матери. У меня ж не осталось ни одной ее фотографии – мы тогда не собирались расставаться, а потом уж и ни к чему… Вот, – он достал пожелтевший кусочек картона, – я хочу знать, она не похожа на вашу Юлю?

Катя с опаской взяла старый черно-белый снимок. В первую секунду лицо показалось совершенно незнакомым, но, чем дольше она вглядывалась, тем явственнее представляла, как именно этот рот произносит слова, появлявшиеся тогда на мониторе, и как при этом на щеках появляются ямочки; как брови сначала хмурятся, а потом взлетают вверх… Катя зажмурилась, а когда открыла глаза, ей показалось, что губы, действительно, шевельнулись. Эффект оказался настолько поразительным, что подчиняясь эмоциям, она пробормотала:

– Это она…

Михаил Михайлович кивнул, будто и не сомневался в ответе. Уверенность, исходившая от взрослого солидного человека, разом смела все предыдущие знания. …А если к Дашке приходила не та Юля, которую придумал Илья, а эта, настоящая?!.. – судорожно подумала Катя, но дальше мысль ее двинуться не посмела.

– И что теперь?.. – спросила она робко.

– Черт его знает, – Михаил Михайлович, наконец, выбросил фильтр и закурил новую сигарету, – что-то должно произойти. Не просто ж так она явилась. По крайней мере, показала, на что способна моя жена… Блин, из ревности стрелять в беззащитную девушку! Это когда-нибудь она и меня застрелит, глазом не моргнет – за мои же деньги… Как думаешь?

– Да, – Катя кивнула.

– Вот и да.

– А Дашка?.. – с замиранием выдавила Катя.

– Даша?.. Она славная… Как думаешь, она еще не проснулась? Я хочу поговорить с ней.

– Нет-нет! – Катя отчаянно замахала руками, – она будет спать до обеда!..

– Ладно, – Михаил Михайлович вздохнул, – заеду после обеда. Тебе, точно, никуда не надо?

– Нет, спасибо, – Катя выскочила из машины. …Какая ж я дура!.. – закрыла лицо руками. До обеда оставалось всего три часа, и за это время надо было успеть исправить все ошибки, которые она совершила, и вернуть сестре настоящую Юлю, иначе ей самой тоже никто никогда не поможет, и как бы она не пыжилась, корпеть ей до конца дней своих в мамкином магазине!..

ЛЮБОВЬ СО ВТОРОГО ВЗГЛЯДА

Леша вошел в еще пустую комнату менеджеров. На Янином столе в беспорядке лежали, оставшиеся со вчерашнего дня заявки, счета, накладные – словно и ночью кто-то продолжал здесь напряженно работать, а с наступлением утра внезапно исчез, растворившись в воздухе. Леша прошел дальше; задумчиво остановился у стола, стоявшего в правом углу; окинул взглядом симпатично торчавшие из голубого стаканчика ручки, и документы, сложенные в аккуратные стопки; одним пальцем погладил пушистого лисенка, чудом державшегося на мониторе. Он сам подарил его Лене всего две недели назад, на Восьмое марта – тогда ему показалось, что лисенок чем-то неуловимо похож на нее саму. Сейчас это впечатление прошло – Лена не была такой огненно рыжей, и глаза у нее больше, совсем не как черные бусинки. Хотя, разве это имело значение? Главное, что подарок понравился, и она не забросила его в ящик стола.

Дверь с шумом распахнулась. Леша вздрогнул и быстро убрал руку, словно застигнутый за чем-то предосудительным.

– Доброе утро, – Яна сняла куртку, – этот транспорт меня доконает; думала, не вылезу – мужик какой-то зажал в углу…

– Езди на такси, – заметил Леша равнодушно.

– Не столько нам Михалыч платит, чтоб на такси кататься. Прикинь, за месяц как раз вся зарплата и улетит.

– Действительно, – согласился Леша. Ему совершенно не хотелось с самого утра нагружать себя абсолютно не нужными проблемами, поэтому он поспешил скрыться в отгороженном стенкой из стеклоблоков закутке, являвшимся его кабинетом. Плотно закрыл дверь, на которой красовалась картонная табличка «Начальник отдела продаж» и опустился в одноногое кресло, которое, просев под его весом, издало не совсем приличный звук, и Леша вздохнул.

Стена напротив не радовала глаз – дурацкие матовые квадраты, соединенные грубыми швами раствора; даже картинки, которые он пытался лепить туда, почему-то отваливались на следующий же день. Вообще, если не брать во внимания компьютер и черный стол, от всего здесь веяло далекой, почти забытой эпохой «развитого социализма»; сразу вспоминались университетские аудитории, разгороженные такими же перегородками; «курилки», где в швы ребята засовывали недокуренные сигареты. Кажется, все это происходило очень давно, в каком-то другом веке и другой стране…

Страна осталась та же, а, вот, век, действительно другой, хотя прошло каких-то пятнадцать лет.

Леша отвернулся к окну, за которым серой тряпкой висело бесконечное, пасмурное небо. Прямо напротив огромные толстые сосульки вдоль гладкой кирпичной стены напоминали неровный частокол, ради хохмы поставленный вверх ногами. …Убьет кого-нибудь, – подумал Леша, но эта мысль не вызвала желания каким-то образом огородить людей от возможной опасности – в конце концов, каждый должен заниматься своим делом.

В соседней комнате хлопнула дверь. Леша повернулся к стене, ломавшей изображение настолько, что сквозь нее угадывалось лишь движение темного бесформенного силуэта. …Нет, это еще не Лена. Она приходит ровно в девять. И как у нее получается?.. Может, стоит на улице и ждет, пока минутная стрелка подтянется вплотную к двенадцати, и пулей летит наверх? Глупость, конечно…

Включив компьютер, он уставился на картинку, гораздо более приятную, чем пейзаж за окном – на экране светило яркое солнце и весело зеленели березки. …Скорее бы лето, – Леша подпер рукой подбородок, приблизив лицо к экрану, словно пытался проникнуть в мир, охваченный птичьими трелями и стрекотанием кузнечиков, – не зря ж говорят, что за зиму организм так истощается, что пропадает не только жизненная активность, но и все желания. Хотя, почему ж пропадают?..