И в этой тьме он внезапно увидел нечто странное. Что-то новенькое. Необычное. Вертикально стоящее… То, что раньше, при свете дня, он не замечал. Явление. Небольшое сияние в дали, на самом краю горизонта. Ему было трудно определить расстояние, на безликой, лишенной всяческих ориентиров, местности, когда тело горит, и все плывет перед глазами. Это сияние переливалось различными цветами, по крайней мере, так ему казалось, и словно звало к себе. И именно это далекое разноцветное сияние пробудило в нем последние крупицы сил, какие только могли остаться в человеке на грани изнеможения. Надежда…

Его окружала бархатистая, непроглядная темень. И пронизывающий холод. Холод, который парализовал, кусал суставы, заставлял сутулиться и втягивать голову в плечи. Но лучше холод, чем жара, лишающая возможности двигаться. Он и сейчас не мог толком встать и идти, но встав, с трудом, на четвереньки, смог проползти немного вперед. И еще немного… Еще… Если понадобится, он проползет всю ночь до заветной цели.

Был ли это мираж, или впереди действительно что-то было — неизвестно. Но ему дали шанс. Он верил в это. А что еще оставалось человеку в таком отчаянии и на грани смерти. Только умереть… или сражаться. Это сияние словно пробудило его от забвения. Неважно кто, но шанс был дан. И он не упустит его. Не может упустить.

Он сумел даже подняться на ноги, трясясь всем телом. Прохрипел что-то нечленораздельное, видимо молитву, которую слышала лишь пустота, и пошел вперед, пошатываясь, оставляя за собою извивающийся петлями след. Он шел и шел, не сводя глаз с этой странной штуки впереди. С необычайного явления в пустыне. Когда волосы падали на глаза, он откидывал их со лба. Непонятная штуковина, как будто, и не становилась ближе. Что-то уж слишком долго. Лишь мерцала, маня к себе.

Неуверенными, заплетающимися шагами, человека, словно в какой-то последней клинической стадии опьянения, он продолжал путь, возможно конечный для него. Ноги его подкосились, выпрямились, подкосились и выпрямились опять, а когда волосы снова упали ему на глаза, он даже не стал убирать их — у него не было сил. Он лишь смотрел на сияние впереди, и продолжал шагать.

Дважды он падал, и во второй раз уже и не думал, что сможет подняться и в этот раз. Но он продолжал движение, уже ползя на четвереньках. Медленно, но полз. Надежда… И сияние становилось все ярче, выделяясь в некую окружность, словно маленькое солнце. Вот только оно не обжигало, но наоборот давало сил, продолжать двигаться. Несколько раз он вновь падал, но вставал, и шел дальше. Шел, ибо должен был идти. Это все, что у него осталось — цель. Надежда… или Смерть…

Несмотря на то, что сейчас, ночью, солнце уже не палило, жажда не проходила. Она постоянно напоминала ему о себе и подстегивала. Силы уходили, а все тело изнывало от боли и жажды, требуя хоть глоток воды… И вот он словно увидел перед собой воду, живую и леденящее успокаивающую. Сначала ему просто мерещилось, что там, за сиянием, будет ожидать его вода, просто реки чистой и свежей воды, которая почему-то, по никому неизвестной причине, не доходит до того места на котором он сейчас находился. Но вскоре он уже не просто мечтал — он видел за этой сияющей окружностью воду, небольшим водопадом спадающую в небольшие рытвины в земли. И чем больше он смотрел, завороженный этим зрелищем, тем больше становился водопад — и вот он уже ниспадал с самих небес. С них прямо-таки стекала вода, лилась с неба и уходила в землю, нескончаемым потоком. Но внезапно вода принялась становиться багрянисто красной, как густое красное вино, нет, словно кровь, темной багрянистой массой спадая вниз. Но это его не пугало, и он продолжал смотреть завороженный этим — ему пришла в голову странная и пугающая мысль о том, что кровь — это всего лишь жидкость. Ее можно пить. Можно пить… И у него есть кровь, много крови… И не нужно никуда идти — жажду можно утолить здесь, и сейчас, своей кровью… Кровь — это всего лишь жидкость. «Я должен напиться». Должен… Или смерть…

Водопад был миражем, призраком, сном. И исчез, как исчезают сны. Он понимал это, признавал, и все-таки чувствовал обиду и жуткое отчаяние, словно это видение и правда существовало, было рядом — и вот бросило его. Как бросили все остальные. Но вскоре он отогнал эти миражи и кошмары, и начал ползти дальше, к сияющему явлению во тьме безмолвной пустыни.

Время для него длилось ужасно медленно, ночь словно замерла. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как увидел это сияющее маленькое солнце на горизонте. Ему тогда казалось, что ночь уже прошла, но солнце, настоящее солнце, почему-то не всходило, словно давая ему еще один шанс дойти. Он должен… дойти… Он полз, и сияние становилось все ярче и… ближе. Но даже сейчас он не мог понять, что это такое. Он все приближался и приближался к заветной цели, но когда оставалось совсем немного…

Незадолго перед самым рассветом он снова рухнул на песок и окончательно понял, что на этот раз ему уже не подняться. Или смерть… У него не было сил встать. Всего лишь в нескольких шагах маячило таинственное сияние, но он не мог даже дотянуться. Было ясно: это действительно конец. Он воспринял это спокойно. Даже с облегчением. Долгожданная умиротворяющая смерть… И никаких больше усилий, сопротивлений — только умиротворение и… конец.

Он продолжал лежать в полуобморочном состоянии, когда солнце окончательно взошло, вернув обжигающий жар. Сначала понемногу, но потом вдарило со всей силы. Он умирал, и умирал совершенно бесповоротно. Тем не менее, перед последним вздохом, закрывая глаза, он заметил мельком, какие-то изменения с сиянием.

Оно начинало сильнее мерцать и немного вибрировать, раздражая окружающий воздух своими колебаниями, а затем из него появилось несколько человек, один за другим, четкими и выверенными шагами ступавшими на пустынную землю, осматриваясь вокруг. Восемь человек, которые были облачены в необычайно странную для этих мест, плотную черную облегающую и покрывающую все тело, ткань, которая выглядела единым одеянием, по краям которого располагались пурпурные полосы — обычный знак отличия сенаторского сословия — от самых плеч и до столь же черной и плотной обуви на ногах. На левой груди, у каждого из восьми, ткань была золотистой и немного выпирала, словно там под одеждой было что-то еще. Точнее было бы сказать, что на левой груди, у каждого из этих восьми необычайных странников, выпирало изображение какого-то животного, и это самое изображение выделялось на ткани в этом месте золотистым цветом. Сам же предмет изображающий животное находился видимо на самом теле, а сверху покрывался этой золотистой тканью, словно скрываясь под одеждой.

Черное одеяние начиналось от самой шеи и до самой обуви составляло единое целое, покрывая все тело, вплоть до рук, словно защитная пелена, защищающая своего носителя. Сами же странники выглядели по разному, кто-то крупнее, кто-то выше, старше, но кое-что их все же объединяло — короткие стрижки, темные волосы, отсутствие у всех бороды или усов, жесткие лица, смотря на которые не ждешь ничего хорошего, и только и думаешь, как бы убраться от таких подальше. Разноцветные глаза — один небесно-голубой, другой светло-зеленый. И конечно же изображения животных на груди — они были у всех из восьми странников. Эти звери на груди странников были представлены самые различные — был и хамелеон, кит и стервятник, а также ехидна, ламантин, муравей, страус и цератопс. Восемь человек — восемь животных.

Они отошли немного в сторону от линзы, словно пропуская кого-то еще, не загораживая им путь. И из сияющей линзы тут же показались еще трое странников. Они, в отличие от предыдущих, были одеты уже в белую ткань, с точно такими же пурпурными полосками по краям их странной одежды. Точно такой же тип одежды, за исключением цвета и изображений животных. Следом за ними из линзы появились различные контейнеры, установки, оборудования, мешки и прочие установки, одно за другим, наваливаясь в одну кучу, но не ломаясь.