Уже на следующий день после подачи заявлений, нас с Маем забрал прибывший в училище, лично за нами, транспорт. Межпланетная авиетка с символом «Москвы»: пики главных зданий МГУ. А ночью перед отъездом у меня состоялся довольно сложный разговор с отцом, коего поверг в шок мой столь самоубийственный выбор.

— Вань, ты хорошо подумал? — спросил он, зайдя в нашу комнату в жилом блоке летного училища имени Чкалова. Так, как лететь в Москву достаточно долго, моей семье разрешили остаться еще на один день под охраной Петропавловских кадетов.

— Да, пап, я абсолютно уверен в своем выборе. Он был полностью осознан мной, и отрекаться я не намерен.

Мы сидели за столом, я посмотрел на Петрова, который беззаботно развалился на кровати. Он повернул ко мне свою лохматую голову и тут же понял, что должен на некоторое время покинуть комнату. Когда дверь за ним закрылась, отец продолжил.

— А ты о нас подумал? Обо мне? О матери? У тебя ведь сестренка есть…

— Ты так говоришь, словно я уже умер, — резко оборвал я отца. Он пристально посмотрел мне в глаза и тихо выдохнул.

— Нет, ты всего лишь подписал себе смертный приговор, а кто приведет его в исполнение, я не знаю.

— С чего ты взял это? Служить в «Москве» так же тяжело, как и на «Стреле» или еще где-нибудь. Всюду живут и умирают люди.

— Только там, куда собрался ты, Ваня, люди умирают в десять раз чаще… Даже если бы ты решил отправиться на, черт его побери, Плутон, я бы и то не так разорялся. Но ты выбрал «Москву», — отец отвел свои глаза в сторону и посмотрел на лампу, висевшую под потолком.

Он, так же как и я, в минуты внутреннего отчаяния, любил смотреть на свет. Стараясь не щуриться, отец глядел, как в стеклянном теле теплиться маленький огонек, говорящий о том, что жизнь еще идет и пока не хочет останавливаться. Но я прервал его.

— Пожалуйста, не говори об этом маме.

Он коротко кивнул.

— Хорошо, ей я скажу, что ты служишь так же на «Стреле», как и хотел сначала… — папа выдержал небольшою паузу и задал мне вопрос, — я не понимаю, почему ты решил туда отправиться? Ты же сам говорил, что у тебя невеста на «Стреле». Ждет тебя…

Эти слова раскаленным прутом обожгли мне душу, оставив в ней неприятный осадок, но фигурка цапли, лежащая в нагрудном кармане рубашки, своим холодом мгновенно успокоила тот ожог, прочистив все мои мысли.

— У меня нет невесты. И меня ни кто там не ждет, — ответил я, — мой выбор полностью осознан, и я уже не буду что-либо менять. Надеюсь, ты меня поймешь. Это самое главное.

Отец посмотрел мне в глаза. Этот его взгляд я запомню на всю свою жизнь до последнего вздоха. В нем разом отразилось все, что папа тогда чувствовал, вся та боль, которую он испытывал, отпуская сына, буквально на смерть.

— А твой друг?..

— Что с ним?

— Ну, Май, он ведь пошел за тобой. Зачем?

На подобный вопрос я тоже не знал ответ. Для меня то, что сделал лейтенант Петров, было большим удивлением. Ладно, я, с горя пославший заявление в штаб квартиру «Москвы», но он расчетливый и предусматривающий все возможные проблемы. Как он мог пойти на такой шаг? Май за несколько минут принял такое решение, на принятие которого у многих уходят месяцы, а может даже и годы. Все-таки, мы с ним были настоящими братьями по крови, раз он решил «подписать себе смертный приговор», следом за мной, лишь для того чтобы я понял, что еще есть человек, который будет рядом до конца.

— Мы две половинки одного человека, две половинки одной души. Если умрет одна, то умрет и другая. Таковы правила жизни.

Отец встал из-за стола и подошел ко мне. Его тяжелая рука легла на мое плечо. Я чувствовал, как трясутся его пальцы, и дрожит голос.

— Твой, Ваня, дед всегда говорил. Если тебе суждено погибнут в бою, то так оно и будет, если же нет, то ты выкарабкаешься, что бы ни произошло. За нас уже все решено, — он шумно выдохнул. Эти слова дались отцу особенно сложно. Хоть он и стоял за моей спиной, и я не мог взглянуть в его глаза, но я почувствовал, как в горле этого закаленного жизнью человека встал комок.

— Пусть бог тебя бережет, мой мальчик. И тот медальон, что я подарил тебе когда-то, пусть всегда будет с тобой. В нужный момент он обязательно поможет.

Отец поцеловал меня в голову и ушел, тихо скрипнув дверью.

На следующее же утро мы вместе с лейтенантом Петровым отправились на Луну. Все те, кто видел, как человек из личного состава «Москвы» пришел за нами, долго не верили во все происходящее. Кто-то завидовал нашей решимости, кто-то считал, что мы с Маем придурки, но все же большинство держало свое мнение при себе.

Уже, будучи в здании штаб-квартиры боевой группы на регистрации я заметил, что из всего того широкого спектра военных летательных аппаратов нам с Петровым достались поистине гениальные транспорты. Аэрокосмические перехватчики SX-15.

Реактивные птицы пятого поколения. Одноместные истребители обтекаемой формы, имеющие четыре маршевые (две большие и две поменьше, идущие сверху) и шесть маневровых дюз, вооруженные по первому слову техники от стандартных ракетных блоков с дополнительными модулями наведения до усиленных носовых пушек главного калибра. Правда вот, в кабине пилот чувствует себя слегка тесновато, как за рулем гоночного болида, но зато все это неудобство с лихвой, компенсируется тем набором боевых гаджетов, которые дают пилоту необычайную свободу, как в воздухе, так и в безвоздушном пространстве. В общем, вся эта невообразимая красота по документам доставалась нам, как личный транспорт.

Также по документам нам с Маем, как боевым офицерам полагалось табельное оружие.

— Молодняк, — радостно произнес генерал-майор Распутин, заходя на пропускной пункт, где как раз сидели мы и еще три новоиспеченных лейтенанта. Видимо, не у нас одних недавно был выпускной.

— Ну что, лейтенанты, — Распутин навалился на дверной косяк, в оба глаза разглядывая нас, подобно биологу, глядящему сквозь лупу на муравьев, — сейчас на базу полетите с капитаном Семеновым, там вам все расскажут и покажут.

Уж очень добрым выглядел в этот момент Распутин, что я сразу же почувствовал неладное, да и Май заметно запаниковал. Но потом паника сама собой отступила, потому что нас на авиетке повезли прямиком в святая святых «Москвы», на ту самую базу, где располагались главные военные объекты группы.

— Парни, а вы откуда будете? — подал голос один из офицеров, когда мы летели над высотками Новой Москвы, лихо, облетая их с тылу.

— Петропавловск-Камчатский, — ответил за всех Май, — а вы втроем откуда?

— Мы с Женькой из Пскова, а Дима, он с Лунограда, — ответил все тот же лейтенант.

— А самого-то тебя как зовут?

— Филипп, но друзья зовут просто Фил.

Май протянул ему руку.

— Рад познакомиться, Фил. Я Май.

Парень улыбнулся и пожал Петрову руку. Затем он поздоровался со мной, и мы тоже познакомились.

Все эти новички выглядели как-то довольно странно, хотя каким еще надо быть, чтобы по своей воле пойти в «Москву».

— Ну, честно говоря, я пошел не по своей воле, — возразил Дима и поправил очки, которые придавали ему некую ботаничность, — меня отец заставил. Сказал, мол, если учился девять лет защищать родину, так защищай ее по-настоящему, а не как все эти олухи. Я с ним так-то согласен, но как-то все равно страшновато…

— Да, про эту группу столько слухов разных ходит, что аж кровь в жилах застывает.

Всю дорогу мы проговорили о том, какие причины заставили нас сделать такой решительный шаг в жизни и о том, что с нами, в конце концов, будет, хотя ответ был очевиден.

— Я не хочу умирать, — оптимистично произнес Фил и посмотрел в окно. Пейзаж с высоты птичьего полета открывался весьма прекрасный, хотя вроде птицы летают немного ниже. Мы же бороздили воздух прямиком над высотками.

— Вань, — подал голос Женька, — а что у тебя с глазами?

— Да, фиг его знает, — бросил я, — они, то обычные, то вот такие. Не знаю с чем это связано.