- Какие предметы в школе тебе нравятся больше?
Она четко и честно ответила:
- Русский язык, литература и история!
После этого ее тотчас отдали в математическую школу.
Детская любовь к родителям - это всего-навсего привязанность к людям, которых совершенно не знаешь и не понимаешь. С возрастом все меняется. Совсем неблизкие близкие...
- Школа эта твоя паршивая! Как тебе не надоест?! И что ты там все без конца изобретаешь, Макаренко? Тебя просто выгонят оттуда под жэ коленом? Вот увидишь! Выгонят!
Катя молча сжималась.
Нельзя объяснить, что именно школа отвлекает ее от болезней, что там ей - пусть это странно - становится легче. Что с детьми ей общаться намного проще, чем со взрослыми.
И у нее сейчас все неплохо. Если так можно охарактеризовать ситуацию. Настроение поганое, несмотря ни на что. Сын вырос, радоваться надо, но она уже не в силах заставлять себя улыбаться. А так больше ничего. Ничего интересного. Жизнь словно остановилась - стоишь в листе ожидания. Вот поедем куда-то, вот сделаем что-то, вот тогда... И это тогда - вроде как никогда. А что сегодня? Сегодня дотянуть бы до вечера, и в койку. Десять часов вечера - ее любимое время. Потому что день прошел, и пора спать.
Ищешь хорошее, как кролика в цилиндре фокусника. Кролик, ау, ты где? Нет его, хорошего...
Хотя это у многих. Почти у всех. У тех, кто не справился с этой жизнью, не сумел ее осознать и принять, как должно, а необдуманно решил, что морской берег, где ждала принца юная Ассоль, - наилучшее место существования.
Ладно, не надо загружать, забивать себя тоской. Ничто в целом свете не может нас подкосить, а вот сами мы себя бьем очень больно - страдаем по прошедшему и слишком часто думаем о прошлом. Кажется, очень немногие живут сегодняшним днем - большинство намерено жить позднее. Но пока мы откладываем жизнь на завтра и послезавтра, она незаметно проходит. Истина давняя. Подруги толковали про другие жизни... Да это глупость! Зачем они нам, если мы с одной, Богом даденной, толком справиться не умеем!
Потом время словно разорвалось, расслоилось, рассыпалось, показалось непоследовательным - маленький сын совершенно непохож на сына взрослого. Неужели это тот самый, который не спал ночами, вопил и ревел, не желал расставаться с коляской - ленился ходить, который обожал мягкие игрушки, не любил темноты и скупо общался с другими детишками?..
Катя стирала его обожаемых мохнатых зайцев и собак, развешивала сушить и приговаривала:
- За ушко да на солнышко!
Почему люди так привязаны к этой расхожей истине, что время летит, а жизнь проходит, как один день? Никуда оно не летит, и жизнь идет себе размеренно и неторопливо, как ей и положено. И ее события - ах, это было словно вчера! - были не вчера вовсе, а давным-давно. Оглянешься - сколько лет прошло... И столько всего случилось... Река жизни принесла, прибила...
Получить алименты в суде... Да это ведь невозможно! Ах, ваш муж - творческий человек, член Союза художников? Да вы что! Как мы с него получим деньги? Его гонорары сначала еще надо найти. Вы беретесь их отыскать? Ах, нет?! И мы тоже - нет. Это нереально. Чего же вы от нас хотите? Судебный пристав не может...
И Катя махнула рукой на алименты.
Она всегда очень плохо знала живопись и не любила ее, редко бывала в музеях и на выставках, хотя муж был художником. Впрочем, наверное, именно потому, что он был художником, Катя так плохо и знала живопись...
Позже она стала настоящим мужиком - извратилась - все повадки и привычки, все поведение мужицкое. Или ей так только казалось? Но казалось упорно.
А Платоша лет до трех был уверен, что "папа" - нет такого слова...
С будущим мужем на первом свидании вышел казус. Володя мучился насморком, но хотел скрыть это от Кати и без конца наклонялся, чтобы завязать шнурки. Что же это за шнурки такие? Катя начала беситься. Неужели нельзя завязать толком или купить другие? Оглянулась: ухажер вытирает нос. Может, стоило тогда Володю оставить вытирать нос дальше? Оставить с носом... Примитивная игра слов. Банально до омерзения.
И все это смешно и грустно... И не очень прилично. Но факт...
Был у юной Кати в жизни один случай... человек звал ее к себе на интимное свидание и явно строил планы и на дальнейшее. Она собиралась идти, и парень нравился... Но не пошла. Застеснялась. Чего? Смешно и стыдно сказать... На ней в тот день оказались дурацкие трусы. Желтые панталошки в крупный горошек. И она испугалась, что их увидит мужчина... Позорище. И никуда не пошла. А он воспринял это как отказ - да как еще он должен был это воспринять? И пропал... Больше они не виделись, у него другая судьба, и у Кати тоже. Своя семья, развод, сын Платоша... И муж после развода, предрекающий:
- Ну, парня ты, конечно, ухайдакаешь!
Но иногда Катя вспоминала тот случай - далекий-далекий... И вздыхала, и думала: как все это нелепо и ненужно - юношеские страсти, панталончики... Жизнь не может состоять из этих мелочей. Но ведь состояла...
На углу Петровки был магазин женской одежды. Его прозвали "Смерть мужьям". Подруга Вера туда часто заглядывала, а потом вдруг словно ненароком сообщала:
- Кать, тебе нужен предмет?
Так Вера называла панталошки или трусики.
- О-очень приличный, беленький... и все размеры есть... Бежим?
И они мчались. Пока не расхватали. В стране неуемного дефицита нужно очень хорошо ориентироваться и быстро бегать.
Вера удивительно легко втерлась к Кате в доверие, завоевав и подчинив ее сумрачную и смятенную душу. И Кате даже стало казаться, что это счастье - такая подруга.
Перед очередным выходом в свет, то бишь на какой-нибудь вечер или в театр, Вера всегда просила Катю зайти за ней. И ныла, и капризничала, и умоляла...
- Что-то я так боюсь... не знаю прямо, что надеть... Ты мне посоветуй, Котик, что выбрать, а то в прошлый раз я, по-моему, была чучело чучелом. А сегодня как раз собирался прийти Никита... ах! - Вера поднимала светлые глазки к потолку. - Он тебе не нравится? - и ревниво смотрела в упор.
Катя улыбалась.
- Нет, не нравится. То есть не в том смысле... Он милый. Но не мой вариант.
Вера успокаивалась.
Сцена повторялась с завидным постоянством. Только менялись мужские имена.
Главным Вериным пристрастием было зеркало.
Однажды пристально оглядывая себя в очередной раз, она сказала, обращаясь к зеркалу:
- Свет мой... Неужели мне, вот такой, и придется умереть? Но это ведь невозможно...
Сидящая на тахте Катя весело подтвердила:
- Обязательно! Как в том известном анекдоте.
Подруга насупилась.
- "Обязательно...". Просто глупо... Выдумала бы что-нибудь...
Катя засмеялась.
- Да что? Я правду сказала.
- Правду... - проворчала Вера. - Вот так всегда: куда ни сунешься - всюду она, эта поганая правда! Ненавижу я ее, презираю!
Катя удивилась.
- Как это можно: ненавидеть правду?
- Да так! - в ярости закричала Вера. Катя еще никогда не видела ее такой. - Очень просто! Эта твоя правда... она всегда бьет в лицо, тычет мне туда своими чересчур чистыми ручками! Лепит какие-то идеалы и принципы, в которых я не нуждаюсь! У меня они свои, свои собственные! А у нее - другие!
- Ну, и живи по своим... - неуверенно пробормотала Катя. - Зачем так переживать?
- А я и не переживаю! - отрезала Вера. И стала обычной. - Посмотри, Котик, я прилично оделась? Все в тон? Ах, я так боюсь... Придет Ванька... А тебя часто спрашивают на улице, как пройти куда-нибудь?
Катя удивилась вопросу.
- Часто. А что?
- Да ничего особенного... Я так и думала. А меня никогда. У тебя лицо такое... Видно, что готова помочь. И всегда мнешься, как салфетка. Люди делятся на две категории: вечно сажающие на свою одежду пятна и всегда выходящие чистенькими из любой ситуации. Ты из первых.
- А ты? - резковато спросила Катя.
Вера улыбнулась.
- Да ладно тебе! Меня сегодня в школе один гаврик спросил, почему в Англии полицейских называют "бобби".