По мере того, как великий поэт все больше и больше увлекался, он все острее сознавал безнадежность и глупость этой любви. Любовь без перспектив — всегда тупик. Тогда зачем она, для чего? Но разве кто-нибудь задается подобным вопросом, когда неожиданно влюбляется?

Охлынин сознавал, что ему недалеко до старости. И поэтому с удвоенной силой цеплялся за Ингу, как за последний час своей молодости, за угасающий фонарик счастья. Он боялся его упустить… Инга подарила ему чересчур много — настоящую радость. И Вадим дорожил этим.

Инга снимала в Москве квартиру, давно оставив опостылевшее ей университетское общежитие. Она неплохо освоилась за три года жизни в столице. Встреч с Павлом, довольно постоянных, Инге довольно быстро стало не хватать. И ее так же, как позже Вадима, тяготила бесперспективность отношений с Пашей. Ну, и что дальше? С вопросом о замужестве все ясно, он не возникал, поскольку Инга его больше не ставила, и будущее порой рисовалось перед ней в своем не слишком лучезарном свете. Нужно было что-то придумывать, как-то устраиваться, чем-то жить…

О любви Инга тоже больше не размышляла и не задумывалась. Иллюзии ранней молодости миновали, оставили ее в покое, кажется, навсегда. Да и вообще, что такое эта пресловутая любовь, о которой твердят все вокруг, на которой буквально все помешались? Есть ли она? В чем ее подлинные смысл и суть? И существуют ли они?

Инга сомневалась в этом. Примеры родителей и близких ее ни в чем не убеждали. Частные, единичные случаи здесь не подходят, а сухие цифры статистики грустны и унылы. Число разводов растет день ото дня. Тогда что ждет Ингу? Как ей помочь самой себе? Чем зарабатывать деньги?

Родители и Филипп исправно писали, спрашивали об ее успехах, ждали летом домой… Инга усердно отвечала, подробно описывая занятия в университете. Конечно, обо всем остальном она умалчивала. И только иногда на ходу, вскользь думала: странно, что взрослый человек, Филечка, не понимает в жизни абсолютно ничего…

Она все чаще вспоминала Леху, сгинувшего после их последней встречи, когда Инга его попросту соблазнила и затащила в постель. И перебирала в памяти, как четки, его слова. Вера… Церковь… Инга купила церковный календарь и стала потихоньку его почитывать, овладевая непонятными терминами и запоминая дни церковных праздников. Потом ей на улице подарили Новый Завет…

Павел по ее просьбе — в общем, он мало в чем отказывал Инге, разве что в браке — побродил по Интернету и нашел немало вакансий для начинающих журналистов. Все студенты уже со второго курса, а то и раньше, подрабатывали.

Инга прогулялась на несколько собеседований и везде, без исключения, вызвала бешеный интерес мужского начальства и ненависть женского. Павел дал ей несколько практических советов. С его помощью она научилась уверенно ходить и говорить. "Твой успех в редакции зависит от того, как ты себя там проявишь с первой минуты!" — учил Павел. Поэтому Инга отвечала на все вопросы хладнокровно, сдержанно, коротко, с легкой улыбкой. Ни одного лишнего слова! Но успевала перечислить все свои познания и достоинства, именно те, которые сейчас требовались, об остальных лучше умолчать. Она не обращала внимания на взгляды и замечания в свой адрес, на насмешливый тон дам, мечтавших ее смутить. И всегда выигрывала. Ей сделали несколько деловых предложений. Инга их обдумала и разумно остановилась на исключительно мужском коллективе журнала "Боевое содружество". Все, как один, военные в отставке.

Журнал выпускало общество ветеранов последних российских войн на деньги солидной ветеранской организации, имеющей в Москве и Московской области около ста различных предприятий — от ресторанов до мастерских по выпуску недорогой одежды для инвалидов и участников Афганской и Чеченской войн.

Руководитель общества журналом почти не интересовался. Фактически вел журнал заместитель начальника, очень милый пузатый дядечка, Валерий Михайлович Захаров, который Инге глянулся с первого взгляда. Главный редактор журнала, Антон Стародавний, тоже вроде показался ничего, хотя Ингу насторожили его глаза. Очевидно, когда-то ясно голубые, они теперь стали блеклыми, словно синева их выгорела на солнце, слиняла, а посредине возбужденно сверкали черные, круглые, слегка расширенные точки зрачков. Будто у наркоманов или пьяниц. Инга с подобными господами не раз сталкивалась в столице, поэтому с ходу могла их отличить.

И она не ошиблась. Главный редактор, подполковник в отставке, окончивший Военный университет по специальности "журналистика", побывавший на двух войнах, здоровенный, плечистый, почти двухметровый мужик оказался пьяницей. Заявившись к десяти утра в редакцию, Антон Семенович первым делом начинал искать повод выскочить на улицу и хлебнуть пива у ближайшей палатки. А потом добавлял к утренней бутылке все больше и больше. Водка, конечно, была для него предпочтительнее, но Захаров терпеть не мог пьянства, держал Стародавнего в ежовых рукавицах, прощал ему все до поры до времени и терпел исключительно потому, что пьяница Антон имел крепкую мохнатую руку в самом верху. Тоже запойную, на том и сошлись, познакомившись когда-то на застолье. Но нет ничего прочнее на этом свете, чем неразлейная, трогательная и нежная дружба преданных друг другу корешей, лакающих вместе водку.

На Ингу мужики в редакции и в самом ветеранском обществе посматривали украдкой и с восхищением, которое все равно скрыть никому не удавалось. Зато в глаза, ничуть не стесняясь, (у военных нет комплексов, иначе какие они военные?) называли ее, не имеющую никакого блата и связей, девочкой с улицы.

Услышав это впервые, она жестоко обиделась. Так ее охарактеризовал главный корреспонденту военной газеты, обалдевшему от Инги. Обижалась она на людей нередко, даже не потому, что уродилась чересчур обидчивой, а потому что никак не могла понять, откуда у них есть право ее обижать.

Точно так же она не доверяла мнениям людям: не потому, что всегда считала себя правой, а потому, что не понимала, почему они всегда убеждены в своей правоте.

Работала она усердно, старательно, писала неплохо и много, научилась редактировать и видела, что нравится Захарову. Он, жесткий и грубоватый, которого побаивались даже видавшие виды, сами не слишком деликатные бывшие вояки, рядом с Ингой терял свою суровость, становился почти кротким, смирным и ласковым, говорил спокойно и тихо, а не орал, как на других.

Инга уже приготовилась к тому, что Захаров вот-вот затащит ее к себе в постель, и не собиралась отказывать милому пузанчику. Но он не спешил. Очевидно, был хорошим и верным семьянином, и все его нынешние увлечения оканчивались всего-навсего чисто платоническими романами, не имеющими никакого бурного и естественного развития.

"Жаль", — подумала Инга и перестала думать о пузанчике. Зато на ее горизонте возник господин Стародавний…

Сначала он пригласил ее в какой-то занюханный бар. Инга уже довольно неплохо разбиралась в питейных заведениях и злачно-развлекательных точках Москвы и к забегаловкам, где мужики хлещут пиво, заедая его солеными сухариками с креветками, относилась с соответствующим презрением великосветской дамы. Но приглашение приняла без колебаний.

В сомнительном заведении Ингу возмутило все. Прежде всего, гвалт и толкотня. За хлипкими грязными столиками, щедро облитыми желтыми липкими ручейками пролитого пива, сидели полупьяные люди, крепко, как любовниц за талии, сжимая ладонями недопитые кружки. Все шумели, что-то выкрикивали, горланили… Женщин было мало, в основном низкого сорта и пошиба. Очевидно, многие из этих дамочек явились сюда показать товар лицом и приискать клиента. Хотя некоторые из них уже прочно приклеились к мужчинам. То ли успели подсуетиться в баре, то ли пришли со своими мужиками. От большого количества выпитого пива все непрерывно бегали в туалет, чистоту которого Инга себе тотчас с омерзением представила. Разило грязными мокрыми тряпками, которыми протирали столы, застоявшейся водой, пОтом и острыми дешевыми духами.