Изменить стиль страницы

Осторожно продвигаясь вдоль замка, спутники прижимались к самим камням, стараясь обходить опасную густую поросль. Наконец они остановились. Горбун придирчиво присматривался к стене. С виду, абсолютно монолитной.

— Здесь нет хода, — уверенно заявил Лай, знавший в замке каждый камешек. — Это невозможно…

Но горбун лишь мягко улыбнулся и… скрылся в стене. Лай сглотнул, уставившись на шершавую поверхность. С недоверием качнул головой, подошел и потрогал рукой. Пальцы свободно погрузились в камень.

— Невероятно, — прошептал он. — Это что — магия? Я не ощущаю силы…

— Это фокус, Лай, — добродушно усмехнулся Солдес, мягко подталкивая юношу в спину.

Лай послушно шагнул вперед, и оказался в небольшом закутке, окруженном с трех сторон уходящими ввысь стенами. Оглянувшись, он увидел, как из-за кривого угла выходят воины один за другим. Вожак похлопал юношу по спине.

— Древний фокус. Обычно такие ходы скрыты чем-нибудь отталкивающим… например, выгребной ямой. Поскольку со стороны прохода не видно, но нащупать можно. Правда, в данном случае, это без надобности. Хе! Теперь богачи привыкли пользоваться услугами локки. А раньше, когда люди были на стороне властителей, они делали подобные фокусы, чтобы обмануть напыщенных от собственной важности и силы колдунов…

Лай недовольно покосился на спину горбуна, указывающего дорогу, но промолчал. Он все больше и больше злился на Миген. Оказывается, у матери были секреты от него! Сначала Кота, теперь ход… Он уже не знал, что ожидать дальше.

— Чего зубами скрипишь? — шепотом спросил у него Солдес и тихо рассмеялся. — Уже стал мрачнее тучи!

— Кота у локки, — едва сдерживаясь, рявкнул Лай, — а тебе весело? Неизвестно где, может, уже мертва… А вы вместо того, чтобы искать ее, спасать, увязались за мной!

— Не рычи, — осадил юношу воин и, по-волчьи приподняв верхнюю губу, усмехнулся. — Боги направляют нас. Не сопротивляйся судьбе, Лай. И не жалей ни о чем, все всегда происходит правильно…

— Да?! — вспыхнул юноша, ударив по стене. Камень, размером с человеческую голову, мгновенно рассыпался в пыль. Лай еще не научился контролировать силу Лунного волка. — Как может быть правильным то, что мы… — Осознав, что кричит, Лай внезапно остановился и даже прикрыл рот ладонью. Нет, об этом никто не должен узнать!

— Поверь! — В установившейся тишине голос зеленоглазого мужчины прозвучал раскатом грома. — На все воля богов. Это не всегда видно, потому что мы слепы… Воины стаи всегда знали чуть больше, но мы платим за это свободой.

— Вы — волки, — горько ответил Лай и покачал головой. — Вы действительно свободны…

— Это такая же искусная иллюзия, — вожак махнул рукой в сторону входа. — Воины стаи — орудие богов. И все. Что происходит с нами — по их воле. Противиться судьбе опасно для жизни… тех, кто нам дорог. Запомни это, парень! Чутье говорит мне, что сегодня в замке Кота исполнит свое предназначение.

— Кота в замке? — грудь Лая сдавила сладкая надежда, которая неожиданно принесла с собой еще больше боли.

— Еще нет, — покачал головой Солдес. — Но боги приведут ее сюда.

Лай двинулся вперед по узкому проходу. Воины протискивались следом с ощутимым трудом. Могучее телосложение в данном случае было лишь помехой. Все было продумано строителями до мелочей. Даже если бы враг узнал про ход, то не смог бы пройти по нему быстро. Коридор постоянно петлял, извивался змеей, словно находящейся в предсмертной агонии. А наверху цепкий взгляд мог заметить огромные валуны, которые еле держались, сохраняемые лишь деревянными балками. В случае опасности, не стоило большого труда завалить ход камнями.

Но юноша думал не о защите замка от возможного врага. Враг Лая обретал внутри замка. И дело совсем не в Алодлоре. Самым страшным врагом юноши был он сам. Предстоящая встреча с девушкой, такая, казалось, желанная, пугала его больше самой кровавой резни. Он не сможет любить Коту всего лишь как сестру. И пусть это звучало кощунственно, он хотел ее. Хотел, как женщину, даму сердца, любимую жену. Как же справиться с самим собой? Ответа на этот вопрос не давала ни магия локки, ни мудрость стаи…

Миген сидела в глубоком кресле, затаив дыхание. Она сильно изменилась. И так хрупкая, еще больше похудела, и сейчас стала похожа скорее на привидение, чем на живого человека. Впечатление усиливали темные круги под глазами, да блестящие платиной пряди в некогда черных волосах. Зрачки расширены, отчего темные очи казались бездонными омутами. Прошлое будто снова вернулось к ней. Крики, пожар, Сориан… Ребенок…

Чилва тщательно избегала смотреть на женщину. Радость оттого, что хозяйка жива, сменилась страхом. Узнав, как теперь живет харцесса, женщина растерялась. Стоит ли ворошить события прошлого, от которого за столько лет не осталось ни следа? Башня, уничтоженная пожаром, была отстроена заново. Сейчас ничего не напоминало кормилице о тех временах, когда она жила здесь.

Они находились в полутемной большой комнате — спальне харцессы. Во всем чувствовались незыблемые предпочтения хозяйки. Пол устлан мягкими белоснежными коврами с высоким пушистым ворсом. Стены оклеены дорогой тканью с ручной росписью золотыми красками. На них расцветали янтарные цветы и блестящие золочеными клювиками птахи радовались сверкающим лучикам солнца. Свет едва проникал сквозь тяжелые ламбрекены, в большом количестве развешанные на окнах. На памяти Чилвы Миген никогда раньше не стремилась так тщательно завешивать окна. Казалось, хозяйка боялась, что стекла могут замерзнуть, как новорожденные котята, и попыталась максимально их укутать. Занавеси в избытке украшали и саму комнату, и огромную высокую кровать. Чилва неодобрительно покачала головой. Как же жизнь запугала молодую женщину, что она так тщательно все скрывает за ширмами.

Перед началом разговора Миген тщательно осмотрела все двери, окна, даже потрясла каждую занавесочку: лишние уши тут были совсем ни к чему. Служанка с удивлением наблюдала за ее действиями — кто же осмелится подслушивать под дверьми харцессы, но та проигнорировала вопросительный взгляд верной подруги. Никакая предосторожность не помешает. Убедившись, что все спокойно, харцесса почти упала на небольшую кушетку с резной спинкой.

— Так ты вышла за Алодлора? — тихо уточнил Чилва.

— Конечно, — пожала плечами Миген, расправляя складки бархатного платья цвета спелой вишни по поверхности звериной шкуры, укрывающей жесткую кушетку. — По закону он унаследовал замок. А я успела привыкнуть к роли хозяйки… — Она растерянно кашлянула и поправилась: — То есть, мне было так плохо! А Алодлор был рядом, каждый день клялся мне в любви. Пойми, мне никто никогда не заменит Сориана. Так какая разница, за кого выходить? Не возвращаться же на север. Алодлор хотя бы казался безобидным…

— Казался? — осторожно переспросила подруга. Ей показалось, что за этими словами стоит боль. У нее самой сердце буквально сжалось от сострадания к хозяйке. Уж Чилва-то знала, каким может быть новый харц, если чего-то захотел.

— Казался, — жестко усмехнулась харцесса, впиваясь длинными ногтями в шкуру. — Но я его не виню, он просто мужчина… Влюбленный мужчина, как он утверждал. А я ведь добровольно стала его женой. И вообще, с моей стороны было глупо думать, что он будет блюсти мою невинность в память о брате. Но принимать его каждую ночь оказалось выше моих сил. Поэтому я уехала. Сказалась больной и поехала к кузине в Пролен. В то время Алор еще отпускал меня иногда. Ведь как раз тогда и начались его странные мигрени…

Миген замялась. Можно ли довериться Чилве? Придворные, слуги, подданные… узнай кто о видениях харцессы, пойдут нежелательные слухи. Но ей было так необходимо выговориться! Конечно, можно было бы поговорить с Лаем, но пугать мальчика не хотелось. Когда-то Чилва была единственной подругой молодой иноземной харцессе и не раз подтверждала свою преданность на деле. Но что она подумает, когда узнает, что ее госпожа на самом деле была вполне счастлива в объятиях Алодлора?.. До тех пор, пока однажды не заметила странности в его поведении. Он мог быть нежным и ласковым, а мог за одно мгновение стать неоправданно жесток и ревнив, проявить насилие. В эти моменты она замечала странное облако над головой харца. Именно это и напугало настолько, что харцесса решилась бежать. Вот только далеко уйти женщине не удалось.