— Да неужели? Это льстит моему самолюбию.

— Скажите, а вот, правда, что…

— Правда. — Даже не утрудившись дослушать вопрос до конца, ответила Дания и похлопала себя по выжженной левой груди. — Так гораздо удобней сражаться.

— А, правда, что…

— Правда, у меня самой три сына и все они воспитываются отцами.

— И что…

— Нет, я по ним не скучаю, если ты об этом, и не вижусь с ними. — Сказала она слишком поспешно. — Вообще у меня есть дочь, Вивиан, ты её видела, девчонка не лишённая амбиций. Она будет хорошей амазонкой, если доживёт.

— Жестоко.

— Возможно для кого-то, но такова сама жизнь, а в нашем обществе нет места не только мужчинам, но и слабым женщинам.

— Я слышала, что вы специально калечите своих новорождённых сыновей, — осторожно спросила Катарина, — чтобы те не могли претендовать на вашу власть и использовались лишь для продолжения рода или убиваете.

— Враки. — Безапелляционно заявила Дания. — В нашем обществе нет места мужчинам, тем более калекам. Отцы наших дочерей должны быть полны сил и полностью здоровы. Конечно, я не могу поручиться, что где-то такой инцидент не имеет место быть, ведь Амазония огромна и наше приграничное племя далеко не единственное. — Но на её лице можно было прочитать, что в этих словах имелась очень даже большая доля истины, но ей не хотелось столь открыто это признавать. — Но мы предпочитаем не опускаться до детоубийства и пополнения армии инвалидов, а решаем всё мирным путём, отдавая сыновей на воспитание родных или, в крайнем случае, потенциальных отцов. Мужчины так похожи друг на друга, их всех и не упомнишь. — Она немного /виновато пожала плечами. — По крайней мере, мы ещё не разу не слышали, чтобы в человеческом поселение хоть одно подброшенное дитё оставили без людского участия.

— А правда что… — Начала было Катарина, но тут она вспомнила свои первые неудачи на новом для неё журналистском поприще и решила переформулировать чуть не сорвавшуюся с уст фразу. — А то, что для того чтобы получить разрешение на рождение ребёнка, нужно убить хотя бы десять ненавистных мужчин, правда?

— Конечно же, нет. Это чудовищная ложь. — Слабо возмутилась амазонка, по её лицу было видно, что она оценила новую постановку вопроса. — Вполне достаточно всего-то трёх. Так что передайте своему спутнику мужского пола, чтобы он опасался и всегда был настороже, так как именно в этом году наши пятнадцатилетние девочки получили разрешение на убийства лиц мужского пола.

— О, вы мне льстите, моя дорогая, — донёсся голос казавшегося спящим до этого момента старика, — в моём-то возрасте я уже давно не мужчина.

Она окинула лучащимся смехом взглядом пожилого мужчину в обычной крестьянской одежде. Как уже говорилось ранее, Меден совершал сиё путешествие инкогнито и хотел, чтобы как можно меньше людей было посвящено в его истинное положении.

Но Данию сложно было обмануть, она звонко рассмеялась.

— Должна заметить, что отец Вивиан был примерно вашего возраста, когда мы её зачали и хочу сказать, что он был ещё о-го-го. Получше чем все эти глупые юнцы. Значительно получше.

— Так уж и моего возраста? — Озорно покачал головой старик, продолжая лежать на тёплом одеяле. В глазах его по-прежнему сияла искорка смеха.

— Может быть даже и постарше, — кокетливо заявила амазонка.

— Ну, вот в этом-то я точно очень сильно сомневаюсь. — Загадочно произнёс Меден. Честно говоря, иногда он и сам совершенно путался и нередко забывал, сколько столетий он прожил на этой грешной земле.

— Но неужели вам совсем не нужны мужчины в жизни? Как же вы без них обходитесь? Ведь совершенно без них, жить нельзя, наверное. — Наивно спросила Катарина, подняв на Данию свои невинные глаза.

— Да неужели? А для чего они нам нужны? Мужчины? — Вкрадчиво спросила амазонка, чуть склоняясь к рядом сидевшей девушке. — Для секса? Ну, в этом мы и сами неплохо можем удовлетворить себя и друг друга, во всяком случае, не хуже чем там какой-нибудь мужчина, а зачастую даже и лучше.

Щёки Катарины постепенно заливала краска стыда, масло в огонь подливало ещё и то, что она прекрасно понимала, что Меден по-прежнему был свидетелем их разговора. Не исхищрённой в любви и тем более сексе девушке, такие разговоры были вообще не приемлемы, но если в присутствии женщины это еще, куда не шло, то присутствие при данной теме мужчины, было что-то из ряда вон выходящее.

— Что вы, — в полном смущении Катарина отчаянно закачала головой, — я вовсе не это имела в виду. Я говорила о помощи в ремонте, строительстве, охране.

Её взгляд прошёлся по холодному блеску кинжалов, по ножнам со вставленным в них оружием, по тяжёлым мини-булавам в каждой косе и поняла всю глупость выданного ранее предположения. Но что она могла поделать? Да, она поняла, что задавала довольно-таки глупые вопросы, но что ещё она могла предположить, если вся её жизнь проходила среди мужчин, она и представить себе не могла что всё может быть иначе.

— Со всем этим мы прекрасно справляемся и сами, — Дания снисходительно улыбнулась, мол, чего с неё взять-то, всю жизнь проводит среди жалких мужчин, — а что касается любви. Так физическую мы прекрасно дарим, друг другу, да раз в пять лет получаем от мужчин. Хотя, не спорю, и среди нас попадаются очень падкие на мужчин девочки, некоторые даже совсем покидают наши земли, уходя к людям или кентаврам. У них, да и у вас тоже, это называется любовью. Кстати, то, что я вам сказала сейчас, вряд ли подтвердит кто-нибудь из моих соотечественниц, так как по возможности такие случаи если и встречаются, то это тщательно скрывается. Всё это конечно допустимо, рабынь среди нас нет, и у каждого есть собственное мнение, но мы этого не одобряем, так как это несколько ослабляет наши ряды. Поэтому тшшш, — она прижала длинный изящный палец к губам, — это тайна, секрет. Любовь же платоническую, — продолжила она дальше, — мы дарим и получаем вот им и соответственно от них.

Она издала какой-то негромкий звук, то ли свист, то ли вой. Из темноты тут же бесшумно вынырнуло животное, очень напоминающее собаку, но в то же время и будто ею не являющееся. В холке высота его составляла чуть больше метра плюс массивная голова с в меру отвисшими брылями, большие висячие уши, могучая мощная грудная клетка, крупные, словно у тигра, широко поставленные лапы, толстый опущенный к низу хвост. Пёс подбежал к хозяйке и застыл перед ней чёрным каменным изваянием, ожидая дальнейших приказаний.

Дания похлопала по земле рядом с собой, пёс послушно растянулся у её ног, отбивая толстым крепким хвостом благодарственную дробь.

— Что же, их маленьких кобельков то же воспитывают отцы-кобели? — Обретая свою прежнюю уверенность, спросила Катарина, радуясь смене темы разговора.

Амазонка оценила её чувство юмора и улыбнулась, а спящий Меден неожиданно закашлялся.

— Нет, — Дания потрепала пса за загривок, — но лично мой единорог и моя собака женского пола. Да, правда, моя хорошая?

Катарина с недоумением заметила, что к родной дочери женщина-воительница была более сурова и менее ласкова.

Тем временем огромная псина повизгивала от удовольствия и ещё сильнее била своим хвостом. Не возможно было поверить, что эта большая улыбающаяся собака, выказывающая сейчас такую любовь и ласку своей госпоже, могла представлять собой серьёзное оружие в руках опытной хозяйки. А она могла, и ещё как.

— Ещё у нас есть дочери, которым мы дарим заботу и любовь.

— А заодно лишаете их детства. — Не преминула вставить Катарина, для неё понимание этого причиняло боль, ведь в какой-то степени она и сама была лишена детства после смерти отца.

— Детства? — Амазонка с интересом посмотрела на Катарину, не отрывая руки от собачьего брюха. — Не думаю, что мы кого-то чего-то лишаем, но разве что жизни наших врагов. По крайней мере, я никогда не считала себя, свою дочь и других своих соплеменниц в чём-то ущемлёнными. Наша жизнь такова, что мы должны быть очень сильными, жёсткими и стойкими. Если мы с молоком матери и с пелёнок не будем всё это впитывать, то не будем доживать и до двух — трёхлетнего возраста. Что сделаешь такова наша жизнь и мы этим живы и счастливы.