Кстати, то турне закончилось для Шишигина печально. На обратном пути он дико напился в самолете, поругался с женой посла Добрынина[21], летевшей тем же рейсом, и облил ее минеральной водой. Кажется, приказ об увольнении поджидал его уже по приземлении в «Шереметьево». Впрочем, для обделенных игроков сборной это было слабым утешением.
В 1994-м накануне чемпионата мира во время коммерческого турне сборной России под моим руководством по Южной Америке мне пришлось воспользоваться уроками Александра Яковлевича. До последнего идя навстречу организаторам турне, я вывел команду на игру под клятвенное обещание заплатить причитавшийся гонорар в перерыве. Однако когда и в перерыве денег не появилось, я отказался выходить с командой на вторую половину встречи. Матч транслировался в прямом эфире, и началось нечто совершенно невообразимое. Однако я был тверд и неприступен, как Гомельский. В конце концов, организаторы деньги привезли, и игра возобновилась с сорокаминутной задержкой. Что поделаешь, надо учиться у великих.
Основными персональными наградами за победы были, если говорить честно, выделенные квартиры и право на приобретение автомобиля. Возможность приобрести машину официальным путем, а не по спекулятивной цене под угрозой уголовного дела, была тогда в СССР большой ценностью. Чтобы купить машину отечественного производства за свои кровные, нужно было выстоять в очереди несколько лет. Право купить автомобиль вне очереди предоставлялось за особые достижения перед Отечеством — выдающимся ученым, заслуженным деятелям искусства, спортсменам-чемпионам либо в качестве льгот (например, именно за автомобилем, а не только за «туманом и запахом тайги» тысячи соотечественников уезжали на строительство БАМа или Самотлора).
Возможность продать автомобиль по рыночной цене, оставив себе «вершок», т. е. разницу с ценой официальной, по которой нам машины продавали, а через 2-3 года после очередного успеха снова взять без очереди новый была скрытой формой поощрения. Во всяком случае, на эти разновидности спекуляции, т. е. «скупки и перепродажи с целью наживы» в соответствии со статьей 154 Уголовного кодекса РСФСР, руководство смотрело сквозь пальцы. В том числе и потому, что само этим регулярно баловалось.
Свой первый автомобиль я приобрел в январе 1971-го. Вопрос о таком поощрении я поставил перед руководством после победного чемпионата Европы 1969 года. Однако ждать пришлось больше года по причине реорганизации и замены модельного ряда на Горьковском автозаводе (до массового советского автомобиля — «Жигулей» оставалось уже немного). Зато я стал первым из баскетболистов, купившим новую модель «Волги», 24-ю. Правда, сесть за руль мне удалось только в августе 1971-го — это характерная иллюстрация плотности спортивного сезона того времени.
Свою первую «Волгу» я перепродал за 16 тысяч рублей, т. е. с 60-процентной прибылью. В 1973-м на волне олимпийского триумфа я обзавелся еще одной 24-й (она досталась потом первой жене), а в 1975-м — первыми «Жигулями» третьей модели. Наиболее долго, до конца 80-х, мне прослужила «шестерка», выделенная второй жене на «Мосфильме».
О том, как мы продавали машины, в основном на знаменитом авторынке в районе Южного порта, можно было снимать кино. Первую такую операцию я «проворачивал» с представителями братских южных республик. Сначала в качестве покупателя фигурировали двое армян, которые у меня дома вручили мне в качестве «вершка» куклу — из оговоренных 9000 рублей только 400 оказались настоящими. Это выяснила моя жена, перепроверившая деньги и сообщившая мне о своем открытии по телефону по предварительной договоренности — я с армянами поехал на авторынок. Поскольку со мной в качестве подкрепления был двухметровый мордоворот Витя Петраков, то мы просто отметелили этих двух покупателей и расстались с ними, сохранив за собой в качестве штрафа за непорядочность 400 рублей.
Со второй попытки я продал машину какому-то деду из Узбекистана — настоящему, в халате и тюбетейке, с дыней под мышкой. Этого уже мы могли запросто обмануть — отдав нам разницу, он спокойно отпустил нас с компаньоном куда-то отъехать на время перерыва в магазине, где оформлялась продажа. «Что же ты делаешь, дед? — спросили мы его, вернувшись, — тебя ведь так обманут.»
Жилье за время спортивной карьеры мне выделялось несколько раз, разумеется, в порядке «улучшения жилищных условий», т. е. после сдачи государству ранее предоставленного. Впрочем, продать квартиру в СССР тогда было практически невозможно, лишь позднее стали появляться какие-то полупрозрачные варианты махинаций с паем в ЖСК. В Свердловске через два года проживания на стадионе я получил комнату в коммуналке, а в 1967-м — квартиру, причем сразу 2-комнатную. Правда, одна из комнат была такого размера, что, открывая в нее дверь, вы сразу оказывались в кровати. Уезжая в Москву, я эту квартиру, разумеется, сдал.
В ЦСКА я получил первую квартиру, также 2-комнатную, в 1969-м. Ее я оставил семье после развода с первой женой в 1975-м. После этого я перебивался на съемных квартирах, пока Гомельский своим авторитетом не выбил мне однокомнатную в районе Лефортово. В 1980-м я получил от государства шикарный (и прощальный) подарок — 3-комнатную квартиру на «Соколе» общей площадью 69 квадратных метров. Насчет значимости подарка я не ерничаю — получить квартиру во второй раз, действительно, было большой удачей. Место, где я поселился, было известным. Через два дома от меня жил легендарный вратарь Лев Иванович Яшин, также совсем рядом — не менее легендарный штангист Юрий Власов. И эту квартиру я оставил при втором разводе. Больше от Родины я, разумеется, ничего не получал.
Хотя мы в целом и не страдали «низкопоклонством перед Западом», уровень жизни, культура ее организации за «железным занавесом» не могли не поражать. Помню, как нас потрясла организация производства на заводе «Опель», куда нас возили на экскурсию в период чемпионата Европы в 71-м в Эссене. У нас не укладывалось в голове, что по конвейеру шли, сменяя друг друга, разные модели автомобилей, про которые нам, к тому же, сказали, что все они произведены на заказ в соответствующей комплектации по желанию клиента. На фоне только-только разворачивающегося в СССР производства отечественных «Жигулей» все это выглядело чем-то инопланетным.
Поражали нас гипермаркеты «METRO», уже появившиеся в Европе. Нас с Паулаускасом по очереди проводил туда знакомый литовец (условия посещения этих магазинов были такими же, как и сейчас, — с регистрацией клиента и возможностью провести с собой не более чем одного сопровождающего). Удивительной была сама возможность приобретать товар мелким оптом для собственного потребления или для малого бизнеса.
Характерный случай, красноречиво говорящий об уровне жизни в СССР, произошел при мне с участием баскетболиста ЦСКА Виктора Петракова, о котором я уже упоминал и с которым у меня связан целый ряд смешных воспоминаний. Однажды в Мадриде во время прогулки по какой-то торговой авеню Витя отстал, застыв перед огромной витриной мясного магазина. В ней во всем своем капиталистическом великолепии демонстрировались десятки образцов колбас, окороков и прочей мясной снеди. «Что случилось, Виктор?» — окликнул я его, вернувшись назад, в то время как мой товарищ смотрел на витрину завороженным взглядом. Фраза, произнесенная им в ответ, достойна внесения в анналы истории. «Обыкновенный фашизм»[22], — медленно и мрачно произнес спортсмен.
Чтобы закрыть эту пафосную тему, скажу еще: у меня никогда не было стыда за свою страну. Я встречал на своем пути многих людей, которым я не подал бы руки, я видел в лице советских спортивных функционеров, что означает термин «совок». Я видел, наконец, забитое и подавленное состояние моего народа. Но никогда я не переносил негативного отношения к существующему строю, власти, отдельным ее представителям на всю страну в целом — на ее историю, ее величие. Я никогда не лизал зад представителям высшей номенклатуры, но и не проклинал их при первой появившейся безопасной возможности. Я разделял страну и людей, которые ее возглавляли и представляли.