Я отшвырнул ставшее бесполезным оружие, выхватил из узкого и длинного кармашка на голени кинжал. Примерился, куда лучше бросить гранату.

— Представляю, с каким нетерпением ты будешь ждать, когда за тобой прилетят твои сообщники, — раздался голос Стайлера из репродуктора над дверью. — Но этого не случится, и у тебя кошки на душе заскребут при мысли, что, может быть, они тебя бросили, а мое сообщение о войне было правдой. И тогда ты попытаешься покинуть Альво собственными силами, но не найдешь здесь ничего, что может пригодиться для этой цели. А еще в тебе шевельнется подозрение не единственное ли ты разумное существо на этой планете? И твои подозрения подтвердятся. Вот когда ты пожалеешь, что не поверил мне, вот когда поймешь, что вместе со мной решил бы свои проблемы…

Я отбежал в дальний угол прихожей, швырнул гранату и упал на пол.

— Я всех отсюда эвакуировал много месяцев назад, потому что предвидел этот штурм. А теперь, во время войны, крайне сомнительно, чтобы сюда хоть кто-нибудь вернулся. Беженцы переправлены на планеты, более или менее подготов…

Взрыв в замкнутом пространстве прозвучал оглушительно. Я был на ногах прежде, чем замерло эхо и осыпались обломки.

Ах вот оно что! Он эвакуировал своих подручных и, значит, некому было бы меня подобрать, если бы я внял его мольбам и остановился в самом начале штурма. Выходит, он просил это сделать просто для того, чтобы ему удобнее было в меня целиться! Сочувствие, во мне зародившееся, тотчас исчезло. С кинжалом в вытянутой руке я кинулся к зияющему дверному проему.

Вбежав, мгновенно осмотрелся. Никакой, как я почему-то предполагал, пышности в интерьере не наблюдалось. Всю дальнюю стену до потолка занимал пульт, левая мигала множеством дисплеев, которые в различных ракурсах показывали панораму долины и охваченные пожаром помещения. Заднюю часть комнаты отделяла перегородка, а наличие при входе ковра и кое-какой мебели указывало на то, что Стайлер здесь и живет.

Он, в точности такой же, как на фотографиях, сидел за небольшим металлическим столом возле левой стены. Мудреная машина, размерами и формой напоминающая гиппопотама, выступала из противоположной стены и частично прикрывала его. Стайлер был лыс, пучки проводков тянулись от его головы к центральному пульту. Он смотрел на меня и в правой руке держал пистолет.

Не знаю, сколько раз он в меня попал. Первый-то раз промазал. Относительно второго выстрела не уверен. Пистолетик был мелкокалиберный, и Стайлер успел пальнуть три или четыре раза, прежде чем я выбил у него из руки эту игрушку и вогнал лезвие точно ему в диафрагму. Он грузно осел в кресло.

— Ищи спасения… — начал он, потом судорожно глотнул воздух, и знакомое мне по фотографиям невозмутимое выражение его лица сменилось изумленным.

Он выбросил вперед правую руку, нажал кнопку справа от себя и, содрогаясь, упал грудью на стол.

А на столе стоял телефонный аппарат. И вот он вдруг зазвонил.

Я смотрел на аппарат как зачарованный, не в силах пошевелиться. До умопомрачения странно было слышать здесь телефонный звонок. Я с огромным трудом сдерживал в себе желание расхохотаться, потому что чувствовал — уж если начну, то мне будет не остановиться.

Но нужно же было понять, что означает этот звонок! Я бы всю оставшуюся жизнь казнился, если бы не поднял трубку.

Я ее поднял.

— …в здании, — продолжал голос Стайлера, — на противоположной стороне долины.

Я едва не закричал. Схватил его за плечо, встряхнул. Толкнул обратно в кресло.

Он был мертв или вот-вот должен был умереть, это уже не имело значения.

— …клетки мозга еще работают, — говорил его голос, — поэтому я могу привести в действие все, что еще уцелело, пускай даже голосовые связки мне уже не повинуются. Все здесь проходит через селектор, а его голос — это мой голос. Тебе придется изучить материалы, которые ты найдешь в том здании. Это будет трудно, и тебя может постигнуть неудача. Но тогда ты проведешь остаток дней здесь, на планете Альво. В твоем распоряжении наглядные пособия, магнитофонные записи, мои рукописи, книги. У тебя нет теперь ничего, кроме времени, и лишь от тебя самого зависит, сумеешь ли ты выбраться отсюда. До сих пор мои предвидения были верны, но, кажется, это все, на что я способен…

А потом в трубке что-то щелкнуло и раздался гудок.

И я потерял сознание.

Я нашел и изучил материалы, о которых он говорил, в том корпусе Дома, что получил впоследствии название «Нулевое крыло». Я учился, у меня не было выбора. Вернее, выбор был: или учиться, или поддаться всеобщему безумию, еще более мрачному, чем в мои времена.

Я хотел выбраться отсюда, отыскать Джулию, сделать хоть что-нибудь…

Я выбрался. Я не нашел ее могилу (да и была ли у нее могила?), но во всяком случае установил, что Джулии не было среди тех, кто попал в Дом или его корпуса, расположенные на других, еще плохо обжитых планетах.

Я выбрался, хотя для этого мне о многом пришлось забыть. Впрочем, времени у меня было предостаточно для самого скрупулезнейшего самоанализа. Я овладел методами диагностирования тех свойств моей личности, которые меня же и отвращали, и немедленно стирал их из памяти. Такую вот поставил я перед собой задачу. Мне хотелось, чтобы этой операции подверглись все люди… те, кто еще оставался в живых… мне казалось, что это возможно сделать. Правда, путь духовного преображения человечества обещал быть долгим, но я готов был идти вместе со всеми, пусть и отставая на шаг, чтобы выполнять грязную работу, для которой годился как никто иной. И меня это устраивало.

Я разрушил некую часть самого себя и припаял контакт в соответствующее место. В случае опасности можно было присоединить и остальные, но я не хотел, чтобы Анджело ди Негри существовал. Я его ненавидел.

А потом я оживил клоны. Мы могли во всем положиться друг на друга.

И мы выбрались из этой передряги.

ЧАСТЬ II

Глава 1

Изумление — вот что я испытал, когда пуля пробила мое сердце. «Как же такое возможно?..» — успел я подумать, прежде чем умер.

Миссис Воул рассказывала, что я кричал и хватал руками воздух. Я-то ничего не помнил, потому что сразу отключился, а вот бедной девочке, конечно, этого не забыть, ведь меня пристрелили в ее постели.

Да, еще мелькнула в затухшем мозгу безумная мысль: «Выдерни штекер номер семь!»

Но зачем, почему — я понятия не имел.

Вижу ее лицо, зеленые глаза, опушенные длинными ресницами, розовые губы, полуоткрытые в улыбке… И вдруг — дикая боль и невероятное изумление, когда я услышал… (или мне показалось, что услышал?) выстрел, который меня убил.

Позднее врач констатировал, что сердце у меня как у младенца, и объективную причину болей в области грудной клетки и последовавшего за ними обморока определить не удается. Я к тому времени уже сообразил, что подвергся нападению, и ни о чем так не мечтал, как поскорее попасть в Восемнадцатое крыло «Библиотеки», в комнату № 17641.

Но они промурыжили меня полдня под предлогом, что мне нужно успокоиться и отдохнуть. Идиоты! Если со мной все в порядке, о каком отдыхе может идти речь? Ведь меня только что убили! Я пребывал в полной растерянности. Я совершенно искренне недоумевал: неужели в наше время такое возможно? Личность моего убийцы занимала меня уже во вторую очередь.

Тишина, стерильно-белые стены. Арсенал реабилитационных средств.

А меня бросало то в жар, то в холод. Я понимал, что нужно срочно выбраться отсюда, срочно предпринять какие-то меры, чтобы случившееся со мной не получило огласку.

В то же время и чувство отвращения я испытывал, и почти животный страх при мысли о том, что со мной случилось. Но думать о чем-либо другом было выше моих сил.

Впрочем, у меня хватило ума сообразить, что до тех пор, пока я не справлюсь с этими ощущениями, я ни на что не буду способен.

Поэтому я и заставлял себя анализировать происшедшее. Убийство в наше время — да это же неслыханное дело! Я не мог припомнить, когда и где последний раз был зафиксирован факт насильственной смерти, а ведь в отличие от многих я имел доступ к информации такого рода. Жители Дома с малых лет подвергались психологической обработке, из их сознания разнообразными средствами вытеснялась способность к проявлению агрессивных реакций, и при первом же симптоме патологии потенциальная ее жертва немедленно становилась объектом медицинского обследования. И вдруг — явно преднамеренное и хладнокровно осуществленное убийство! Давненько такого не случалось.