Догадка нередко более плодотворна, чем неоспоримое утверждение,… мечта подчас даёт нам глубже поникнуть в тайну природы, чем сотня проведённых с конкретной целью экспериментов. Ибо проблемы, которые необходимо решить, — это именно те, которые избегают ставить на рассмотрение физиолог и натуралист.

Эмерсон Р.

Про Екатерину II принято писать, как о прогрессивной и высокообразованной. Известно, что она поддерживала личные (не обязательно государственные) отношения с передовыми мыслителями Европы. Но новое мышление — это не только дебри невостребованной философии и метафизики, не только «жвачка» для салонных бесед, это и предчувствие грядущих изменений в мироустройстве и возможностях человека. Начало царствования Екатерины II — это и время борьбы в Старом и Новом Свете за идеи, которые привели к провозглашению независимости США в 1776 году. И императрица не могла быть среди отстающих. Всем известна её заинтересованная переписка с французским философом Вольтером, которому она благоволила, посылая денег и попутно образовываясь. А не было ли это маскировкой её политических интриг, где Вольтеру отводилась роль тайного посредника?

Была во Франции и фигура, сыгравшая ключевую роль в образовании США. Это всем известный «комедиант» Бомарше, породивший образ достославного Фигаро. Но его политическая деятельность известна, в основном, тем, кто сумел прочитать Фейхтвангера [145*] и Гранделя [146*]. Этим выдающимся авторам очень умело удалось избежать упоминаний о тогдашней России. Почему о гигантском (если не сказать чудовищном) территориально-политическом образовании планеты молчат, как о покойнике? С чего бы такая небрежность, если не скрытая ненависть? Значит, они правильно поняли роль, которую взяла на себя Екатерина, и поддержали масонский заговор.

Бомарше высоко чтил заслуги Вольтера перед человечеством и Францией. Поэтому, влезая в долги, жертвуя покоем и состоянием, нашёл возможность издать полное собрание сочинений великого француза, которые большей частью были запрещены на родине. Но и Вольтер мог знать ходы в сердце Бомарше. Вот эту-то его способность и должна была использовать императрица для поддержания американских мятежников. Впрочем, у неё были и другие агенты влияния.

Я бы с удовольствием назвал среди них принца Нассау-Зигена, международного авантюриста и, кстати, друга-почитателя Бомарше, но только не имею доступных сведений о том, что он мог контактировать с Потёмкиным или Екатериной II до момента образования в 1776 году США, хотя и участвовал во многих сражениях русского флота [136*], отличился при взятии Очакова в 1788 году [147*]. Вместе с тем известно, что несколько позднее того он выполнял и секретные дипломатические поручения. Кандидатов на «тёмные дела» у императрицы было немало, и она не могла оставаться лишь безучастной «повелительницей муз», когда Московская Тартария в Америке смотрела на её трон, как на временно сданный в аренду. Екатерина оказалась проворней, но Тартария-то была вынуждена воевать не с ней одной, а со всем цивилизованным подлунным миром, которому она тоже была бельмом в глазу.

Этот аспект тайных отношений России и Америки стал нам нужен для последнего вводного слова перед тем, как рассказать тебе о том, что русские в Америке были не как гости и не как слуги. Это было воинство Ермака. Но всё же несколько замечаний, чтобы не быть тебе обманутым громкими словами и высокими званиями фаустов, продавших душу за академическое бессмертие.

Изучению и распространению знаний о Новой хронологии я посвятил более двух последних лет. Это стало едва ли не смыслом моего существования. Хочу, чтобы ты измерял исторический путь России и мира тем же подлинно научным и практическим инструментарием. Ещё перед поездкой на пароходе мне стало известно, что академик Зализняк три года назад издал целую книгу, где делает очередную скандальную попытку опорочить великих учёных Фоменко и Носовского. Но я даже не хочу её доставать и просматривать — аргументы этого «интеллектуала», даже если он изобрёл новые с помощью своего штаба единомышленников-подчинённых, можно предвидеть. Вся их «научность» подвешена на имени самого Зализняка. Может, ты ещё заблуждаешься на счёт академиков? Это люди, вступившие в имплицитное соглашение с государством о том, что будут к нему лояльны. Ради этого звания они почти всегда готовы распять Христа, как Великий Инквизитор у Достоевского, саму науку, которая для многих из них закончилась ещё на этапе добывания докторской или даже кандидатской степени. Ты скажешь: но ведь А.Т. Фоменко тоже академик из ведущего учебного заведения страны? Верно. Но только он-то и решил (чего не могут сделать все другие), что народу нужна подлинная история. Вспомни цитату о Тимуре (с. 13). И титаническими усилиями создал её, не забывая сослаться на своих великих предшественников.

Каждому россиянину должно быть понятно, что в официальной истории о Великом Новгороде и в доме Романовых не чисто. Но люди остаются рабами своих привычек и школьных учителей, которые продолжают преподносить ложную версию былого. Среди отцов лжи и фарисейства тот самый А.А. Зализняк, автор малоизвестного полутолкового словаря [148*], если пользоваться терминологией популярного одесского филолога [149*], который выводит значение сего непривычного для понимания слова так: «Толковый — умный. От этого слова образован термин «полутолковый», переводящийся с одесского языка крайне просто».

Фоменко А.Т. и Носовский Г.В. обвинили в своё время академика Зализняка А.А. в фальсификации истории [139*, с. 222]. Поэтому ответ должен был последовать. И это была реакция не учёного, а лже-политика, который должен отработать выданный ему властью кредит доверия. Подобные усилия провинившегося воришки хорошо выражены в книге известного советского писателя [150*]: «Наша беда в том, что мы сразу затронули слишком многих. И в первую голову — геологов. А это дремучий народ… От гуманитариев они напрочь оторвались, а к естественникам так и не пришли. Физика, химия и тем более математика для них — тёмный лес. Явление всегда шире закона и так называемые исключения лишь подтверждают правило. Короче говоря, попала наша заявка к геологам, и пошло-поехало! Три года бесконечных комиссий, рецензий, отзывов…Заключения экспертов, надо сказать, были самые благоприятные. Но академику Хвостову вдруг не понравилось. Он выступил против, хотя ни чёрта не понял и вообще двух слов не сумел сказать связно. Отделение пошло на поводу, а дальше началась борьба за честь мундира. Теперь уже никто не давал себе труда вникнуть в существо нашего открытия. Хвостов боролся за свою репутацию, Буйнов спасал Хвостова, Фоменко (однофамилец — моя вставка) — совсем того не желая, мы зачеркнули плоды многолетних трудов возглавляемого им института — вообще готов был стоять на смерть. Тут в ход пошли приёмы совершенно недозволенные. И хотя, как вы сказали, научная уголовщина (моё выделение) не подпадает под кодекс, уголовщиной она быть не перестаёт. По нас ударили из всех орудий. Инспирированные заключения институтов и министерств, подмётные письма, угрозы, давления. Мне завернули принятую к защите диссертацию, Ковского не представили к званию профессора…»

Зализняк и его компаньон академик Янин, видимо, помимо учёбы в советской высшей школе и чиновничьих кабинетах прошли стажировку и у всем известного иностранного специалиста по выдаче желаемого за действительное, писавшего под именем Марка Твена [цит. по 96], заметившего однажды, что «лишь очень немногие события происходят в нужное время, а масса событий и вовсе не происходит. Поэтому задача сознательного историка состоит в том, чтобы втихомолку устранять эти недостатки».

Дружок, не бойся авторитета Зализняка и Янина. Он дутый. За ними идут только социальные роботы, свободные от собственного разумения. Да и сами-то академики — роботы на службе правительства, которому нужны люди не со своим мнением, а те, на кого можно свалить вину. Там всё решают деньги. Книжек они принципиально в руки не берут, у них при этом начинает болеть то голова, то зубы.