— Где у этого парня могут быть глаза?
Кауха стал всего его ощупывать, отыскивая его глаза. Но он нигде не мог нащупать моргающих век.
— Где же он держит свои глаза?
Кауха дотронулся до запястий Гонгончи-даси, но и там ничто не моргнуло.
— Где же могут быть его глаза?
А Гонгончи-даси крепко спал все это время. Кауха добрался до его лодыжек и швырнул в них песком. И вдруг что-то заморгало!
— А! — сказал Кауха. — Так это здесь он держит свои глаза?!
И он посыпал песком на другую лодыжку. Когда и эта лодыжка заморгала, Кауха снова спросил:
— Неужели его глаза так всегда и были на лодыжках?
Кауха и Гонгончи-даси были первыми, кто стал играть в войну. Выигрывал все время Гонгончи-даси. Он выигрывал и выигрывал, потому что Кауха не знал, где находятся его глаза. Вот почему он и стал искать глаза Гонгончи-даси, припорашивая их песком.
«Ну, погоди: я с тобой разделаюсь!» — думал Кауха. Вот он и искал-искал, пока не нашел его глаза.
Тогда он сказал Гонгончи-даси:
— Давай пойдем выкапывать кцару.
И вот они выкапывали и выкапывали. Потом они отправились домой и развели огонь, чтобы испечь то, что они выкопали. Костер горел, пока не прогорел до углей.
Кауха не дал Гонгончи-даси положить кцару в огонь на угли — он сделал это сам. Он бросал кцару на угли — одну луковицу за другой. Вдруг он схватил Гонгончи-даси и бросил его на угли вместе с кцару! И своей мешалкой для огня стал забрасывать его тлеющими углями. Глаза Гонгончи-даси сгорели. Кауха испек их вместе с кцару.
Пока он все это проделывал, кцару лежали в огне и пеклись. Кауха выгреб их оттуда и положил остудить. Затем он наполнил ими свой мешок и ушел, оставив Гонгончи-даси лечить его обожженные глаза.
Кауха и Тсаше-дзунини жили вместе. У Кауха не было огня, а у Тсаше-дзунини — был. Тсаше ел пищу, приготовленную на огне, а Кауха ел сырую пищу.
Как-то Тсаше дал своим детям вареной еды. Дети ели и играли в войну, а Кауха пришел и смотрел, как они играют.
— Дайте мне попробовать того, что вы едите, — сказал он.
Дети дали ему кусочек, и он воскликнул:
— Коо! Какую вкусную вареную еду едят эти дети! А почему я ем сырую еду, в то время как другие люди едят вареную?!
Но у него не было огня, поэтому он так и ел все сырым, а Тсаше-дзунини и его дети продолжали есть вареное.
Однажды Кауха спросил себя:
— Интересно, а что этот парень, Тсаше, делает со своей едой, что она так вкусно приготовлена? Почему бы мне не последить за тем, что он делает? Тогда я смогу сделать так же!
И вот на следующее утро, когда Тсаше-дзунини со своими родственниками отправился собирать съедобные коренья, Кауха сказал, что он останется дома. Но когда все они пустились в путь, Кауха тайком последовал за ними. Он видел, как они выкапывали луковицы кцару. Он долго следил за ними.
Потом они стали один за другим перебираться в тень, чтобы там съесть свои кцару.
Кауха взобрался на дерево, чтобы проследить за ними.
— Сегодня я разузнаю, что эти люди делают со своей пищей!
Он сидел на дереве и наблюдал. Один за другим все перешли в тень. Когда все собрались там, Тсаше-дзунини подошел к дереву и выломал палочки из его сердцевины. Затем он уселся.
— Дзунини! Дзунини! — заработали палочки для добывания огня, — и появился огонь!
«Почему же не у всех нас огонь и не все едят вареную еду, как этот парень? — подумал Кауха. — Тсаше-дзунини, конечно, хорошо живется. Почему же я до сих пор ем сырую пищу, когда это так просто?!»
Тем временем Тсаше-дзунини подложил дров в свой костер, и он ярко разгорелся.
«Коо! — подумал Кауха. — И это все, что этот парень делает? И у него всегда был огонь, а я ничего не знал об этом?!»
Кауха следил за ними, пока они пекли кцару. Они испекли луковицы и сняли кожуру, а потом съели. Когда все было съедено, они отправились домой, в становище.
Кауха слез с дерева и проскользнул домой до их возвращения.
Когда явился Тсаше со своими родственниками, Кауха предложил:
— Давайте сделаем игрушку джани и будем подбрасывать ее в воздух.
Все согласились поиграть и привязали к джани перо птицы-носорога. Но джани с пером птицы-носорога не взлетала, и тогда они попробовали прикрепить перо птицы нем. Но и перо нем ничего не дало. Они испробовали перо цесарки, но джани все не взлетала. Тогда они испробовали все перья, которые только были. Ничто не помогало.
Наконец Кауха сказал:
— Послушайте! Давайте-ка привяжем перо кори-дрофы!
Все согласились. С пером кори-дрофы джани прекрасно взлетала. Кауха подбросил ее в воздух, а она улетела от них и направилась на восток. Кауха побежал за ней. Джани не опускалась на землю: она все кувыркалась в воздухе — вверх и вниз, вверх и вниз!
— Все идите сюда! Давайте поймаем джани! Куда это она направляется?
Тсаше-дзунини и Кауха и все дети побежали за джани. Она улетела далеко. Наконец она стала кружить над большим деревом, на котором было множество сухих ветвей. Кауха подбежал к дереву и набрал охапку ветвей.
Он стал разбрасывать этот хворост повсюду, крича:
— Пусть будет огонь на всей земле, чтобы он был у каждого! Почему это Тсаше придерживает его только для себя?!
Тут Тсаше стало стыдно.
С тех пор повсюду полно хвороста, и огонь есть у всех.
Как-то птица гонгон нашла на дереве мед и стала вырубать его. Звон его топора услышал Цгаува. Он услышал удары топора и пошел на эти звуки. Звон топора привел его прямо туда, где был гонгон.
Цгаува сел и стал смотреть, как он вырубает мед.
Он сказал себе:
— Надо бы и мне отведать этого меду!
Он взглянул на мед, который уже вырубил гон-гон. Затем он попросил немного меду, чтобы поесть.
— Не дашь ли ты мне немного твоего меда?
Но гонгон отказал.
— Этот мед мой, — сказал он. — Это мой мед! И я не собираюсь тебе ничего давать.
Тогда Цгаува уселся и стал смотреть, как он рубит. Он рубил, пока совсем не устал, а потом вытащил весь мед, уложил его, поднялся и ушел.
Позже Цгаува пришел к дому гонгона и украл весь его мед. У гонгона не осталось ни капли меда. Цгаува забрал его весь целиком, ушел и съел его.
Гонгон стал с ним бороться из-за меда, но Цгаува уже весь его съел. Так гонгон и ушел ни с чем.
Вот что произошло с гонгоном и Цаиха, гонгоном и Кауха. Вот какая история произошла с этими двумя из-за меда. Цгаува унес мед у гонгона. И гонгону, которому принадлежал мед, ничего не досталось, и ему пришлось уйти ни с чем. Они боролись-боролись. Кауха забрал мед, и гонгон ушел ни с чем.
Цгаува взял да и спрятал своих детей в одном месте. Потом он пошел и сказал страусу, что он убил их, — для того, чтобы страус убил своих детей.
Ну а страус в те времена был человеком.
— Эй, — сказал он, когда понял, что произошло. — Как же этот парень обманул меня? Зачем он спрятал своих детей где-то в надежном месте, а потом уговорил меня, чтобы я убил моих детей?
Когда Цгаува отправился за водой, страус сел на дороге, ведущей от источника к становищу. Он скрестил свои длинные ноги, перегородив ими дорогу, и ждал, когда появится Цгаува с горшками с водой, которые он нес в сетке за спиной.
Цгаува подошел к страусу и сказал ему:
— Ты, негодяй ты этакий, убирайся с дороги и дай мне пройти! О чем ты только думал, рассевшись тут?
Тут страус поднялся и подумал: «Что бы мне сделать с этим парнем? Как мне быть, если он убил всех моих детей, а его дети остались живы?!»