Быстро ехать на бронированных «Хаммерах» нельзя, это на горной дороге скорость в восемьдесят километров в час кажется большой, а на трассе они не разгонялись больше ста двадцати, но мы ехали всего на девяноста, чтобы не жечь зря солярку. К вечеру мы проехали Ростов и перед выездом на трассу, на автозаправочной станции, узнали, что от города Шахты и до Миллерово на дороге чуть ли не сплошная пробка и тогда наверное чёрт дёрнул Вагона за язык и тот предложил нам ехать через Харьков. Пожав плечами, я согласился, хотя Лика с Машей тут же насторожились, но мне-то было всё равно, что Харьков, что Миллерово, ведь я не знал ни одного, ни другого города, зато уже очень скоро узнал, что такое российско-украинская граница. Ну, допустим к российским пограничникам и таможенникам у меня не возникло никаких претензий, те быстро взглянули на нас, на наши документы, заглянув в багажный отсек и, увидев там одни только чемоданы, взяли под козырёк и улыбнулись, пожелав нам почему-то удачи.

Проехав ещё сотню метров мы оказались на территории сопредельного с Россией государства, называемого Украиной и вот тут-то украинцы, Маша называла хохлами и даже как-то раз рассказала о далеко не самых дружеских отношениях с ними, устроили перед нами целое дефиле, как сказала Алика. Борис назвал это шествие парадом всех погранвойск Украины, хотя лично мне он показался вооруженным нападением бандитов на наши джипы. По документам я был Авраловым Авелем Тафировичем, полковником ФСБ, а все остальные мои спутники офицерами ФСБ в звании от майоров и капитанов до старших лейтенантов очаровательной наружности и все вместе мы возвращались из отпуска, проведённого на Кавказе. Наверное Мамонт понадеялся на воинское братство и солидарность. По-моему зря. Радостно гогоча при виде двух бронированных лимузинов военной модели «Хаммер», а также семи ненавистных им москалей одетых хотя и в гражданское, но всё же по своей сути с погонами на плечах, хохлы пограничники и таможенники так набросились на нас и принялись столь тщательно проверять джипы, что даже мне сразу же стало ясно — это до утра, если вообще не до обеда, а потому, как старший по званию, подошел к офицеру и спросил его:

— Капитан, оно тебе надо, устраивать весь этот цирк? У нас же с собой нет ничего запрещённого к провозу. Одни только бутерброды, взятые в дорогу, но среди них нет ни одного с салом, только с московской колбасой.

Ох, уж, этот чёртов умник Вагон, сидевший в нашей машине за рулём. Это он первый сказал мрачным тоном: — «Ну, всё, сейчас хохлы во главе со своим пузатым, вислоусым капитаном, блины, вылитый Тарас Бульба, примутся искать у нас бутерброды с салом, а это, ребята, надолго.» Я же, как последний дурак, воспринял его слова всерьёз, взял, да, и ляпнул про сало не подумав ни о каких последствиях. Капитан, похожий на Тараса Бульбу, мгновенно переменился в лице. Сначала он побледнел от ярости, затем тут же покраснел от злости, после чего с той же скоростью позеленел ещё от каких-то неведомых мне украинских эмоций, его усы и пузо, свисавшее через ремень, остались на месте, а сам он взвился вверх чуть ли не на полметра и истошным, почему-то на редкость писклявым фальцетом заверещал на суржике:

— Лейтенант Громада, ну-ка быстро отверни у обоих машин москалей уси четыре колеса! Воны ж в них наркотики везуть! — И тут же обратился к нам со словами — Ну, шановни панове, сейчас мы ваши машины по винтику разберём, мабуть чего и сыщем, а ежели вы их опосля собрать не сможете, то вже ваша забота.

Нас, всех семерых, построили в один ряд перед машинами с распахнутыми настежь дверями. Доблестные украинские пограничники ещё не успели толком осознать смысл приказа, как у нас у тотчас сами собой зашевелились губы, вызывая самые мощные сторожевые и оберегающие собственность магические заклинания. Нет, вслух мы их не произносили, но они быстро выстроились перед нами серебряной сверкающей стеной и двумя копьями вонзились в оба «Хаммера». Я заколдовал, к этому словечку, которое можно применять к магии, приучил меня весельчак Вагон, даже солярку и пыль на лобовом стекле. Возникни теперь у хохлов желание стереть её, они и этого не смогли бы сделать. Отдельные части тела украинского капитана, взвившиеся вместе с его писком вверх, тем временем вернулись на свои законные места и я, кивнув, мрачным голосом громко сказал ему:

— Послушай-ка, ты, Тарас Бульба, раскрою тебе маленький секрет великой России. Мы все несём службу в особом отделе Пэ и занимаемся паранормальными явлениями, а потому неплохие экстрасенсы. Так вот, умник, ты уже импотент и каждый, кто прикоснётся к нашим машинам, станет импотентом вслед за тобой. Маша, Алика, устройте этому герою маленький стриптизик, чтобы он всё понял и смог оценить по достоинству.

Когда я назвал хохла Тарасом Бульбой, тот снова побелел, затем покраснел и даже успел опять позеленеть, но когда услышал, что он стал импотентом, то его физиономия вообще приобрела невообразимый, синевато-фиолетовый, с алыми пятнами, цвет. Кроме нас на пропускном пункте находилась только одна машина, да, и та с украинскими номерами, которая уехала в сумерки, пару раз моргнула красными стоп-сигналами и растворилась в них. Поэтому возле наших джипов собрался наверное весь личный состав украинского пограничного поста. Всего человек тридцать, чтобы посмотреть на расправу над москалями. Лейтенант Громада, маленький остроносый человечек, рванувшийся было к тому джипу, в котором приехал я, затормозил на асфальте так, что наверное стёр каблуки туфель, оставив на нём две чёрные полоски. Одновременно с этим те украинские пограничники, которые уже засунули свои носы в джипы, с вдвое большей скорости отпрянули от них, словно в их салонах что-то взорвалось, а потому отбросило хохлов мощной взрывной волной.

В общем среди пограничников и таможенников возникло всеобщее замешательство, а тут как раз Лика и Маша, стоявшие, как всегда, справа и слева от меня, беспечно рассмеялись и ринулись в бой. Обе девушки одели в дорогу джинсы и короткие топики, под которыми, разумеется, не было бюстгальтеров. Они быстро их подняли, открывая свои очаровательные груди взорам вислоусого Тараса Бульбы и его соратников, и потрясли ими, как бубенчиками, а Маша так ещё и воскликнула весёлым голоском:

— Эй, капитан, у твоей Параски такие же груди или они у неё до самого пупка свисают? — Украинский капитан снова побледнел, его коллеги дружно заржали, девушки быстро опустили топики и Маша рыкнула — Ну, что, чувствуешь, как твой покойник уже заледенел в штанах и покрывается инеем?

И когда только кто-то из девушек успел извлечь нужную магическую формулу? Вслед за словами Маши украинские пограничники и таможенники, одетые не в слишком чистые мундиры, быстро рванули прочь от нас. Им стало ясно, что продолжения стриптиза не будет, а вместе с этим ещё и стало страшно. Вдруг это заразное заболевание? Неподалёку остался лишь один мужчина в белой форменной рубашке и белой фуражке, было тепло, который приблизился к бледному Тарасу Бульбе, хлопнул его красной папкой по плечу и сказал вполголоса:

— Вот что, Тарас, у меня к этим гражданам никаких претензий нет, так что я разрешаю им проезд через территорию Украины, а ты действуй, как тебе взбредет в голову. — После чего взял под козырёк и глумливо хохотнул — Гы-гы, покойничек.

Таможенник тут же удалился, а капитан взмолился:

— Звиняйте, товарищ полковник! Простите за ради Христа, отмените наказание и езжайте себе с Богом в свою Москву.

Я вышел из строя и суровым взглядом оглядел юных, но уже прытких и скорых на расправу ангелов. Девушки смотрели на меня невинными овечками, зато Мамонт ухмыльнулся, сделал руками пасы и, отменив свое магическое заклятье, сказал:

— Смотри мне, капитан, больше не шуткуй с москалями, а не то мой Дед Мороз снова вернётся в твои штаны.

Украинский пограничник облегчённо вздохнул и тоже куда-то умчался, даже не попрощавшись с нами, причём прямо в степь, за ближайшие строения, откуда очень скоро донеслись громкие звуки неизвестной мне природы, а затем сильно завоняло. Зажимая пальцами нос, я быстро затолкал Лику и Машу в джип, сел сам и мы поехали дальше. Алика, сидевшая посередине, немедленно набросилась на Вагона и принялась ругать его за дурацкую шутку про бутерброды с салом, но её не хватило надолго и она, громко расхохотавшись, принялась вспоминать, как быстро менялся цвет лица украинского пограничника. Не проехали мы и двадцати километров, как нас остановил украинский гаишник. Тоже довольно толстый, но без усов и настроенный весьма решительно. Вагон открыл дверь и поднял вверх левую руку. Как только гаишник, мужчина лет сорока пяти на вид, открыл рот, он невозмутимо сказал: