Для того чтобы наладить в Советском Союзе собственное производство канифоли, нужна была точная химическая формула этого вещества. Добыл эту формулу все тот же Николай Зайцев. А действовал он так же, как в случае с искусственным каучуком.

При посещении завода, где производились жаростойкие лаки, советские специалисты интересовались образцами продукции завода. Они хотели подобрать лак, который можно было бы использовать для специального покрытия внешней части корпусов самолетов.

Немцы с готовностью показали один из образцов лаков, производившихся на этом заводе. Чтобы убедить советских специалистов в качестве своей продукции, немцы на метровый квадрат специального полотна, покрытого предлагаемым лаком, налили бензин и подожгли его. Когда весь бензин выгорел, лаковое покрытие оказалось неповрежденным. Можно было заключать сделку, однако, как выяснилось, этот тип лака не подходил для покрытия самолетов. Он тяжел и германской авиапромышленностью не приобретается. Зайцев, узнав, что на этом же заводе производится более совершенный образец лака, сообщил об этом руководителю советской торговой делегации. Наши химики попросили показать новые образцы лаков и обещали закупить у фирмы большое количество ее продукции.

Сделка была заключена на новых условиях.

После отъезда Тевосяна и членов его торговой делегации руководитель советского торгового представительства, видимо по рекомендации гостей из Москвы, назначил Николая Зайцева на должность начальника АХО – административно-хозяйственного отдела торгпредства. Обычно сотрудника, который занимал эту должность, называли заместителем торгпреда по всем хозяйственным вопросам.

Для Николая Зайцева, который прибыл в Берлин для решения разведывательных задач, новое назначение стало дополнительной нагрузкой. Но отказаться он не мог, так как торгпред был для него начальником «крыши». Кто же был резидентом, который мог бы избавить его от излишней нагрузки, Николай Зайцев в ноябре 1939 года еще не знал. Знакомство произошло в зале отдыха сотрудников советского посольства.

Николай посещал этот зал раза два в месяц, когда вечером жена отправлялась в клуб на очередную демонстрацию советского кинофильма. Часто показывали одни и те же фильмы, поэтому Зайцев предпочитал сыграть с кем-нибудь партию в бильярд.

В тот субботний вечер в зале почти что не было посетителей, только играли в бильярд два сотрудника информационного отдела посольства.

Николай уже намеревался покинуть зал, так как играть было не с кем. В этот момент к нему подошел плотный мужчина лет тридцати девяти.

– Меня зовут Максим Алексеевич, – представился он. И добавил: – Фамилия – Пуркаев. Я военный атташе.

Зайцев понял, встреча не случайна. Решили сыграть партию. Николай проиграл. Он не знал, что Пуркаев начал играть в бильярд, когда еще служил в чине прапорщика в русской императорской армии. Зайцев также не знал, что комкор Пуркаев прибыл в Берлин в начале сентября, а до этого был начальником штаба Белорусского военного округа. Приказ о его назначении на должность военного дипломата подписан тогда же, когда германские армии перешли польскую границу и началась Вторая мировая война. Это было случайное совпадение. Тем не менее в условиях начавшейся войны между Германией и Польшей комкор Пуркаев не хотел бы покидать свой военный округ. Однако вынужден был это сделать – приказ пришел из Москвы.

Перед отъездом в Берлин новый советский военный атташе побывал в Москве, беседовал с начальником Разведуправления Красной Армии И. Проскуровым, Героем Советского Союза, отважным летчиком, депутатом Верховного Совета СССР.

Разговор начальника военной разведки И. Проскурова с новым военным атташе в Берлине проходил в те дни, когда фашистская авиация уже бомбила Варшаву и другие польские города. Проскуров, обращаясь к Пуркаеву, сказал, что задача военного атташе в Берлине состоит в том, чтобы не допустить обострения советско-германских отношений. Вторая задача – восстановление связи с «Альтой». Центр возлагал на работу с этой отважной женщиной большие надежды. Перед отъездом в Берлин комкор Пуркаев изучил оперативные дела «Альты» и ее возможных помощников. В Разведуправлении Пуркаеву также сообщили, что связь с «Альтой» будет восстанавливать военный разведчик «Бине» – старший лейтенант Николай Зайцев.

В Разведуправлении Пуркаеву был присвоен оперативный псевдоним «Мрамор», он стал резидентом военной разведки в Берлине.

Максим Алексеевич Пуркаев выходец из семьи рабочих. Отец его был плотником на Ленских золотых приисках.

«До 14 лет жил на иждивении отца, который умер в 1908 году», – писал комкор Пуркаев в своей автобиографии.

Когда отец был еще жив, Максим окончил приисковую начальную школу, затем занимался в 4-классном городском училище, успел закончить один класс реального училища. Затем обучение на несколько лет прервалось – в семье не хватало средств и ему пришлось, как и многим другим его сверстникам, идти работать на прииск. После смерти отца Максиму, умевшему читать и писать, предложили должность старшего рабочего. На самом деле это была самая низкая ступень среди приисковых служащих.

В 1910 году Максим переехал в город Алатырь Симбирской губернии. Там проживали родственники матери, и она решила возвратиться в родные края. Осенью 1915 года Максим, как ратник ополчения 2-го разряда, был призван в армию, стал рядовым запасного батальона, затем окончил школу прапорщиков и был назначен младшим офицером 164-го запасного полка, который дислоцировался в городе Сарапуле.

В 1918 году Максим добровольно вступил в ряды Красной Армии, был командиром роты, батальона, полка, начальником штаба дивизии, воевал на восточном и западном фронтах против войск атаманов Дутова и Краснова, против чехословаков и белополяков.

Молодой, бесстрашный и преданный революции Максим Пуркаев, награжденный орденом Красного Знамени, прошел обучение на курсах «Выстрел», а в 1929 году на курсах высшего начальствующего состава. В 1936 году закончил Академию имени М. В. Фрунзе, где получил первоначальные знания по иностранным языкам. В своей автобиографии М. Пуркаев так оценивал свои знания: «Пишу и читаю на французском и немецком языках». Честный Пуркаев не употребил слово «говорю», видимо, потому, что говорить ни по-немецки, ни по-французски он не мог.

Мордвин Максим Пуркаев стал в 1937 году заместителем начальника штаба Московского военного округа. С 1938 года он – начальник штаба Белорусского Особого военного округа. С сентября 1939 года комкор М. Пуркаев – военный атташе СССР в Германии.

Жена Пуркаева, Антонина Ивановна, всегда была рядом с мужем в Сибири, в Казани, в Москве, в Минске. Во второй половине 1939 года они оказались в Берлине.

Офицеры, которые более двадцати лет носили только военную форму, к гражданской одежде относились недоверчиво. Они, как правило, ее не имели. Пуркаев был одним из таких офицеров.

В Москве в 1939 году Пуркаеву в специальном ателье пошили великолепный костюм из дорогого материала. Когда комкор примерил новую для него форму одежды, он не узнал себя – был похож на интеллигента, а особый шарм придавало пенсне, подобранное им в одном из московских комиссионных магазинов.

Немцы встретили нового советского военного атташе приветливо. Вместе с послом А. А. Шкварцевым 3 сентября он удостоился десятиминутной аудиенции у Гитлера. Беседа была короткой, любезной и произвела на Пуркаева сильное впечатление.

Не ведал комкор Максим Пуркаев, что, глядя на советского военного атташе, Гитлер уже думал о покорении России и смотрел на советского офицера как на командира, который будет вести в бой своих бойцов против его, Гитлера, солдат, уже приступивших к покорению Европы. Глядя на советского офицера, сероглазого, русоволосого крепыша Максима Пуркаева, Гитлер решил его испытать. Пуркаев через некоторое время станет первым советским офицером, который столкнется с изысканным коварством Гитлера...