Все. На двести миллионов не снять, не закончить и самого захудалого фильма. А триста миллионов языком слизнуло. И поди выясни, чьи это языки. Триста миллионов – сумма, ради которой превратить человека в «мешок» право же стоит. С точки зрения деловаров, само собой.

Вот…

И такой вариант – самый примитивный… Да у деловаров всяческих вариантов (да посложней, да поизящней, да поинтересней!) – В дюжине тринадцать. А с лохом, севшим, не в свои сани, даже скушно. Будто гроссмейстеру с пацаном играть – киндермат. А еще партейку? Опять киндермат. А еще одну? Снова, киндермат. Нет, совсем неинтересно.

Ломакин получил киндермат. И Слой во спасение Ломакина предложил еще партейку. То есть: он, Слой, со всеми договорился (но чего это стоило, Витя, чего это стоило!), от- бандитов – и тех, и этих, – откупимся, не вопрос, а еще Витя, регистрируем новую фирму… не вздрагивай… фиктивную. И получаем действительно БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ – порядка полумиллиарда, но «зеленью». В пересчете. Фиктивные гарантии – забота Слоя. Дикие взятки вперед – забота Слоя. Выбор серьезного банка, класса Империал, – забота Слоя. Как показала практика, Ломакин – полная бестолочь в бизнесе (только без обид, Витя, без обид, да?). Но забота нашего супермена – еще разок побыть директором. Пока кредит не получим. (Чуешь, Ломакин, чуешь: уже МЫ! Мы вместе, мы в одной лодке!). Фирму как-нибудь назовем, не суть. Русский индивид! Хе! А на те средства и «Час червей» можно довести до товарной кондиции, и… кое-что Слою доверить – он за месяц их прокрутит, наварит столько же, а? Как думаешь, супермен, можно Слою доверить? Не доверяешь – проверяй, супермен проверяй. Как у тебя соображалка? Соображает?

Соображалка у Ломакина соображала. Слой играет в сочувствие, но подставил Ломакина именно Слой. Отказаться от «второй партейки»? Ну, и каким манером платить за первую? Для Ломакина – что полмиллиарда деревянных, что полмиллиарда зеленых… Абстракция. А фильм бы закончить, доснять. А вдруг Слой действительно наварит с кредитных денег разумно и достаточно? Тонешь, – хватай соломинку, хватай! Даже если не соломинка, но леска с крючком и наживкой. Хватай наживку, ограш!… Откажешься – насторожишь. Соглашайся и делай вид, что бежишь по тому тоннелю в который тебя аккуратно направили. А в конце тоннеля – свет. Между прочим, каждый-любой, переживший клиническую смерть и вернувшийся обратно, вещает о тоннеле: мол, очень быстро и неудержимо волочет тебя по этому тоннелю, и тут вдруг в конце его – свет! И – все. Так что, по сути, вожделенный свет в конце тоннеля – ТОТ свет. Туда-то и подталкивает Ломакина Слой и компания. Велика ли у Слоя компания? Судя по размаху м-м… мероприятий, отнюдь не мала. И разномастна. От дружественного Солоненко Е. П., готового оказать помощь утопающему, до гнусавой телефонной шпаны: «Ты че, ботаник?! От помощи отказываешься?! Ты гляди-и!

Само собой, «Аура плюс» ни малейшего отношения не имеет к телефонной гнуси, даже не понимает о чем речь – наверно, пацаны балуются. Кстати, о чем речь, вели эти… пацаны? Да? Совпадение какое! Кстати как все-таки насчет предложения великодушной «Ауры плюс»? Принимается предложение, принимается! Еще бы! Иного выхода у директора ИЧП «Русский инвалид» нет… Буквально вот-вот – и начнем. А точнее? Буквально через некоторое время. А еще точнее? Щас! Как только свисток прозвучит, так сразу включаемся в игру. Вот рак свистнет с бугра – и начинаем. Терпение, коллеги, терпение.

Терпение не безгранично, дорогой коллега. Лучше не испытывать на прочность. Гавриш уже испытал. И Кудимов Игорь Василичь испытал. А уж Костанда как испытал! Все они, нынче, испытывают… иное.

Само собой Солоненко никак не намекал на грядущие невзгоды Ломакина в случае, если Ломакин упрется. Куда денешься, Витя, от грядущих невзгод, если текущие невзгоды одолели. Но все же весьма желательно поторопиться с окончательным решением.

А намекал, причем почти не вуалируя и оттого получая СВОЕ удовольствие, гадкий мальчик, господин Ровинский: мол, весьма желательно поторопиться, мол, иначе таки-ие силы придут в движение, что размажут господина Ломакина в грязь, мол, «Ауре плюс» тоже не поздоровится при этом, однако фирма выдюжит, лишь покачнется, зато господину Ломакину будет обеспечена вечная память, мол, надо, ли доводить ситуацию до пиковой, если всего делов-то оформить кое-какие бумажки и кое-где расписаться. Да! Заодно не забудьте кассетки, хорошо? А то вы, Виктор Алескерович, кажется, не совсем четко представляете, что всех нас ждет в случае несоблюдения сроков – всех нас, но в большей степени вас…

Он, Ломакин, четко представляет. Он, Ломакин, согласен. Он, Ломакин, поторопится, он уже в пути. Он сделает все именно так, как договорились… Сразу после свистка.

Само собой, про свистящего рака с бугра Ломакин умалчивал, не озвучивал, получая СВОЕ удовольствие. Был послушен, мучительно подобострастен, кретиноподобен и мобилизован, сконцентрирован. Дело надо делать, дело. Не делишки «Ауры плюс», но собственное дело. И теперь, пока, – не «Час червей». Иное дело. Пришел час крестов. Пометить однозначных врагов «Ауры» и пройтись по ним. Воистину: против кого вы дружите?

С Гавришем, правда, осечка вышла. Ну а Кудимов? Ну а Костанда? Чем они могут помочь Ломакину? Хотя бы тем, что могут навредить Слою. Если труп Кудимова-младшенького – на совести Солоненко и Ломакину удастся спровоцировать Кудимова-старшенького… Если Костанда почует-убедится, что Слой зашатался, что на г. Солоненко имеется солидная заявительская база, то лишь подтолкнет коллегу и с урчанием подомнет под себя: не запамятовал коллега таможню в Пыталово? а теперь тебе, коллега, предстоит неслабое Пыталово: отдай все, иди и больше не греши. А в качестве отступного Ломакину – прибирание к рукам ИЧП «Русский инвалид». Какой там долг? Полмиллиарда? Всего-то! Ежели редкоземом считать – три кило скандия в пересчете с зелени на дерево. О чем речь! Берем!… Право же, три кило редкозема для погашения кредита – не цена, свободе передвижения КамАЗов сквозь границы. И никакой Слой не перекроет зеленую улицу, будь он трижды великим и ужасным. Впрочем, для Слоя, настало смутное время, насколько известно Костанде. Гражданином Солоненко вроде бы серьезно интересуются компетентные органы – нет, не налоговые, но правоохранительные. Ай-яй-яй… Ну, жизнь есть жизнь.

Паршивый интриган из Ломакина, никудышный. Еще паршивей и никудышней, чем коммерсант. Слишком элементарная схема, слишком велик допуск между желаемым и действительным. Но попробовать-то стоит? Если Ломакин – камешек, который пора вытряхнуть из ботинка (мафиозный жаргон, излюбленный консильоре Тимом, заимствованный у Пьюзо), то камешек этот, сам по себе мелкий, попытается срезонировать и вызвать обвал – там уже глыбы проутюжат, дело глыб самим выбирать маршрут и цель.

Такие примерно мысли одолевали Ломакина, пока он корчил двухнедельную комедию покорности перед «Аурой плюс», корчившей двухнедельную комедию бескорыстного сочувствия. Все две недели после срочного возвращения из Баку.

Уже брошенная на произвол судьбы киногруппа вернулась поездом. Уже Кабанов извлек из дерьма конфетку, настрочив свойственные ему впечатления о железнодорожных бандитах, называемых охраной, так как у них – красная книжечка и волын при себе: «Вольно Солженицыну кататься по Росии в отдельном вагоне – без охраны. Ему бы, такую охрану, как в бакинском поезде, – не поздоровилось бы. Действительно, без охраны, без бандитов, именуемых охраной, спокойней!» (И это так. Бандиты, облеченные властью.) Уже Позднякова отбушевала: Ломакин оставил без денег, достаточных для авиабилетов, а ее чуть в Гудермесе не изнасиловали – прямо в купе проводников. (И это так. Вот только кто был инициатором?) Уже оператор представил докладную: одна из камер «Хитачи» конфискована мордоворотами в гражданской одежде, но с милицейскими ксивами на перегоне Дербент – Махачкала под предлогом «положение военное, а в камере пленка, и если владелец возражает, то его сейчас в момент снимут с поезда, а там выясним…».