Изменить стиль страницы

… всяческим-ван-даммам, к слову, самым опасным для каскадера. Такой физически подготовленный актер-звезда непредсказуем. Ибо отвечает не за трюк, а лишь за себя в трюке, на экране. Возомнивший о себе дилетант (по части единоборств), взятый за фактуру. Во, глядите, парни, щас он вам пока-ажет! Парням показывать не нужно – им нужно, чтобы тот сделал так, как заранее договаривались. В результате? На счету упомянутого Ван Дамма – три трупа, три каскадера, каждый из которых в реальном поединке отвесил бы звезде та-аких звездюлей!… Пока – три… Репетиции репетициями, уговор уговором, но заигравшийся мастер, если дозволено так выразиться, захлестнутый эмоциями, пробивает тебе горло, и ты подыхаешь. Искусство требует жертв, знаете ли… Поди попробуй защитись – кадр испортил, мудак вспомогатель. Вот – звезда, а ты – вспомогатель. И – без самодеятельности, понял?!

Ломакину доводилось испытать на себе. Он упоминал-припоминал как-то: на «Пиратах», на сложной драке, со «звездой» – Кубатиевым. Ох, он, Ломакин, наслушался от тогдашнего режиссера и про «звезду», и про вспомогателя. Ох, тогдашний режиссер и наслушался в ответ – и от Ломакина, и от ломакинских партнеров-коллег!

Каскадер только тогда полностью обеспечивает себе защиту, когда работает с профессионалами-коллегами.

С ними бы и работать. Заодно подмогнуть материально. Уж Ломакин знает цену трюку! Но… где они все? Да. Кто вынужденно, отъехал, кто вынужденно отлетел.

Ваня Викторов, заика, – в Штаты отъехал, его там оценили.

Леша Гарин – в инвалидной коляске.

Боголюбов и Мысляев – узкие спецы, один – конник, второй – автомобилист, а нужны универсалы.

Кеша Пятаков – взрывник, но и универсал… однако, к сожалению, актер аховый, дублером – куда ни шло, роскошь это – дублеров задействовать, сам, только сам… да и староват, не в обиду Кеше сказано.

Андрей Онищенко и Костя Лещук – заняты и еще долго будут заняты, сами ведут вальтер-скоттскую жизнь, им бы со, своими рыцарями-алебардами- коняшками управиться, картину осилить, спонсоров приманить.

Томилов… Сказано про Томилова, не стоит повторяться про Томилова.

Женя Котляров, Ванька-Встанька… из тех, из вынужденно отлетевших…

Да. Нас уже не хватает. В шеренгах. И каждый – сам по себе, каждый – на свой страх и риск. Помощи ждать неоткуда. Не от человеколюбивого ведь государства в самом то деле!

Откуда и пошло, между прочим, название индивидуального-частного предприятия, генеральный директор В. А. Ломакин. Сначала его подмывало обозваться в героических традициях типа «Скиф», типа «Атлант», типа «Кентавр». Но… что называется, тогда считать мы стали раны. И на волнах памяти всплыло: «Русский инвалид». Не только по имени ветеранской питерской газеты, полуторавековой давности, но и по сути нынешней повседневности, – повседневности каскадеров, ветеранов, инвалидов, упокоившихся и влачащих посильное существование. «Русский инвалид». Соберемся, друзья! Сбацаем такое, что спилбергам тошно станет! А режиссер кто? Ломакин сам себе режиссер. Мы ведь давно мечтали собраться и доказать всем и каждому, дай нам волю, и результат превзойдет все ожидания! Техника уже закуплена – не хухры-мухры, «Хитачи»! Тремя камерами снимать будем! Меценат-благодетель не поскупился, чтоб дважды не платить (не поскупился, но трезво просчитал – «Хитачи» только-только завоевывает наш рынок, в отличие от крепко обосновавшихся «Сони», «Самсунга», «Филипса», потому и поставляет видеотехнику по о-очень смешным ценам, а качеством соответствует, даже превосходит). Фильм должен получиться дешевым, но не дешевкой! И то сказать, львиная доля действия – в салоне автобуса и в салоне вертолета. Мужики! Коллеги! Вы понимаете?! Нам даже павильонные съемки не нужны! Арендуем списанный автобус, списанный вертолет – и вперед! То есть будет, разумеется, и возможность себя показать – сложно заряженные трюки всячески приветствуются, и по сценарию без сложно заряженных трюков – никак. Ни дня (съемочного) без сложно заряженного трюка. Там ведь что происходит, в Часе червей-то…

КАДР – 3

ОН очнулся. Затылок пульсирующе ломило, теплая щекотка вползла от шеи за ухо, по щеке к подбородку безшумно-впитывающе капала черными кляксами в скомканный носовой платок. Не черными – красными. Кровь. ОН сделал попытку выпрямиться, помассировать затылок, унять кровь.

Не шевелитесь, прошу вас… – услышал шепот…

На затылок давила ладонь – мягко, но настойчиво. Другая ладонь придерживала платок у лица, принимая кровяную капель, готовая, казалось, заткнуть ЕМУ рот, если вдруг вздумается подать голос, мол, какого хрена! что за дела! я протестую!

Мечта позера – раненый в полуобъятиях прекрасной дамы, окруженный вооруженными злодеями. Сколько их, кстати, злодеев-то? По всем канонам героического триллера, подвиг избавления невинных жертв, включая прекрасную даму и себя самого, – за НИМ.

Вероятно позер и мечтал отвлеченно о чем-то подобном, но ОН – не позер. И поза – на редкость неудачная, сидячая, скрюченная. Лоб саднило шершавой, пыльной спинкой переднего сиденья – ткнулся вперед после удара, в результате тесно вклинился. От щиколоток до задницы сновали полчища мурашей – затекли ноги. Спина – вынужденным горбом. Да, не самая выигрышная поза, даже кочан головы не повернуть, не бросить украдкой взгляд: сколько же злодеев-то! Минимум, двое. Один – тот, что посунулся к водителю. Второй, долбанувший ЕГО сзади. Минимум… А максимум?

Автобус стоял. Приехали!

– Предлагаю добровольно сдаться! – гремел гром с небес, – Единственный шанс сохранить жизнь для вас – это добровольная и немедленная сдача!

ОН сообразил, что из небытия ЕГО вытащил как раз этот гром с небес и что гремел сей гром уже не впервой – периодически, через каждые несколько минут. Потом – выжидающая тишина: последует ли реакция? какова она будет? И снова:

– Предлагаю добровольно сдаться! Единственный шанс…

ОН, карабкаясь из небытия, все ясней и ясней слышал гром с небес, а потом и смысл забрезжил.

Только ОН сначала принял на свой счет: ЕМУ предлагают добровольную сдачу в качестве единственного шанса сохранить жизнь. Сдаться бандитам? На милость победителя? Э, нет, мы еще поборемся. Милости от бандитов ждать не приходится: по опыту прошлых захватов, они не могут не понимать что стали смертниками. А значит, терять нечего, а значит, заложники – тоже смертники. Милость победителя – неизвестная категория для террористов, шантажирующих власть жизнями беременных женщин, маломощных стариков и детей (нет, кажется детей в автобусе не было…). Так что, если не ждать милости от победителей, надлежит превратить их в побежденных. Кому надлежит?

– Предлагаю добровольно сдаться!…

Автобус, само собой, блокирован, «альфисты», само собой, засели во всех вообразимых и невообразимых точках.

– Эй! Начальник! – хрипло-шипяще отозвался, мегафонный голос. – Ты знаешь, что хочешь. Мы знаем, что хотим. Ты хочешь знать, что мы хотим?! Или ты хочешь трупов, скажи: да. Сам сдавайся, мы не сдадимся. Скажи: да!

Да! – сдался гром небесный.

Любопытный акцент у бандита. Какой-то… никакой. Да, кавказский, но на первый слух не уточнить. И хрип – не просто от несовершенства автобусного трансляционного оповещения. Будто алкаш у пивного ларька права качает.

– Прошу вас, прошу вас… – повторил шепот, который можно было бы назвать интимным, когда б ни обстоятельства. Обстоятельства места. Обстоятельства времени. Обстоятельства образа действия.

ЕГО образ действия пока оставлял желать много лучшего. Пора менять эмбрионную позу. ОН чуть повернул голову к соседке (лбом будто о наждак потерся!) – совсем рядом, вплотную к нему… глаза. О, эти глаза напротив! Мерцание, влажный блеск – взгляд и нечто. Пахнуло мятой, свежестью. Взгляд глаза в глаза, дыхание – рот в рот. Позы сблизили.

Она скорчилась на соседнем сиденье так же, как ОН, как, надо понимать, остальные пассажиры: приказы не обсуждаются, а выполняются, тем более под дулом (пистолета? автомата?). Не мешает выяснить, что имеется в наличии у бандитов.