— Даже если ты и укусишь, он вряд ли примет твой дар, — сказала ведьма. И сделала еще один короткий шаг к оборотню.

— Ему не из чего выбирать, — огрызнулся оборотень. — Ваша жалкая жизнь, существование насекомых, может отвратить от этого…

«О чем это они спорят?» — с тревожным беспокойством подумал Вадим и в очередной раз попытался осторожно расправить сжатые волком плечи.

— Не трепыхайся, смертный, — тут же рявкнул оборотень и усилил хватку, так что у Вадима впрямь хрустнули косточки. — Для нашего будущего счастья ты мне нужен целым.

И он хрипло хохотнул, обдав дознавателя новой волной звериного смрада.

— Смотри не подавись, — с ненавистью прошептал Вадим и, с трудом извернувшись, изо всей силы лягнул волка, целя в живот, а то и куда пониже. Но он не учел роста оборотня и с размаху угодил тому в колено. Не слишком привычный, по всей видимости, к вертикальному положению, зверь припал на ушибленную ногу и по инерции потянул за собой и человека. Вадим заорал от боли во все горло — ему показалось, что железные когти живьем сдирают с него кожу.

— Стой смирно, если хочешь быть цел! — в ярости зарычал волк.

«Пока не наступит полночь, он тебя не тронет», — невесть откуда возник и вполз в сознание Вадима тихий и надтреснутый старушечий голос. И дознаватель понял: это могла быть только ведьма, старая Беата, и, видимо, это был ее истинный голос.

Вадим подивился внутренней силе этой женщины, могучий дух которой один только и поддерживал ее немощное тело. И пожалел, что не может глянуть на часы. Он не мог шевельнуть даже пальцем, единственно чувствуя, как нестерпимо горят плечи и понемногу набухает кровью нижняя сорочка с кружевами вдоль крючков, предмет его тайной гордости и явной зависти склонного к тряпичному щегольству младшего дознавателя Шмуца.

— Коли не следуешь здравому смыслу, не хочешь ли тогда заключить сделку? — нежданно проговорила старуха. Поразительно, но она смотрела на оборотня без страха, даже с какой-то тихой жалостью, во всяком случае, сочувствием.

— С тобою — вряд ли, — прорычал не лишенный проницательности оборотень. Уж он-то точно будет знать, когда наступит полночь, с тоской подумал Вадим. — Мне нужен этот, — плотоядно усмехнувшись, сообщил волк, снова обдав Вадима миазмами жаркой глотки.

— А что скажешь насчет ведьмы? — сощурилась старуха. — Варк и ведунья стоят друг друга.

— Только не теперь, — замотал косматой башкой зверь и радостно ощерился. — Нынче — смена года. И мне на будущий год нужен достойный напарник. Лесные поляны, залитые лунным светом. Ночные тропы, зовущие вперед. Погоня за оленем, сладкий хруст косточек на зубах. Разве может это понять простой человек?

— Человек — быть может, и нет, — согласилась ведьма. — А разве ты далеко ушел от людского племени?

— Протри глаза, — злобно рявкнул оборотень, точь-в-точь подгулявший после ярмарки мужик, что цапается в полуночном кабаке с каждым встречным-поперечным, напрочь позабыв дорогу домой. — Ты меня, часом, ни с кем не путаешь, баушка?

— Вовсе нет, — хладнокровно ответила ведьма, делая вид, что не замечает на оборотной стороне зеркала, как Арунас за выступом стены торопливо налаживает первую стрелу на сдвоенном ложе самострела. — За внешней видимостью зачастую скрывается совсем иная сущность.

И она ловко крутнула зеркало другой стороной и быстро подняла его на уровень глаз волка. Так что тот, даже против желания, волей-неволей взглянул на собственное отражение. И тут же отшатнулся.

С зеркальной поверхности на волка умоляюще смотрела… девушка! С исцарапанным в кровь лицом, спутанными волосами и размазанными по щекам грязными дорожками от слез… Это была прежняя Марыся, видимо, еще не осознавшая толком, что с ней происходит.

— Тебя и теперь ничего не удивляет? — не скрывая мрачного торжества, возвестила ведьма.

— Что это? — заревел волк, с ненавистью глядя на собственное человеческое отражение.

— Ты сам, — ответила Беата. — Подумай теперь: разве не странно, что ты отражаешься в зеркале?

— Это не я, — недоверчиво прорычал оборотень.

— Верно, — кивнула старуха. — Но и это, — она указала рукой на его мохнатую образину, — еще не ты. Ты заблудилась между двумя жизнями, Марыся. Но еще можешь сделать правильный выбор.

— Я свой выбор уже сделал, — прорычал оборотень, сверкнув глазами. — И выбрал, между прочим, любовь. А не смерть, что мне предлагаешь ты, ведунья! Я же прекрасно вижу, что у тебя на уме.

И он сверкнул жуткими красными глазами.

— Твоя любовь сродни смерти, — старуха на миг прикрыла глаза, точно вспоминая что-то. — Укусив человека, ты не сделаешь его своим другом. Он будет лишь твоим верным слугой. И то — лишь покуда силы его тела не иссякнут. Тогда он просто падет бездыханным, не поспевая за тобой на твоих темных путях. А ты даже не заметишь его смерти, покуда тебе не напомнят об этом голод или похоть. — Старуха скорбно покачала головой, точно сожалея о звере. — И тогда ты наметишь себе другого. И так же придешь за ним под Новый год, выстроив очередную ловушку. На людской жалости к деревенской дурочке, замарашке-неудачнице. Ведь этой ночью ты бросаешь того, кто служил тебе верой и правдой целый год!

— Ты, как я вижу, знаешь свое ремесло, — зло бросил оборотень, медленно поворачивая массивную башку в сторону Арунаса и пронзая его предостерегающим ледяным взором. — Но и мне кое-что известно.

Он хищно усмехнулся, для верности встряхнув в когтях свою жертву. Вадим стиснул зубы, чтобы не крикнуть, стараясь не замечать, как под волчьими когтями на полушубке уже проступили влажные темные пятна.

— Единожды в год, в канун Нового Поворота, зеркала отражают все, что прежде было им недоступно. Для этого необходимо наложить на стекло особое заклятье и зажечь рядом хотя бы одну свечу. И тогда зеркало покажет многое. Но не то, что стоит перед ним. А то, каким желает его видеть хозяин зеркала. При условии, что он знает Слова.

— Ты не ошибаешься, это действительно так, — согласилась Беата. — Но тебе неведомо одно очень важное свойство зеркал на исходе года.

— Что еще за свойство? — недоверчиво рявкнул волк.

— Коли заглянуть в него достаточно глубоко, можешь увидеть свою истинную сущность. И тогда можешь на время онеметь, — усмехнулась старуха. — Либо голосом, либо — членами.

И она поймала отчаянный взгляд Вадима и глазами решительно указала ему:

Вниз! Пока не поздно!

Вадим с замиранием сердца досчитал до трех счастливых раз и нырнул вниз, точно ухнул в ледяную прорубь. Когти тут же рванули его плечи, раздался хруст, и омертвевшему от страха дознавателю почудилось, что это затрещали его собственные кости. Упав на каменный пол, он тут же пополз в сторону, в темноту, ломая ногти, выворачивая пальцы и все еще не веря, что вырвался из смертоносных когтей.

— Эй ты, шелудивый пес! — с ненавистью процедил сквозь зубы Арунас, выходя из-за спины Беаты. — Взгляни-ка сюда!

Чудовище с яростным ревом тяжело подняло голову. Оно было еще сковано вязкой зеркальной магией и двигалось медленно, точно в полусне, еще не вполне владея телом и замутненным сознанием.

Дознаватель прицелился и хладнокровно выстрелив в него сразу из обоих маленьких луков, крепившихся на отполированной дубовой станине самострела. Две осиновые стрелки с посеребренными наконечниками — дань особого уважения Арунаса к народным поверьям — вонзились в могучее тело зверя по самое оперение, почти полностью утонув в густой шерсти.

Оборотень жалобно взревел, яростно заскреб себя лапами, норовя выдернуть из тела смертоносные стрелки. Потом зашатался и с грохотом грянулся оземь, так что под ногами дознавателей дрогнул пол.

Пятрас тут же подскочил к нему сбоку и со всего размаха вонзил зверю в грудь обломок какой-то доски. Раздался вязкий булькающий звук, точно в бочку с застывающей смолой обрушили массивный камень. А потом Вадим, к тому времени уже стоящий на ногах, хотя еще нетвердо, разрядил в поверженного гиганта пистоль. Хотя пули в нем были самые обыкновенные, без примеси какого бы то ни было, хотя бы и самого завалящего волшебства.