Изменить стиль страницы

– А почему я не могу пощупать ее, почему только танцевать? – Пеон бухнул кулаком по стойке. – Почему? Объясни-ка мне, Дионисио!

– Потому что здесь находится представитель власти, – Дионисио указал на Литуму, а в присутствии представителя власти надо вести себя подобающим образом.

Он вроде бы шутил, но Литума заметил, что за его словами, как всегда, крылись насмешка и подзуживание. Трактирщик с еле уловимым злорадством переводил взгляд с пьяного пеона на капрала.

– Какая еще власть, пошел ты на хрен! – заорал пьяный, не удостоив Литуму взглядом. – Здесь мы все равны. А если кто хочет повыпендриваться, мне на него наплевать! Не ты, что ли, говорил, что вино всех равняет? Так что лучше заткнись.

Дионисио посмотрел на Литуму, как бы желая сказать: «Ну и как вы теперь поступите? Дело-то касается больше вас, чем меня». Донья Адриана тоже ожидала, что он скажет, и другие пеоны, он чувствовал спиной, выжидательно уставились на него.

– Я здесь не как полицейский, а как любой другой клиент, – сказал он. – Ведь поселок уже закрыт, и я не имею никаких служебных обязанностей. Давайте-ка лучше выпьем.

Он поднял рюмку, пьяный пеон скопировал его жест, подняв пустую руку, и с полной серьезностью сказал:

– Ваше здоровье, капрал.

– А ведь я знал эту женщину, которая сейчас с Томасито, когда она была еще совсем пигалицей, – сказал вдруг Литума, сам удивляясь своей откровенности. – Она и тогда, в Пьюре, была красивой, а теперь и вовсе стала красавицей. Если бы ее сейчас увидели Хосефино или Чунга, они бы рты разинули от удивления – до чего хороша!

– Оба вы все врете! – Пьяный пеон снова озлобился, снова грохнул кулаком и угрожающе наклонился к хозяину погребка. – Говорю вам прямо в лицо. Вы тут можете морочить кого угодно, только не меня.

Дионисио нисколько не обиделся, на его физиономии не дрогнул ни один мускул, она осталась такой же оживленной и добродушной, он только перестал изображать медведя. В руке он держал бутылку, из которой все время подливал Литуме. Он неторопливо наполнил еще одну рюмку и протянул ее пьяному пеону:

– Знаешь, чего тебе не хватает, приятель? Глотка чего-нибудь покрепче. Пиво – для тех, кто не умеет толком пить, кто только и может, что накачаться и рыгать. На-ка вот, попробуй этого, почувствуешь вкус винограда.

«Не может того быть, что Мерседес – Мече», – думал Литума. Конечно, он ошибся. Из-за этого писко все перепуталось в голове. Смутно, как сквозь туман, он увидел, что пьяный пеон послушно взял из рук Дионисио рюмку, вдохнул запах писко и, полузакрыв глаза, стал медленно пить его маленькими глотками. Казалось, он наконец утихомирился, но не тут-то было: едва рюмка опустела, он снова рассвирепел:

– Вы вруны, чтобы не сказать чего-нибудь похуже! – рычал он, угрожающе надвигаясь на хозяина погребка. – Кто обещал, что ничего не случится? Но все случилось! Уайко прошел, строительство закрыли, нас всех уволили. Несмотря на все ваши мерзости, здесь стало еще хуже, чем раньше. Нельзя столько времени пудрить людям мозги, а потом делать вид, будто это вас не касается.

Он вдруг задохнулся и замолчал, лицо его исказилось, он с подозрением озирался. Испугался, что наговорил лишнего? Литума взглянул на хозяина погребка. Тот, как ни в чем не бывало, наполнял рюмки. Донья Адриана вышла из-за стойки, подошла к пьяному пеону и взяла его за руку.

– Идем потанцуем, чтоб прошла твоя злость. Ты же знаешь, что злиться вредно для здоровья.

По радио передавали музыку, но ее едва было слышно из-за постоянных помех. Пеон начал танцевать болеро, прижимаясь всем телом к донье Адриане. Как сквозь туман, Литума видел, что он уткнулся носом ей в шею, а его руки гладят ей ягодицы.

– А где остальные? – спросил капрал. – Ну те, что пили пиво тут недавно?

– Минут десять как ушли, – ответил Дионисио. – Не слышали, как хлопнула дверь?

– А вам все равно, что лапают вашу жену? У вас на глазах?

Дионисио пожал плечами.

– Пьяные не соображают, что делают. – Он засмеялся и с удовольствием вдохнул запах писко из рюмки. – А вообще-то, велика важность. Подарим ему десять минут счастья. Вы только посмотрите, как он наслаждается. Не завидно?

Пеон почти повис на донье Адриане. Он уже не танцевал, не двигался, только его руки блуждали по плечам, спине, груди и рукам женщины, а рот искал ее губы. Она не останавливала его, ее лицо выражало скуку и легкое отвращение.

– Ну и нажрался. – Литума сплюнул на пол. – Как я могу завидовать этой скотине?

– Животные счастливее нас с вами, господин капрал. – Дионисио засмеялся и опять превратился в медведя. – Они живут, чтобы есть, пить и спариваться. Они ни о чем не размышляют, у них нет забот. Это мы с вами несчастные, нас можно пожалеть. А он сейчас встречается со своим зверем, и посмотрите, как он счастлив.

Капрал подвинулся поближе к трактирщику, положил руку ему на плечо:

– Он упоминал о каких-то мерзостях, которые вы здесь вытворяли. Что он имел в виду? Что вы делали, чтобы предотвратить то, что все равно случилось? – Литума говорил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово. – Что здесь было?

– Спросите его самого, господин капрал, – ответил Дионисио, двигаясь медленно и неуклюже, как медведь, выполняющий команды дрессировщика. – Если вы верите тому, что несет этот пьяница, то слушайте его и дальше. Разговорите его – он вам все выложит.

Литума закрыл глаза. В голове все закружилось, и в этот круговорот затянуло Томасито и Мече в тот самый момент, когда они обнимались и любили друг друга.

– Мне уже все равно, – пробормотал он невнятно. – Я уже закрыл лавочку. Мне прислали новое назначение. Уеду в верховья Мараньона и там забуду о сьерре. Я рад, что апу наслали уайко на Наккос. И что остановится строительство дороги. Благодаря апу я могу убраться отсюда. Никогда в жизни не чувствовал себя так погано, как здесь.

– Писко поможет вам узнать всю правду о себе. – Голос хозяина погребка звучал ободряюще. – Так бывает со всеми. Продолжайте, как начали, и скоро вы посетите своего зверя. Кстати, кто он? Ящерица? Или поросенок?

Пьяный пеон что-то крикнул, Литума повернулся в его сторону. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть от отвращения. Пеон распахнул свой тесный пиджак, расстегнул ширинку и обеими руками держал свой темный отвердевший член. Демонстрируя его донье Адриане, он заплетающимся языком выкрикивал:

– Полюбуйся, старушка! Стань на колени, сложи руки и скажи ему: «Ты мой бог». Не ломайся, ну!

На Литуму напал приступ смеха. И в то же время он едва сдерживал рвоту, а в голове, не переставая, проносились мысли о Мерседес. Неужто и впрямь это та самая пьюранка, которую он знал когда-то? Да разве возможны такие совпадения, прости, Господи?

Сеньора Адриана повернулась и направилась на свое обычное место. Там она опять облокотилась о стойку и с безразличным видом воззрилась на пьяного пеона с расстегнутой ширинкой. А тот, оказавшись в одиночестве в середине зала, удрученно созерцал свой член.

– Вы тут спрашивали о мерзостях, господин капрал, – сказал Дионисио. – Вот перед вами одна из них, полюбуйтесь. Видели вы что-нибудь мерзопакостнее этого закопченного члена?

Он насмешливо хмыкнул, донья Адриана засмеялась, Литума тоже улыбнулся из вежливости, хотя ему совсем не было смешно. Тошнота снова подступила к горлу – вот-вот его могло вырвать.

– Сейчас я уберу этого хмыря, – сказал он. – Уже поздно, его совсем развезло, он вам не даст покоя всю ночь.

– Обо мне не беспокойтесь, я привык, – сказал Дионисио. – Такие спектакли – часть моей работы.

– Сколько я вам должен? – спросил капрал, потянувшись за бумажником.

– Сегодня все за счет заведения. – Дионисио протянул ему руку. – Я вам не сказал, что мы завтра закрываем его?

– Тогда большое спасибо.

Литума подошел к пьяному, обхватил его за плечи и стал потихоньку подталкивать к двери:

– Пойдем-ка, выйдем на свежий воздух, приятель. Давай, давай.