Сотни фигур в капюшонах, с ног до головы укутанные в черные плащи, молча склоняли голову и отступали на шаг назад. Наверное, даже хорошо, что сюда можно было зайти только в такой одежде - я была больше чем уверена, что на скорбных лицах тех, кто там внизу ожидал сейчас начала Цветения, нет-нет да и проскакивало облегчение, радость за свою семью, которую в этом году минула такая страшная участь, и страх за год будущий. Видеть это я бы уж точно не хотела...

   Не скрывали своих лиц только члены семьи - Кайле, Лиэт и королева Леа. На заплаканную Кайле было до невозможного жалко смотреть, а королева как всегда стояла с бесстрастным спокойствием на равнодушном лице, и только лихорадочный блеск глаз выдавал бушующие в ней эмоции. Неужели она так и не заплачет?

   И тут я увидела причину такого ее спокойствия. За Кейретом послушно семенила маленькая, с головой укутанная в плащ фигурка. Я возмутилась и восхитилась одновременно - каков жук! Кейрет вел за собой полноценную иллюзию - иллюзию меня! Неудивительно, что никто ничего не заподозрил - выполнена она была превосходно, и распознать ее мог либо маг, либо чистокровный эльф. Кстати, а где Рьен? Неужели и его за компанию со мной дрёмой угостили, чтобы представление Кейрету раньше времени не испортил?

   Тем временем принц добрался до мраморного подножия Камня - а теперь уже настоящего, живого Цветка - Айры. "Я" послушно встала рядом с ним. Нет, ну надо же - и когда только успел так напрактиковаться? Не иначе у них в королевской библиотеке пара древних учебников завалялась...

   Стихли и так немногочисленные шорохи и шепотки, и в зале воцарилась абсолютная тишина, которую нарушил только низкий, как всегда чуть хрипловатый голос Кейрета:

   - Сегодня, в очередной День Цветения, новым Дождем должен был стать я. Но одна из наших гостей, маг-целитель по имени Лета, решила...

   Речь принца растекалась по залу, как кусочек масла на горячей сковороде, обволакивая и усыпляя бдительность матери, сестры, дяди... Но не мою. Ни один из них не был магом, и поэтому не видел, что это длинное велеречивое восхваление меня было нужно лишь для того, чтобы Кейрет мог сплести свое последнее заклинание - защитный купол. Вот зачем тебе нужны были мои уроки, любимый - каменный барьер вмиг разнесет любой вейр, найти здесь столько металла для стального барьера невозможно, да и Кайле не стоит сбрасывать со счетов. А вот классическая людская магия - это выход. Неподготовленный человек (или вейр, что не так уж и важно) никогда не сможет пробить "купол". Да-а, всё предусмотрел, ничего не скажешь. Ну или почти всё...

   Плетение завершилось, и в мягком голосе Кейрета вдруг прорезался металл:

   - Вот так это должно было бы выглядеть. Но не будет.

   Отброшенная в сторону "я" растаяла черной дымкой, а вокруг принца вырос "купол" - чуть мерцающая золотистыми искрами полусфера, о которую и ударился кулак бросившегося вперед Лиэта. Я смотрела в его расширившиеся зрачки, краем глаза заметив чуть дрогнувшие губы королевы и боль, застывшую на перекошенном отчаянием и ужасом лице Кайле. Больше медлить нельзя - но и спешка мне не поможет. Думай, Лета, если хочешь поймать за хвост свой последний шанс!

   Кейрет обернулся к родным:

   - Мама, Кайле... Простите. Но иначе я не могу, - и протянул руку к лежавшему сбоку от него кинжалу.

   Он не видел, как из стены за его спиной вышла я, как спокойно вошла в "купол" - еще бы, сама ведь его учила плести такую защиту... Возможно, он мог бы прочесть это в глазах своей сестры - но они были полны слез. Лицо королевы исказила гримаса страха, горя и ярости - странно, с чего бы... - но он принял ее на свой счет. Поэтому принц так удивился, услышав за спиной моё спокойное:

   - А придется.

   Медленно-медленно он развернулся ко мне, но тихое "Лета, не смей!" слетело с губ на долю мгновения позже - все было уже кончено. Мне теперь не нужно было оружие, чтобы напоить Цветок - моя кровь стала мне так же послушна, как и любая другая. Но только он об этом не знал... И густая, цвета весеннего неба капля даже и не подумала ослушаться, срываясь с протянутого к бутону запястья прямо в жадно распахнутую пасть дрожащего в возбуждении цветка.

   Легкая полуулыбка тронула губы - я же говорила, любовь моя - придется...

   Глава 20. Цветение.

   Я не успел.

   Маленькая чертовка меня опередила, она все-таки сделала всё по-своему, наплевав на мои тщательные приготовления и на казавшийся таким надежным, выверенным до мельчайших подробностей план. Надо признать, она меня сделала.

   Но как, черт возьми, ей это удалось? Допустим, она проснулась раньше положенного - хватит уже себя обманывать, я слишком за нее беспокоился, боялся переборщить с дрёмой и скорее всего капнул чуть меньше, чем было нужно. Допустим даже, что ей каким-то образом удалось выйти из запечатанной комнаты - хотя весь город сейчас собрался здесь и найти кого-нибудь, кто помог бы ей, было просто нереально. Но как она смогла разбудить магию крови? Кого, во имя всех богов обитаемого мира, она ради этого убила?! И главное, что теперь будет...

   Все это пронеслось в моей голове за тот краткий миг, пока пронзительно-бирюзовая капля летела с тонкого запястья вниз, к пульсирующим багровым лепесткам. А потом это стало уже неважно.

   * * *

   В клокочущем вулкане цвета расплавленного серебра вполне можно было утонуть, но я не могла себе позволить сейчас отвлекаться. С трудом оторвавшись от глаз Кейрета, в которых бушевал ураган эмоций, начиная от недоуменного удивления и заканчивая гремучей смесью боли, страха и глубокой тоски, я перевела взгляд на застывших каменными статуями вейров. Тысячи глаз сверкали из-под капюшонов, напряженно следя в абсолютной тишине за происходящим у постамента, и эти взгляды для меня сливались в один, пылающий яростной, непоколебимой надеждой. Да, похоже, что все эти люди наизусть знали пророчество Айры и теперь ждали только одного - исполнения своей тысячелетней мечты. Смотреть на Кайле и Лиэта, во взглядах которых боролись жалость и облегчение, мне совершенно не хотелось; королева стояла, низко наклонив голову и спрятав лицо в складках своего капюшона, и мне ничего не оставалось, кроме как отрешенно наблюдать за тем, как продолжает переливаться разноцветными искорками медленно падающая капля. Казалось, время растянулось в длинную-длинную полосу, из-за чего одинокое крошечное голубое солнце никак не могло долететь до сердцевины раскрывшегося цветка.

   Наконец это случилось. Бирюзовый огонек коснулся темно-красной, почти черной губчатой сердцевины и мгновенно впитался в нее, не оставив и следа. Время окончательно замерло - цветок остался все таким же, и я не чувствовала ровным счетом ничего необычного, несмотря на то, что уже с десяток капель моей голубой крови летели следом за своей товаркой. И тут цветок словно взорвался изнутри ярко-голубым светом. Из самой сердцевины ввысь рванулся столб света, по золотистым жилам лепестков побежала лазурная жидкость, и сам цветок стремительно начал преображаться, меняя цвет с багрового на небесно-голубой.

   Губчатый центр цветка потянулся навстречу летящим вниз каплям, мгновенно принял их в себя и устремился дальше. Я только едва заметно вздрогнула, когда теплая, мягкая и чуть шершавая поверхность робко коснулась моей руки, обняла ее и лизнула тоненькую ранку на запястье. Было похоже на то, как будто дикая лошадь осторожно взяла кусочек соленого хлеба с ладони человека, а затем, осмелев, потянулась за новой порцией. А потом пришла боль.

   Я прекрасно помнила, что чувствовала Айра, держа на руках умирающего мужа, и помнила мучительную боль в переломанных костях моей матери, когда ее нашел вейранский патруль. Но то, что я испытала в момент соприкосновения своей живой крови с бархатом лепестков Цветка, не шло с этим ни в какое сравнение. Боль словно сжигала меня изнутри, терзая каждую крошечную клеточку несчастного тела. Сила Цветка пронеслась по мне, сминая слабое сопротивление, устанавливая свои порядки... Цветок наконец понял, что происходит, и жадно присосался к ране на запястье, стараясь выкачать всю кровь до последней капли. Но теперь моя некогда алая, безвольная и полностью послушная кровь обладала собственной волей, и чем слабее становилась моя, тем сильнее возрастала её. И именно столкновение двух жестоких, первобытных сил, не знающих жалости и морали - древней, как сама земля, крови, и мощной силы посмертного проклятия - порождало терзавшую меня боль. А полем битвы стало мое несчастное тело. Сквозь невыносимый огонь этой боли я чувствовала, как наступает Цветок, пытаясь сломить, поработить то, что еще оставалось во мне от меня самой - и как отчаянно сопротивлялись ярко-голубые капли в моих венах. Помню, я еще успела подумать, что поняла теперь смысл выражения "стоять до последней капли крови" - а затем спасительная темнота беспамятства, где не было ни боли, ни страха, поглотила меня.