— Работаю над произведением, посвященным годовщине революции.

Задаю еще один случайный вопрос:

— Имеются ли в России выдающиеся поэтические силы среди женщин?

— Не знаю выдающихся имен. Это явление характерно для творческого процесса русской революционной поэзии последнего времени. Женская муза притихла. Те, которые с песнями пошли вперед, забыли о слезах, любовных интригах при свете луны. Каждая поэзия имеет свою прозу, и наоборот.

Беседа с Маяковским подходит к концу.

— Долго ли вы здесь пробудете?

— Несколько дней…

Представитель ПЕН-клуба спрашивает, сотрудничают ли иностранные писатели в русских издательствах.

— Да, — отвечает Маяковский, — Дюамель, например, пишет…

— Так вы напишете о Польше и Варшаве по возвращении в Россию?

— Напишу.

— Хорошее или плохое?

Маяковский уклончиво улыбается…

[1927]

Беседа с сотрудником «Литературной газеты»^*

Театр им. Мейерхольда заканчивает постановочную работу над пьесой В. В. Маяковского «Баня». Премьера ее состоится на будущей неделе.

— «Баня», — сообщил нам В. В. Маяковский, — драма в шести действиях, с цирком и фейерверком.

Театральная идея ее — борьба за театральную агитацию, за театральную пропаганду, за театральные массы — против камерности, против психоложества.

Политическая идея — борьба с узостью, с делячеством, с бюрократизмом — за героизм, за темп, за социалистические перспективы.

В переходе на разворот действия — это борьба между изобретателем Чудаковым и главначпупсом — главным начальником по управлению согласованием — Победоносиковым.

Пьесу ставит Мейерхольд. Печатает Госиздат.

[1930]

Подпись к плакату издательства «Парус» («Вот кого солдат защищал раньше!..»)^*

[1917]

Выступление на собрании деятелей искусств, 12 марта 1917^*

Граждане, я пришел сюда от имени левых течений русского искусства. Быть левым в устройстве жизни, в политике может быть каждый. Поскольку поэт, художник является гражданином <пропуск в стенограмме>, каждый принял участие. Как самодержавие <пропуск в стенограмме> не только обнаружатся залежи реакционного духа <пропуск в стенограмме> придется бороться. От имени художников, поднявших знамя Революции, пришел я — искусство в опасности. Всегда в дни крупных волнений искусство замирает. Рука, поднятая над самодержавием, обрушилась на дворцы, и задача оградить дворцы от нападок была задачей тех людей, которые создали комиссию у Горького^*. Справиться с этой задачей легко — она может быть выполнена расстановкой группы солдат. Вторая задача — более хитрая и более существенная. Как только поднимается волна общественного подъема, говорят, что художникам, искусству нет места, что каждый художник должен внести свой голос в политическую работу по устройству России. Это дело мы можем целиком доверить Временному правительству, гарантирующему свободу, которая была заявлена, — все эти задачи отнести <пропуск в стенограмме> и в ведение Совета рабочих и солдатских депутатов. Наше дело — искусство — должно отмежевать в будущем государстве право на свободное определение всех деятелей искусства. Сейчас учреждена Временная комиссия в числе двенадцати человек. Мне кажется, что даже по охране памятников искусства эта комиссия не может быть компетентна, так как она не выбрана на демократических началах. Я уважаю всех лиц, состоящих в этой комиссии, для меня Горький очень уважаем — он ратовал за свободу искусства, но я против недостатка организации. Если будет правительство <представительство?>, то туда войдет только известная группа «Мира искусства»^*. Бенуа является приверженцем определенного искусства, для меня неполного <?>. Дворцы будут охраняться, где произведения Сомова <пропуск в стенограмме>. Есть русское самобытное искусство, которое является выражением стремления к демократизации; Бенуа не может заниматься искусством, которое осуществлено широкой демократией <пропуск в стенограмме>. Чтобы было широко, необходимо широкое представительство. (Аплодисменты.) Вам была дана та схема организации, которая нам казалась приемлемой по вопросам устройства искусства. Будет организационный комитет, который подготовит временное собрание, заведующее текущими нуждами искусства. Таким образом подготовится учредительное собрание^*, и, когда товарищи вернутся с фронта, оно определит, как управлять русским искусством. Я противник министерств и т. д. — для меня необходимо, чтобы искусство было сосредоточено в одном определенном месте. Мой девиз и всех вообще — да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство.

Пощечина общественному вкусу: [Из альманаха]^*

Читающим наше Новое Первое Неожиданное.

Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов.

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности.

Кто не забудет своей первой любви^*, не узнает последней.

Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?

Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?

Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.

Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.

С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..

Мы приказываем чтить права поэтов:

1. На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).

2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.

3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.

4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.

И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.

Д. Бурлюк, Александр Крученых,

В. Маяковский, Виктор Хлебников.

Москва, 1912, декабрь.

Манифест из альманаха «Садок судей II»^*

Находя все нижеизложенные принципы цельно выраженными в 1-м «Садке Судей»^* и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле^* Метцель и К^о*, футуристов, мы тем не менее считаем этот путь нами пройденным и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на уже новых открывающихся перед нами заданиях.