[65]После тяжкой борьбы я слегка приблизился к тебе. Как трудна была эта борьба! Я пал в заросли сомнения, смятения и насмешки. Я осознаю, что должен быть наедине с душой. Я иду к тебе с пустыми руками, душа моя. Что ты хочешь услышать? Но моя душа заговорила и сказала: «Если ты приходишь к другу, ты приходишь, чтобы взять?» Я знаю, что это не должно быть так, но мне кажется, что я беден и пуст. Я бы хотел сидеть рядом с тобой и хотя бы чувствовать дыхание твоего оживляющего присутствия. Мой путь проходит в горячих песках. Все дни напролет, песчаные, пыльные пути. Мое терпение временами слабеет, и однажды я пришел в отчаяние от самого себя, как ты знаешь.

Моя душа ответила: «Ты говоришь со мной, как ребенок, жалующийся матери. Я не твоя мать». Я не хочу жаловаться, но позволь сказать, что мой путь долог и пылен. Ты для меня как тенистое дерево в пустоши. Я бы хотел насладиться твоей тенью. Но моя душа ответила: «Ты ищешь удовольствий. Где твое терпение? Для тебя время еще не пошло. Ты забыл, почему пошел в пустыню?»

Моя вера слаба, мой лик ослеплен сверканием пустынного солнца. Жар свинцом ложится на меня. Жажда мучает меня, я боюсь подумать, как бесконечно долог путь, и, самое главное, я ничего не вижу перед собой. Но душа ответила: «Ты говоришь так, будто все еще ничему не научился. Ты не можешь подождать? Все должно падать тебе на колени созревшим и законченным? Ты полон, да, ты просто переполнен стремлениями и желаниями! — Ты все еще не знаешь, что путь истины открыт только для тех, кто не таит намерений?»

Я знаю, все, что ты говоришь, о моя душа, также и моя мысль. Но едва ли я живу в соответствии с ней. Душа сказала: «Как, скажи мне, ты можешь считать, что мысли тебе помогут?» Я всегда буду ссылаться на то, что я человек, всего лишь человек, который слаб и иногда не справляется. Но душа сказала: «Ты думаешь, это и значит быть человеком?» Ты сложна, моя душа, но ты права. Как мало мы вверяем себя жизни. Мы должны расти, как дерево, которое также не знает своего закона. Мы связываем себя намерениями, не осознавая, что намерения становятся ограничениями, да, отвержением жизни. Мы считаем, что сможем осветить тьму намерением, и с его помощью проложить путь свету.[66] Как мы можем заранее знать, откуда свет придет к нам?

Позволь пожаловаться только в одном: я страдаю от насмешек, моих насмешек. Но моя душа сказала мне: «Ты невысокого мнения о себе?» Я не считаю так. Она ответила: «Тогда слушай, ты невысокого мнения обо мне? Ты все еще не знаешь, что пишешь книгу не для того, чтобы подпитать свое тщеславие, а разговариваешь со мной? Как ты можешь страдать от насмешек, если обращаешься ко мне с теми словами, что я тебе дала? Так ты знаешь, кто я? Ты постиг меня, определил, вывел в мертвую формулу? Ты измерил мои пропасти, исследовал все пути, по которым я еще только собираюсь тебя вести? Насмешка не может задеть, если ты не тщеславен до мозга костей». Твоя истина тяжела. Я хочу сложить свое тщеславие перед тобой, поскольку оно меня ослепляет. Видишь, поэтому я думал, что мои руки пусты, когда пришел к тебе сегодня. Не предполагал, что это ты наполняешь пустые руки, если только они готовы раскрыться, хотя они не готовы. Я не знал, что я твой сосуд, пустой без тебя, а с тобой — наполненный до краев.

[2] Это была моя двадцать пятая ночь в пустыне. Столько времени потребовалось, чтобы пробудить душу от тенистого бытия к ее жизни, пока она не появилась предо мной как отдельное, свободное существо. И я воспринимал ее тяжелые, но целебные слова. Мне нужно было их принять, ведь я не мог преодолеть насмешку во мне.

Дух этого времени считает себя исключительно умным, как и каждый дух времени. Но мудрость простодушна, не только проста. Из-за этого умный человек издевается над мудростью, ведь издевка — его оружие. Он использует заточенное, ядовитое оружие, ведь он поражен наивной мудростью. Если бы он не был поражен, такое оружие и не понадобилось бы. Только в пустыне мы осознаем свое ужасное простодушие, но мы боимся его признать. «Потому мы такие насмешливые. Но издевка не стяжает простодушия. Насмешка падает на насмешника, и в пустыне, где никто не услышит и не ответит, он задыхается от собственных насмешек.

Чем умнее ты, тем глупее твое простодушие. Совершенно умные — полные дураки в своем простодушии. Нам не спасти себя от ума духа этого времени, увеличивая свой ум, но лишь принимая то, что противнее всего нашему уму, а именно простодушие. Но мы не хотим быть и искуственными дураками, ведь мы пали в простодушие, скорее мы будем умными дураками. Это ведет к высшему смыслу. Ум сочетается с намерениями. Простодушие не знаем намерения. Ум завоевывает мир, а простодушие — душу. Так прими обет нищеты духа, чтобы восприять свою душу.

Против этой насмешки восстал весь мой ум. Многие посмеются над моей глупостью. Но никто не посмеется надо мной сильнее, чем я сам.

Так я превозмог насмешки. Но когда превозмог, я оказался рядом со своей душой, и она могла говорить со мной, и скоро мне предстояло увидеть, как пустыня зеленеет.

Глава 5 Грядущий спуск в Ад

8l Следующей ночью воздух был заполнен множеством голосов. Громкий голос позвал, "Я падаю." Другие кричали озадаченно и возбужденно в течении этого: "Куда? Что ты хочешь?" Должен ли я вверить себя этому замешательству? Я вздрогнул. Это устрашающая глубина. Вы хотите оставить меня на волю случая, безумию моей собственной темноты? Вянуть? Вянуть? Ты падаешь, и я хочу падать с тобой, кем бы ты ни был.

Дух глубин открыл мои глаза и я поймал проблеск внутренних вещей, мира моей души, многогранной и меняющейся. [Рис. iii(v) 1]

Я вижу серое каменное лицо с которым я погружаюсь в великие глубины.82 Я стою в черной грязи по щиколотки в темной пещере. Тени охватывают меня. Я схвачен страхом, но я знаю я должен идти внутрь. Я ползу через узкую расщелину в скале и достигаю внутренней пещеры чье дно покрыто черной водой. Но выше этого я схватываю проблеск светящегося красного камня которого я должен достичь. Я перехожу вброд грязную воду. Пещера полна пугающего шума пронзительных голосов.83Я беру камень, он закрывает темное отверстие в скале. Я держу камень в руке, вглядываясь вокруг вопросительно. Я не хочу слушать голоса, они держаться от меня в отдалении84 Но я хочу знать. Здесь что-то хочет быть сказанным. Я прикладываю ухо к отверстию. Я слышу течение подземных вод. Я вижу окровавленную голову мужчины в темном потоке. Кто-то ранен, кто-то плавает там. Я принимаю эту картину в себя долгое время, дрожа. Я вижу большого черного скарабея плывущего дальше по темному потоку.

В самой глубине потока сверкает красное солнце, сияя через темную воду. Там я вижу — и ужас охватывает меня — маленьких змей на темных каменных стенах, стремящихся в глубины, где сверкает солнце. Тысячи змей толпяться, закрывая солнце. Падает глубокая ночь. Красный поток крови, появляется густая красная кровь, поднимаясь долгое время, потом опускаясь. Я схвачен страхом. Что я видел?85 [Image iii(v) 2]

Излечи раны которые сомнение причиняет мне, душа моя. Это тоже должно быть преодолено, так чтобы я смог распознать твой высший смысл. Как все далеко, и как я повернулся назад! Мой дух — это дух мучения, он разрывает на куски мое размышление, он лишил бы все покрова и разорвал на куски. Я все еще жертва моих размышлений. Когда я смогу приказать моим мыслям быть тихими, так чтобы мои мысли, эти непокорные собаки, будут ползать у моих ног? Как я могу надеятся услышать твой голос громче, увидеть яснее твое лицо, когда все мои мысли завывают?

Я ошеломлен, но я хочу быть ошеломленным, так как я поклялся тебе, моя душа, доверять тебе даже если ты ведешь меня через безумие. Как я могу когда либо ходить под твоим солнцем если я не выпью горького настоя сна до дна? Помоги мне так чтобы я не захлебнулся собственным знанием. Полнота моего знания угрожает обрушиться на меня. В моем знании тысячи голосов, армия ревущая как львы; воздух дрожит когда они говорят, и я их беззащитная жертва. Держи это подальше от меня, наука которая как искусный знаток,86 этот хозяин плохой тюрьмы который связывает душу и заключает ее в темную камеру. Но выше всего защити меня от змеи суждения, которая только представляется лечущей змеей, но в твоих глубинах это адский яд и агонизирующая смерть. Я хочу спускаться очищенный в твои глубины в белых одеждах и не врываться как какой-нибудь вор, хватающий что может и убегающий. Позволь мне пребывать в божественном87 изумлении, так чтобы я был готов увидеть свои чудеса. Позволь мне положить голову на камень перед твоей дверью, так чтобы я был готов принять твой свет.