Акис. Все это хорошо в свое время и на своем месте. Но это не любовь. Это противоестественное искажение ее. Любовь — вещь простая и глубокая, жизненный акт, а не иллюзия. Искусство же — иллюзия.

Архелай. Ложь! Рано или поздно изваяние оживает. Сегодняшние статуи — это мужчины и женщины следующей инкубации. Я показываю будущей матери мраморную статую и говорю: «Копируй эту модель». Мы воспроизводим то, что видим. Никто не смеет вносить в искусство то, на что не хочет смотреть в жизни.

Марцелл. Да, я прошел через все это. Однако ты сам ваяешь древних вместо прекрасных нимф и пастухов. А ведь Экрасия права, уверяя, что древние антихудожественны. Они действительно чертовски антихудожественны.

Экрасия (с торжеством). Ага! Наш великий мастер оправдывает меня. Благодарю, Марцелл.

Марцелл. Тело в конце концов всегда надоедает. Неизменно интересна и прекрасна только мысль, потому что мысль — это жизнь. По-моему, того же мнения и наши древние.

Древняя. Совершенно верно.

Древний. Без сомнения.

Новорожденная (древнему). Но стать ничем нельзя. Чем же ты хочешь быть?

Древний. Вихрем.^{232}

Новорожденная. Чем? Чем?

Древняя. Вихрем. Я начала с того, что была им. Почему бы не кончить тем же?

Экрасия. А, вот кто такие вы, старики! Вы — сторонники вихревой теории.

Акис. Но если жизнь — это мысль, можете ли вы жить без головы?

Древний. Теперь, вероятно, уже не мог бы. Однако доисторические люди полагали, что нельзя жить без хвоста, а я живу без него. Почему бы не жить и без головы?

Новорожденная. Что такое хвост?

Древний. Привычка, от которой твои предки постарались избавиться.

Древняя. Теперь мы больше не верим, что наше тело, этот механизм из плоти и крови, так уж нам необходимо. Оно отмирает.

Древний. Оно держит нас в плену у нашей ничтожной планеты и не дает нам подняться к звездам.

Акис. Но даже вихрь мыслим лишь в чем-то. Нет водоворота без воды, нет вихря без газа, молекул, атомов, ионов, электронов и прочего. Где нет ничего, там нет и вихря.

Древний. Неверно. Вихрь — не вода, не газ, не атомы, а власть над всем этим.

Древняя. Тело было рабом вихря, но раб стал господином, и мы должны освободиться от его тирании. Все это (указывает на себя) — плоть, кровь, кости и прочее — невыносимая обуза. Даже первобытный человек мечтал о том, что именовал астральным телом, и задавался вопросом, кто же освободит его от смертной оболочки.

Акис (он явно ничего не понял). На вашем месте я бы поменьше думал о таких вещах. Этак и с ума сойти недолго.

Древние переглядываются, пожимают плечами и собираются уходить.

Древний. Нам пора, дети. Мы с вами слишком засиделись.

Вся молодежь, заметно оживившись, встает.

Архелай. Ничего, ничего.

Древняя. Нам это тоже скучно, дети. Видите ли, для того, чтобы вы поняли нашу мысль, нам пришлось облекать ее в чересчур грубую форму.

Древний. Боюсь, что это не помогло.

Стрефон. Вы, право, были очень любезны, что вообще пришли поговорить с нами.

Экрасия. Почему остальные древние никогда не заглядывают сюда, чтобы потолковать с нами?

Древняя. Им это очень тяжело. Они разучились говорить, читать, даже думать на ваш манер. Мы и общаемся друг с другом, и воспринимаем мир не так, как вы.

Древний. Мне все трудней изъясняться на вашем языке. Лет через сто-двести это станет совсем невозможно, и мне придется подыскать себе на замену пастыря помоложе.

Акис. Нам, разумеется, всегда приятно видеть вас, но если уж вам невмоготу с нами, мы преспокойно обойдемся без вас.

Древняя. Скажи, Акис, ты никогда не задумывался о том, что проживешь, может быть, тысячи лет?

Акис. Ах, не надо про это! Я отлично знаю: на то, что разумный человек может назвать жизнью, мне отпущено всего четыре года и три с половиной из них уже прошли.

Экрасия. Не сердитесь, древние, но, честное слово, ваше существование трудно назвать жизнью.

Новорожденная (чуть не плача). Ох, как ужасно, что она у нас такая короткая! Нет, я этого не вынесу.

Стрефон. А вот у меня все уже решено. Как только мне исполнится три года пятьдесят недель, со мной произойдет несчастный случай. Только произойдет он не случайно.

Древний. Мы очень устали от разговоров. Мне нужно идти.

Новорожденная. Что значит «уставать»?

Древняя. Это значит расплачиваться за то, что присматриваешь за детьми. Прощайте!

Древние уходят в разные стороны: она — в рощу, он — на холм позади храма.

Все (с глубоким вздохом облегчения). Уф!

Экрасия. Ужасные люди!

Стрефон. Вот надоеды!

Марцелл. А все-таки до чего хочется пойти за ними, заглянуть в их жизнь, проникнуть в их мысли, понять вселенную, как они ее понимают!

Архелай. Стареешь, Марцелл?

Марцелл. Что ж, я действительно покончил с куклами и больше не завидую тебе. Похоже, это конец. Мне уже достаточно двух часов сна. И боюсь, что начинаю считать вас довольно глупыми.

Стрефон. Мне это знакомо. Сегодня утром моя возлюбленная покинула меня. Последние недели она совсем не спала. И нашла, что математика интересней, чем я.

Марцелл. До нас дошло доисторическое изречение, принадлежащее одной из знаменитых наставниц. Оно гласит: «Брось женщин и займись математикой». Это единственный уцелевший фрагмент утерянного сочинения, которое называлось «Исповедь блаженного Августина, англичанина-опиомана». Эта первобытная дикарка была, видимо, великим человеком, коль скоро сумела сказать слова, пережившие триста веков.^{233} Я тоже брошу женщин и займусь математикой, которою слишком долго пренебрегал. Прощайте, дети, сотоварищи мои по играм. Расставаясь с вами, мне следовало бы расчувствоваться, но правда всегда холодна и состоит она в том, что вы мне надоели. Не сердитесь: ваш черед тоже не за горами. (Торжественной поступью удаляется в рощу.)

Архелай. От нас уходит человек великого духа. Каким он был ваятелем! А теперь станет ничем. Это все равно как если бы он отрубил себе руки.

Новорожденная. Неужели вы все покинете меня так же, как он — вас?

Экрасия. Никогда! Мы же дали клятву.

Стрефон. А что толку? Она поклялась. Он поклялся. Мы поклялись. Они поклялись.

Экрасия. У тебя получается, как в грамматике.

Стрефон. А разве не так положено говорить? Все мы будем клятвопреступниками.

Новорожденная. Не надо так. Ты огорчаешь нас и прогоняешь свет. Смотри, как стало темно.

Акис. Это спускается ночь. Завтра опять будет светло.

Новорожденная. Что такое «завтра»?

Акис. День, который никогда не наступает. (Поворачивается и направляется в храм.)

Все стягиваются к храму.

Новорожденная (удерживая Акиса). Это не ответ. Что…

Архелай. Замолчи. Не годится, чтоб ребенка слышали, — его должны только видеть.

Новорожденная показывает ему язык.

Экрасия. Это некрасиво. Никогда так не делай.

Новорожденная. Я буду делать, что захочу… Но со мной что-то происходит. Мне хочется прилечь. У меня слипаются глаза.

Экрасия. Ты засыпаешь. А потом проснешься.

Новорожденная (сонно). Что значит «засыпать»?

Акис. Не спрашивай — и тебе не будут лгать в ответ. (Берет ее за ухо и ведет к храму.)

Новорожденная. Ай-яй-яй! Не надо. Я хочу, чтобы меня несли. (Падает на руки Акису, и тот уносит ее в храм.)