Ева. Я тоже кое о чем подумала. Лань споткнулась, упала и умерла. А ты можешь подкрасться ко мне (внезапно хватает его за плечи и швыряет ничком на землю), сбросить меня вниз, и я умру. Теперь я, наверно, больше не усну, пока не буду знать, что у тебя нет причин умертвить меня.

Адам (в ужасе вскакивая). Умертвить тебя? Какая ужасная мысль!

Змея. Не умертвить, а убить, убить, убить. Вот точное слово.

Ева. Не буду я творить новых Адамов и Ев. Они, чего доброго, убьют нас. (Садится на скалу и, обняв Адама правой рукой, усаживает его рядом.)

Змея. Будешь, потому что иначе — конец.

Адам. Нет, они не убьют нас. Они будут чувствовать, как я, а во мне что-то восстает против убийства. Голос в саду запретит им убивать, как запрещает мне.

Змея. Голос в саду — это твой собственный голос.

Адам. И да и нет. Его подает нечто более великое, чем я, нечто такое, от чего я лишь часть.

Ева. Голос не запрещает мне убить тебя. Но я все равно не хочу, чтобы ты умер раньше меня. Не хочу сама, и никакие голоса тут ни при чем.

Адам (обняв ее за плечи, с болью). Конечно нет. Это ясно без всякого голоса. Нас что-то связывает. Что-то, чему нет названия.

Змея. Любовь, любовь, любовь.

Адам. Это слово слишком кратко для такого длительного чувства.

Змея смеется.

Ева (раздраженно поворачиваясь к ней). Опять этот невыносимый звук! Не издавай его. Зачем ты его издаешь?

Змея. Смотри, как бы слово «любовь» не оказалось слишком длинным для такого краткого чувства. Впрочем, любовь чем короче, тем слаще.

Адам (размышляя). Ты сбиваешь меня с толку. Моя прежняя тревога была мучительна, но понять ее было просто. Ты же сулишь чудеса, которые принесут мне дар смерти, но сначала запутают мою жизнь. Раньше меня гнело бремя вечной жизни, но в голове моей все было ясно. Пусть я не знал, что люблю Еву; зато я не знал и того, что она может разлюбить меня, полюбить другого Адама и пожелать мне смерти. Известно ли тебе слово, которое выражает то новое, что я узнал?

Змея. Ревность, ревность, ревность.

Адам. Мерзкое слово!

Ева (трясет его). Перестань ломать себе голову, Адам. Ты слишком много думаешь.

Адам (сердито). Как же мне не думать, если я потерял уверенность в будущем? Что может быть хуже неуверенности? Неуверенности во всем — в жизни, в любви. Есть ли слово для этого нового несчастья?

Змея. Страх, страх, страх.

Адам. А знаешь ты лекарство от него?

Змея. Знаю. Надежда, надежда, надежда.

Адам. Что такое надежда?

Змея. Пока тебе не известно будущее, ты не знаешь, что оно окажется не лучше, чем прошлое. Это и есть надежда.

Адам. Для меня это не утешение. Страх во мне сильней, чем надежда. Мне нужна уверенность. (Поднимается с угрожающим видом.) Дай мне ее, или я убью тебя, как только застану спящей.

Ева (обнимая Змею). Мою красавицу змею? Нет, нет! Как ты мог дойти до такой ужасной мысли?

Адам. Страх доведет до чего угодно. Его вселила в меня змея. Пусть теперь вселит уверенность или сама живет в вечном страхе передо мной.

Змея. Подчини будущее своей воле. Дай обет.

Адам. Что такое обет?

Змея. Выбери день своей смерти и решись умереть именно в этот день. Тогда ты будешь уверен, что умрешь, и неуверенность перестанет мучить тебя. Заставь Еву дать обет любить тебя до твоей смерти. Тогда ты будешь уверен в любви.

Адам. Верно. Превосходно. Этим я подчиню себе будущее.

Ева (недовольно отворачиваясь от Змеи). Но это разрушит надежду.

Адам (сердито). Помолчи, женщина. Надежда — зло, счастье — зло, уверенность — благо.

Змея. Что такое зло? Теперь ты сам изобрел слово.

Адам. Зло — это то, что я боюсь делать. Слушай меня, Ева. И ты, змея, тоже слушай, чтобы мое обещание запечатлелось в вашей памяти. Я проживу тысячу раз по четыре времени года…

Змея. Тысячу лет, лет.

Адам. Я проживу тысячу лет, а потом больше не выдержу, умру и обрету покой. Все это время я буду любить одну Еву, и никакую другую женщину.

Ева. Если Адам сдержит свое обещание, я до самой его смерти не полюблю другого мужчину.

Змея. Вы вдвоем изобрели брак. Адам будет для тебя тем, чем не будет ни для какой другой женщины, и это называется быть мужем; ты будешь для него тем, чем не будешь ни для какого другого мужчины, и это называется быть женой.

Адам (непроизвольно протягивая Еве руку). Муж и жена.

Ева (пожимая ему руку). Жена и муж.

Змея смеется.

(Отскакивая от Адама.) Кому я сказала? Не смей издавать этот мерзкий звук!

Адам. Не слушай Еву. Звук мелодичен, он радует мне сердце. Ты приятная змея. Но ты еще не дала обещания. Что ты обещаешь?

Змея. Я не даю обетов. Я живу наудачу.

Адам. Наудачу? Что это значит?

Змея. Это значит, что я боюсь всякой уверенности так же, как ты боишься неуверенности. Это значит, что я ни в чем не уверена, ибо уверенности нет и не должно быть. Если я подчиню себе будущее, я подчиню и свою волю. Подчинив же свою волю, задушу творчество.

Ева. Творчество нельзя душить. Повторяю: я буду творить, даже если ради этого мне придется разорваться на куски.

Адам. Молчите вы обе. Я подчиню себе будущее. Я избавлюсь от страха. (Еве.) Мы дали обеты, и если ты хочешь творить, твори так, чтобы не нарушать их. Не смей больше слушать змею. Идем. (Хватает ее за волосы и тащит прочь.)

Ева. Пусти, дурак. Змея еще не поведала мне тайну.

Адам (отпуская ее). Верно. А что такое дурак?

Ева. Не знаю. Слово само пришло мне на ум. Дурак — это ты, когда забываешь про все на свете и сидишь, ломая себе голову и нагоняя на себя страх. Послушаем-ка лучше змею.

Адам. Нет, я ее боюсь. От ее речей земля словно уходит у меня из-под ног. Останься с ней и выслушай ее сама.

Змея смеется.

Адам (просветлев). Этот звук прогоняет страх. Смешно! Змея и женщина решили посекретничать. (Отходит, прыснув. Это первый смех в его жизни.)

Ева. А теперь — тайну! Говори же. (Садится на скалу и обнимает Змею, та шепчет ей на ухо. Лицо Евы озаряется все более острым любопытством, которое затем уступает место непреодолимому отвращению. Она закрывает лицо руками.)

Действие второе

Несколько веков спустя. Утро. Оазис в Месопотамии. На переднем плане бревенчатая хижина с прилегающим к ней огородом. Посреди огорода Адам вскапывает землю. Справа от него, в тени дерева, растущего у дверей хижины, сидит на табурете Ева и прядет лен. Прялка ее — большой тяжелый деревянный диск, отдаленно напоминающий колесо. Ева вращает его рукой. С противоположной стороны огород обнесен живой изгородью из терновника; в изгороди сделан проход, заставленный плетнем. На Адаме и Еве бедная, убогая одежда из грубого полотна и листьев. Оба утратили молодость и грацию. Борода у Адама нечесана, волосы подстрижены неровно. Однако супруги еще полны здоровья и сил. Вид у Адама озабоченный, как у всякого земледельца. Ева выглядит повеселей (она ко всему относится легко), но по временам, продолжая прясть, погружается в раздумье.

Мужской голос. Эй, мать!

Ева (глядя через огород, в сторону плетня). Это Каин.

Адам недовольно ворчит, но не поднимает головы и продолжает копать.

В огород, отбросив плетень ногою, входит Каин. Вид, осанка и голос его подчеркнуто воинственны. При нем огромное копье и широкий кожаный щит с медными скрепами. Шлем ему заменяет голова тигра с бычьими рогами. На плечах у него львиная шкура со свисающими когтистыми лапами, поверх нее ярко-красный плащ с золотой застежкой; на ногах — отделанные медью сандалии, на голенях — медные поножи. Воинственно торчащие усы лоснятся от масла. С родителями он высокомерен и в то же время чувствует себя при них несколько неловко, как взбунтовавшийся мальчик, который знает, что он не прощен и что относятся к нему неодобрительно.