— Извиниться? — насмешливо спросил один из разбойников. — Да кто ты такой, чтобы перед тобою извинятся? Ты ходишь по моему лесу, по моему тракту, и даже не посчитал нужным спросить моего разрешения! — говоривший, такой же заросший и грязный, как остальные, тем не менее был одет в лучшие во всем отряде доспехи. В его движениях и голосе смутно угадывалось что-то поразительно знакомое.

— Слушай, я вижу, ты — глава этой шайки. Если хочешь денег, собери своих головорезов, выкупите себе участок земли и занимайтесь мирным трудом, а не наживайтесь на крови. Со мной вам не справиться. Это предупреждение, а не угроза. Уйдите с миром, и это будет самое разумное, что вы сделаете за сегодняшний день, — Делимор говорил спокойно, даже ласково, ему не хотелось убивать. Даже драться не хотелось. К тому же была надежда, что никто из этих лихих людей не узнает его. В противном случае, уничтожить придется всех.

— А тебе не кажется, что ты больно много на себя берёшь? — со свинцом в голосе сказал главарь и засмеялся. Слова путника показались ему потешными. Бывший барон Гралиофорг считал ниже своего достоинства ковыряться в земле, словно червяк. А этот наглец, стоя один против дюжины, еще предлагал им уйти с миром! Кровь ударила главарю в голову. — Убить его! — коротко и жестко приказал он.

Это было действительно самым глупым, что он мог сделать. С леденящим душу свистом в сторону Делимора полетели две стрелы, выпущенные почти в одно время. За мгновение до этого, его клинок, казалось бы, сам прыгнул ему в руку. Двух коротких взмахов хватило, чтобы стрелы со звоном встретились с клинком и пали на землю. Делимор опустил забрало. Разбойники, которые кинулись было в его сторону, застыли на месте, раскрыв рты.

— Чего стали, сукины дети?! Приказа не слышали?! — проревел барон. — Убить его!

— Слышишь ты, командир, — усмехнулся Делимор, — если тебе так хочется моей смерти, подойди и возьми мою жизнь. Не стоит отправлять своих людей на гибель.

Но, казалось, никто его не услышал. Разбойники бросились в атаку. Первым Делимора достиг мужчина, больше напоминавший бродягу, чем воина. Меч путника со свистом описал полукруг, обогнул выставленный на блок клинок разбойника и впился ему в грудь. Резко повернувшись, Эрмот перехватил торчащий из груди разбойника меч левой рукой, левой ногой сделал подсечку второму противнику, который успел обойти его сзади, и уже пошатнувшемуся правой зарядил апперкот. Вырвав окровавленный меч из груди осевшего на землю бандита, Делимор пригнулся, уходя от летящей прямо в его лицо секиры, и всадил клинок в ногу незадачливому бойцу. Краем глаза он заметил, как женщины натягивают луки, даже не заботясь о том, что выстрелами могут ранить кого-то из своих же. Граф коротко взмахнул рукой, и стрелы вспыхнули в воздухе.

— Маг! — донеслось до его ушей. — Смерть магу! Убить колдуна! — посыпалось со всех сторон.

Делимор был полностью поглощен битвой. В свете луны его клинок мелькал тонкой смертельной нитью, разящей врагов, казалось, жил своей собственной жизнью, оберегая хозяина. Ни у кого из противников не оставалась ни малейшего шанса. У барона отвисла челюсть. Он никогда ещё не видел такого мастерства. Ни один из выпадов его людей не достиг цели. Они как будто врезались в невидимую стену. Кто бы он ни был — маг или мечник — но глаз не поспевал за его движениями. Можно было рассмотреть только отдельные, смазанные скоростью элементы. Вот восьмёрка, переворот, несколько косых рубящих ударов, снова переворот. И как он умудряется делать это? И тут произошло то, чего барон ждал с самого начала битвы. Странный путник все же не успел увернуться сразу от нескольких одновременно направленных на него атак. Он отбил саблю, перепрыгнул несущийся к его ногам в нижнем ударе меч, прогнулся, пропуская колющий выпад, но не успел ускользнуть от секиры. Хоть удар и был скользящим, но шлем сбило с головы, и он пушечным ядром отлетел в заросли ельника. Граф пошатнулся, но не упал, а всадил клинок прямо в глаз последнему нападавшему. Длинные белые волосы, не седые, а именно белые, упали на плечи путника. И тут взгляд борона уловил знакомые черты: эти волосы, эти глаза, этот шрам. "Да это же сам лорд Делимор! — пронеслось у него в голове. — Что он тут делает? Как он тут оказался? — Гралиофорг запаниковал. — Он точно пришёл за мной". Но старый воин быстро взял себя в руки. Он отлично понимал, что его подчиненным ни за что не справиться с графом Делимором. И ему, как командиру, необходимо было найти выход, чтобы зря не положить своих людей.

— Стойте, — проревел борон, успев спасти этим приказом всего лишь троих своих подчиненных. Женщины были не в счет, они стояли на своих местах, не вступая в открытую схватку. — Оставьте его в покое, я сам!

Бородачи будто только этого и ждали, они быстро отскочили в разные стороны и заняли оборонительные позиции на почтительном расстоянии, предпочитая в дальнейшем оставаться зрителями.

— Так, так, — начал борон, — смотрите, с кем мне пришлось встретиться в этом забытом всеми богами месте. Это же сам великий граф Делимор, сын главы имперского совета, покойного лорда Харрвила. Я очень хорошо знал вашего отца, лорд. Вы меня не узнаёте?

— Не имею ни малейшего представления о том, кто вы, сударь, — пристально вглядываясь в глаза разбойника, начал Эрмот. — Хотя, постойте, в вас есть что-то знакомое… — как завороженный, он вглядывался в изуродованное временем и нелегкой разбойничьей жизнью лицо главаря этой жалкой шайки. Что-то далекое, старательно забываемое, но так и не забытое, всколыхнулось в памяти. И всплыло имя: барон Гралиофорг. Он был у них в гостях на приеме… на том самом приеме, где встречались первые люди империи, и который стал последним для герцога Алых Доспехов. Конечно, тогда барон был моложе и чище. Хотя прошло не так уж много времени, в этом человеке не осталось ничего от прежнего барона. У него забрали все земельные наделы, все его замки, всё золото и обвинили в подготовке покушения на корону. Опальный дворянин чудом спасся от виселицы, и больше про него никто ничего не слышал. Так вот кем он стал! Глава преступной шайки, которая наводила ужас на всю восточную часть империи. Нищий бродяга, грабитель, презренный и презираемый, отстаивающий свое последнее право — право на жизнь столь недостойным образом. Никогда не знаешь, как именно распорядится тобой жизнь. Сегодня ты чуть ли не первый человек государства, а завтра ты всего лишь жалкое отребье, озверевшее от собственной беспомощности, с глазами хищника готового разорвать всех, кого он видит на своём пути.

— Гралиофорг, ты ли это? — начал Делимор. Называть титул Эрмот не стал: человек, стоявший перед ним, был лишен оного вместе с землями. Тряхнув головой, небрежным жестом поправив растрепавшиеся волосы, граф продолжил: — Тебя и не узнать. Как ты оказался среди этих головорезов?

Вопрос был скорее риторическим, но все же бывший барон ответил, хотя и не так, как хотелось бы Эрмоту:

— Лорд Делимор, я тоже самое хотел спросить у вас. Что привело вас в мой лес? Уж не за моей ли головой вы пожаловали?

В голосе Гралиофорга Делимор уловил нотки обречённости. Барон понимал, что проживает последние минуты своей жизни. Нет, Делимор не хотел его смерти, но если императору станет известно, что он был в этом лесу, о планах мести можно забыть, хотя бы потому, что придётся думать, как спасти свою шкуру. Император этого так не оставит. Его ищейки быстро раскопают все подробности этого тайного визита в Ридер, и его пленение станет только вопросом времени. Сначала его будут долго пытать, а потом вздёрнут на центральной площади на потеху черни. Свидетелей оставаться не должно.

Уверенной походкой, всё ещё держа клинок в правой руке, Делимор двинулся в сторону Гралиофорга. Барон остался стоять на месте. Он прекрасно осознавал, что лорд здесь не на прогулке. Всё-таки зря он отдал этот действительно глупый приказ. В его положении ничего не оставалась, кроме как бежать, поджав хвост, как когда-то он убегал от имперцев. Но это было выше его сил. Он не хотел, да и не мог бежать от сына человека, которого когда-то считал своим другом. И смерть которого еще тогда показалась ему странной. И все же граф Делимор служил императору, и предательский страх сковал барона. Гралиофорг старался этого не показывать, но расширившиеся зрачки и побелевшее лицо откровенно выдавали его ужас