И вот теперь, 5 июля 1947 года, на глазах у родителей и троих сестер Келл не подвел. Нацепив на голову точную копию знаменитой отцовской зеленой кепки, он с завидной легкостью выиграл гонку, став обладателем старинного лакированного футляра, в котором хранился самый знаменитый трофей в гребле. По возвращении в Америку Келл удостоился триумфального въезда в Филадельфию, сидя в открытой машине рядом с ликующим отцом. Мэр города дал в его честь торжественный обед. Всего в двадцать лет, за три года до окончания Пенсильванского университета, Келл уже достиг главной цели своей жизни. Поэтому трудно было себе представить, чтобы он или кто-либо другой из членов семьи мог свершить нечто такое, что принесло бы семейству Келли большую славу. Лишь после того, как завершились все ритуалы чествования чемпиона, на повестку дня семейного совета были поставлены планы дальнейшего образования его сестры. Ма Келли предложила проехать по всем женским колледжам Северо-Востока и в начале августа 1947 года отправилась из дома вместе с Грейс. Однако Келли опоздали. Куда бы они ни являлись, набор был уже окончен. Середина месяца застала мать с дочерью в полном унынии в нью-йоркской квартире Мари Мэджи, давней приятельницы Ма Келли, жившей в двух шагах от Бродвея на Западной Пятьдесят пятой улице.
— Мы не можем попасть ни в один колледж, — жаловалась Ма Келли. — Что нам теперь делать?
— Ну, — сказала Миссис Мэджи, — а чем бы ты сама хотела заняться, Грейси?
— Тетя Мари, — ответила Грейс, — как вы думаете, могу ли я попасть в Американскую академию драматического искусства?
Мари Мэджи сама была актрисой, и ее собственная дочь училась в Американской академии, которая, судя по ее названию, была ведущей частной актерской школой в стране. В 1947 году Американская академия располагалась в мансардах над «Карнеги-Холлом», лишь в двух кварталах от Бродвея и Пятьдесят пятой улицы, и Мари Мэджи не стала терять понапрасну времени. Она устроила интервью с Эмилем Дистелем, администратором школы, который отвечал за прием.
— Миссис Мэджи я не могу принять ее, — начал было возражать Эмиль Дистель, если верить воспоминаниям Мари Мэджи. — Набор закончен. У меня нет ни одного свободного места, мы набиты под самую завязку.
Миссис Мэджи попросила Грейс подождать за дверью.
— Послушайте, мистер Дистель, — пояснила она, — отец этой девочки и Джордж Келли — родные братья.
Имя знаменитого драматурга перетянуло чашу весов. Поколение Эмиля Дистеля боготворило Джорджа Келли, а кроме того, его творчество являлось воплощением основательной традиционной драматургии, вполне во вкусе Американской академии.
— Я постараюсь что-нибудь придумать, — произнес мистер Дистель и вручил Грейс тридцать страниц дядиных «Факелоносцев», чтобы она подготовила их к следующему дню.
Рукописный журнал регистраций прослушиваний, который велся в Американской академии драматического искусства, содержит запись о том, что Грейс Патриция Келли впервые предстала перед Эмилем Э. Дистелем 20 августа 1947 года. Вес ее равнялся 126 фунтам, а рост без каблуков — пяти футам и шести с половиной дюймам. По цвету волос она была охарактеризована как «блондинка», ее пропорции как «хорошие», а национальность — «американка ирландского происхождения». Запись сопровождалась многозначительной припиской: «Племянница Джорджа Келли».
Грейс, по ее собственным воспоминаниям, провела в квартире тети Мари беспокойную, бессонную ночь, однако сумела собраться с силами и не подкачала. Эмиль Дистель оценил ее чтение как «весьма осмысленное», а ее темперамент как «чувствительный». Актерское чутье Грейс удостоилось одобрительного «да». Правда, Дистель придрался к ее голосу: «Не поставлен». Однако это была поправимая беда. Заведующий приемной комиссией проникся к претендентке симпатией. «Очаровательное создание, — заметил он. — Хорошие и многообещающие задатки. Должны неплохо развиться».
Несмотря на все «но», Грейс добилась осуществления цели, о которой даже не подозревала за шесть месяцев до этого, когда, мечтая о танцевальной карьере, подала заявление в Беннингтонский колледж. Грейс Патриция Келли была зачислена в Американскую академию драматического искусства в октябре 1947 года.
Оставалось уладить только еще одно небольшое дело. Годы спустя, предаваясь воспоминаниям о возлюбленном, с которым она познакомилась в Американской академии, Грейс призналась, что лишилась девственности незадолго до отъезда в Нью-Йорк.
«Я даже не поняла, как это произошло, — рассказывала она. — Я заехала к одной подруге, чтобы прокатиться вместе с нею, но той не оказалось дома. На улице шел дождь, а муж подруги сказал, что ее не будет до самого вечера. Я осталась, чтобы поболтать с ним, и так уж получилось, что мы с ним оказались в одной постели. Я даже не успела сообразить, почему и как».
Грейс больше не встречалась с этим человеком, хотя внешне осталась в дружеских отношениях с ним и его женой. Этот эпизод стал для нее чем-то вроде инициации — тайный и мимолетный порыв, который, однако, помог ей распрощаться с детством и подготовил к жизни в большом городе. Начиная с разрыва с Харпером Дэвисом Грейс постоянно заигрывала с сексом, понимая, что он способен дать ей, если при этом не терять головы, и случившееся стало лишь логическим завершением игры. Крошка Грейси делала явные успехи.
Джек Келли всегда снисходительно относился к актерским устремлениям дочери, и поэтому тот факт, что Грейс без видимых усилий поступила в одну из ведущих американских драматических школ, в глазах старшего Келли представлялся весьма малозначительным событием.
«Нет, нет и еще раз нет!» — было его первой реакцией, когда жена наконец-то вернулась в Филадельфию и объявила ему результаты последней, сделанной едва ли не наугад попытки пристроить дочь.
— Не думаю, что это достойное для нее место, — возразил он.
— Подумай хорошенько, отпусти ее, — не мытьем так катаньем добивалась своего Ма Келли. — Уверяю тебя, она запросится домой уже через месяц. Она ведь всего боится.
Однако Келл, который в тот момент все еще купался в лучах славы, знал свою сестру куда лучше и поэтому понимал, какого успеха в действительности она добилась. Когда много лет спустя его спросили, почему Грейс «так резко отличается» от остальных членов семьи, ни минуты не колеблясь, Келл ответил: «Она рано покинула дом».
Келл, как никто другой, понимал, какую победу это означало для дочери Джека и Маргарет Келли. «Никто другой из нас, — пояснил он, — не сумел бы этого добиться».
Часть II. АКТРИСА
Глава 4
Актерские начинания
В 1947 году Американская академия драматического искусства, как и любое подобное ей заведение, была полна богемного и артистического духа. Загнанная куда-то на самый чердак «Карнеги-Холла», она представляла собой лабиринт студий с деревянными полами, округлыми окнами, голыми водопроводными и отопительными трубами и гулкими пожарными лестницами. Это пропыленное и скрипучее помещение тотчас же наводило на мысль о закулисных драмах и интригах.
«Театр можно было увидеть, ощутить его запах и потрогать, — вспоминает Рэкел Тейлор, которая училась вместе с Грейс. — Казалось, если хорошенько прислушаться, можно было различить голоса предыдущего поколения актеров. Создавалось ощущение, что ты становишься участником самой настоящей творческой деятельности, которая поднимет тебя над обыденной жизнью».
Истинным вдохновителем Американской академии был Чарльз Джелинджер, один из отцов-основателей современного американского театра. Напористый седовласый коротышка, происходивший из семьи немецких евреев, Джелинджер в свое время был студентом самого первого набора в академию в 1884 году, а с 1890 являлся бессменным наставником по классу актерского мастерства. Джелли (то есть Желе, как его называли за глаза) уделял особое внимание старшим студентам, у которых близилось завершение курса, однако его идеи и принципы задавали тон всей школе. Аристид д'Анджело, один из его главных «адъютантов», обычно вводил новичков в курс дела при помощи банальнейшего, на первый взгляд, упражнения, которое, однако, сразу демонстрировало им суть актерского мастерства.