Пока Дьюк тащил Тину сквозь возбужденную и шумливую толпу, на них обоих сыпались восторженные поздравления. Он мог бы упиваться слышавшимися повсюду лестными словами и пышными комплиментами, но он отмахивался от всего, желая лишь поскорее оказаться наедине с ней. Он усадил Тину в машину, захлопнул дверцу и рванул с места, чтобы их не смогли остановить высыпавшие из театра поклонники.

Всю ночь они не размыкали объятий. Суматоха, бешеная гонка последних перед премьерой дней остались позади. Они почти не думали об одержанной блистательной победе. Главное было в другом: им оставалось быть вместе только четыре дня.

Эти короткие четыре дня были до отказа забиты бесконечными телефонными звонками, восторженными телеграммами, букетами от многочисленных поклонников, настойчивыми уговорами журналистов дать их газетам очередное интервью и приглашениями. Их ни на секунду не оставляли в покое. Лишь ночь приносила отдых от этой бешеной кутерьмы. Но даже ночью они так и не сказали друг другу о том, что их тревожило, – о предстоящей разлуке. Но каждый их взгляд, каждое прикосновение, каждая ласка были словно последними в их жизни.

Через четыре дня Дьюк отвез Тину в аэропорт Хитроу. Желая избежать боли при расставании, они скомкали прощание. Никаких слов, никаких просьб и никаких обещаний. Один долгий прощальный поцелуй – и Тина оторвалась от человека, которого любила.

Но теперь все-таки у нее было то, что он никогда не сможет отобрать у нее. Тина была твердо уверена в своей беременности.

14

Дома Тину встретили кислые лица и натянутые улыбки. Мать открыто выражала свое разочарование. Она считала, что Дьюк Торп своим нежеланием появиться вместе с Тиной на домашнем торжестве яснее ясного выказал свои истинные намерения – не жениться ни за что и никогда. В противном случае он обязательно приехал бы и познакомился со своей будущей семьей. Миссис Форрест вслух осуждала его и ворчала на старшую дочь за ее непозволительное легкомыслие – нельзя ведь так напоказ выставлять столь безнадежную связь!

Свадьба прошла прекрасно. Романтические наряды Дженни и ее подружек, созданные Тиной, походили на платья сказочных принцесс. Этот стиль очень шел невесте, подчеркивая ее юную, свежую прелесть. Брайан, в первый раз увидев Дженни в ее свадебном наряде, застыл на месте от восхищения. Оба новобрачных излучали безоблачное счастье, заражавшее всех окружающих.

Тина смахнула внезапно навернувшиеся на глаза непрошеные слезы. Она твердила себе, что свадьба – это всего-навсего условное, полное искусственных натяжек и лицемерия театральное представление. Да, театр, ничего не добавляющий к полноте чувств двух любящих друг друга людей. Но ее душу все равно продолжали терзать боль и зависть. Тина едва не расплакалась при всех, когда Дженни обняла ее на прощание – они с Брайаном уезжали в свадебное путешествие – и шепнула:

– Огромное спасибо, Тина, за все. Без тебя моя свадьба была бы такой скучной и обыкновенной, а ты превратила ее в чудо!

– Ерунда! Чудесной ее сделали вы с Брайаном.

Дженни заколебалась на мгновение, заглянув Тине в глаза.

– Скажи, ты счастлива с Дьюком? Ты уверена, что он подходит тебе?

– Очень счастлива, – заверила Тина. – Он – тот единственный, кто подходит мне во всем.

Дженни облегченно засмеялась.

– Ну, тогда все в порядке. Не переживай, сестренка: рано или поздно, но он все равно на тебе женится. А на мамины стоны не стоит обращать внимания.

Оптимизм Дженни придал Тине уверенности, она подняла глаза и улыбнулась. Хоть бы Дженни оказалась права! Но сомнения в чувствах Дьюка не оставляли ее. Теперь, когда она ждет его ребенка – а недавно Тина получила подтверждение своей беременности от гинеколога, – как он отнесется к этому известию?

Хотелось бы, чтобы он пришел в восторг, как наверняка произошло бы с Брайаном, сообщи ему Дженни подобную новость. Тем не менее Тина представить не могла, как среагирует Дьюк. А если он встретит ее слова о ребенке страхом перед ответственностью или гневом? Тогда их счастье будет навеки разбито. Тина изо всех сил гнала от себя эти предчувствия.

Как бы то ни было, веселые праздники – Рождество и Новый год – она провела в одиночестве. Мужья Лиз, Кейт и Дженни были с ними рядом, а Дьюк – где-то далеко, за океаном. Несмотря на радушие домашних, Тину не покидало ощущение, что она среди них чужая.

Она не знала, в чем причина такого ощущения: то ли в том, что она всегда была в какой-то степени отрезанным ломтем в семье, то ли в ней за последние месяцы произошли изменения. Ей страстно хотелось вернуться в Лондон, в их с Дьюком квартиру. Пусть его там сейчас нет, но, находясь среди его вещей, книг, пластинок, она будет чувствовать присутствие любимого.

Это желание подтолкнуло Тину сократить срок своего пребывания дома. Она уверяла себя, что хочет согреть и обжить их квартиру к возвращению Дьюка, к середине января, а потому прилетела в Англию восьмого.

Пятнадцатого числа Дьюк домой не вернулся. Последующие дни превратились для Тины в настоящую пытку. Надежда сменялась отчаянием. Он может вернуться в любую минуту, твердила она себе, но минуты бежали, а он так и не приезжал. Шли дни, недели, подошел к концу январь, а Дьюк так и не возвратился.

Погода в Лондоне стояла мрачная – сырая, серая и неимоверно холодная. Это только усугубляло тоску Тины, которая буквально не находила себе места, терзаясь самыми неожиданными и пугающими предположениями. От Дьюка не было ни весточки, ни письма, ни звонка. Это бесконечное молчание приводило Тину в ужас.

Она перебрала все возможности, представила все, что только могло с ним произойти. Он заболел? Может быть, даже попал в больницу? Но тогда он попросил бы врачей сообщить ей о его состоянии. Ее утешала одна мысль: самого худшего произойти не могло. О смерти такого человека, как Дьюк Торп, тут же написали бы во всех газетах. Значит, скорее всего, с ним все в порядке, просто он совершено позабыл о ней.

Как ни трудно было смириться с подобной мыслью, к середине февраля Тина с унынием признала, что дело именно в этом. Ей позвонил агент Дьюка, предложив представлять также и ее деловые интересы, и спросил, не заинтересована ли она получить заказ на постановку обновленной версии «Битвы при Леньяно»?

Тина не имела никакого представления о том, что сейчас делает Дьюк, что он пишет, и пишет ли вообще, и предстоит ли ей в ближайшем будущем начинать работу над постановкой его новой пьесы. Да и для ее душевного состояния будет лучше, если она с головой уйдет в работу. К тому же ей надо позаботиться о будущем ребенка. Ведь Дьюк может навеки исчезнуть из ее жизни.

Она позвонила Энн Йорк, якобы узнать, имеет ли она право принимать деловые предложения помимо контракта, подписанного с Дьюком. На самом деле ей хотелось выяснить, не знает ли чего-либо Энн о том, где сейчас Дьюк и что он делает.

– Вы вправе заниматься любой работой по вашему усмотрению и в любое время, – заверила ее адвокат.

Тина проглотила унижение от собственного невежества и спросила:

– Как вы думаете, через какое время Дьюк предложит работу над его новой пьесой?

– Не могу сказать, Тина. Просто не знаю.

– Тогда, может, вы знаете, когда он возвратится в Лондон? – не отступала Тина.

Воцарилось натянутое молчание. Затем раздался мягкий, успокаивающий голос Энн.

– У вас нет никаких известий от него, Тина?

– Нет. Ни слова. А вам он тоже не звонил?

Еще одна долгая и мучительная пауза.

– Понимаете, Тина, мое положение обязывает меня хранить секреты моего клиента, – подбирая слова, медленно произнесла женщина.

– Но вы можете мне сказать, собирается ли он вообще возвращаться в Лондон или нет? – в отчаянии спросила Тина.

– Это зависит от Дьюка, – последовал осторожный ответ.

– Энн, с Дьюком все в порядке? – взмолилась Тина. Она была готова унижаться, плакать, кричать – только бы узнать хоть что-нибудь о нем.