— Грэм, я совсем не это имела в виду!.. — Она замолчала, прикусив язык. Затем стремительно села на диван, закрыв лицо руками. О Боже! Почему она должна теперь раскаиваться в том, что повела себя в тот вечер так неосмотрительно? — В тот вечер со мной что-то случилось, — произнесла она, запинаясь. — Моя память…

— Ты что-то вспомнила? — Он тоже присел на диван, прикоснувшись ладонью к ее щеке и повернув к себе ее лицо. Она посмотрела в его глаза. Они были совсем рядом. Повинуясь какому-то внезапному порыву, она захотела сказать ему, что он был у нее единственным.

— Грэм… — Она не знала, как продолжить. — Мы были дома вместе, в квартире…

— В Нью-Йорке?

Она кивнула.

— Я вдруг увидела ее в своем воображении ясно-ясно! — Она сжала руки. — Это была то ли наша годовщина, то ли какое-то торжество. Я видела поздравительные открытки, бутылку шампанского…

— А что ты еще видела?

Она замотала головой.

— Именно об этом видении я хотела тебе рассказать.

Когда он откинулся на спинку дивана, ее глаза устремились на него. Лоб прорезала глубокая вертикальная складка.

— Грэм! Ты был так зол на меня? Скажи, почему? — почти взмолилась она. — Это было связано с каким-то другим мужчиной? У меня были какие-то отношения с ним? — Он молчал, продолжая вглядываться в ее лицо. — Скажешь ты, наконец, кто же он был?

Губы у него скривились.

— В сущности, он был никем, — резко проговорил Грэм. — Какой-то без двух минут художник из центра Нью-Йорка.

Глаза у нее расширились.

— Художник?

— Ты посещала занятия по живописи. Он был твоим наставником.

— Если он был наставником, то не мог быть несостоявшимся художником, — заметила она.

— Его способности были слабее, чем у тебя.

Она не отрывала от него глаз, отметив мысленно комплимент в свой адрес.

— Ты удивлена? — Он вновь посмотрел на нее, глаза его потемнели. Эрни отвернулась, пожав плечами.

— Странно… Я никогда не спрашивала тебя, что ты думаешь о моей живописи…

— Ты в этом никогда не нуждалась. — Он погладил ее щеку. Эрни заметила, как его губы растянулись в улыбке. — Я же был первым, кто приобрел для тебя прекрасный набор принадлежностей для рисования.

— Правда?

Он кивнул.

— К твоему дню рождения. Это было в первый год нашей совместной жизни.

Его улыбка стала еще шире от приятного воспоминания. Он посмотрел на ее волосы, на округлости щек, на губы…

— Кажется… кажется, ты был более великодушным, чем я думала.

Внезапно она почувствовала, что ей трудно дышать, особенно из-за того, что он принялся поглаживать ее плечи, перебирать пальцами шелковистые пряди волос.

— О, я способен быть еще более великодушным, Эрни, — тихо произнес он, привлекая ее к себе. — Значительно более великодушным…

Он коснулся губами ее приоткрытого рта. Эрни снова находилась словно под гипнозом, не находя сил отклониться. Она словно летела куда-то, в какую-то бесконечность. Он приподнял голову, и они посмотрели друг на друга. Она увидела, как поднимаются и опускаются его темные ресницы, подчеркивая глубину глаз, чувствовала его дыхание на своем лице…

Одной рукой он обнял ее, притянул к себе, и в следующий момент она уже лежала у него на коленях.

Он посмотрел на нее.

— Эрни… — Голос у него стал глухим. Ее имя вырвалось вместе с тяжелым вздохом. Она закрыла глаза, когда их губы слились в горячем и сладком поцелуе…

Эрни приникла к нему, потеряв способность рассуждать. Она лежала в его объятиях, откинув голову и выгнувшись ему навстречу, и чувствовала только его губы, его пальцы, которые нетерпеливо ласкали ее грудь. Наконец они проникли под блузку и коснулись обнаженного тела…

Его губы стали передвигаться, опускаясь ниже, к шее. Он чувствовал, как она вздрагивает. Застонав от наслаждения, он снова приник к ее губам. Она еще крепче прижалась к нему в упоительном ощущении разгорающегося желания. Он повернулся на диване, увлекая ее за собой. Еще секунда, и она оказалась лежащей под ним. Их тела были прижаты друг к другу, пылая огнем взаимной страсти.

Но на разгоревшееся пламя холодной водой обрушился голос Луизы за дверью.

— Месье Грэм, вас просят к телефону. Мне кажется, это из Нью-Йорка…

Дверь приоткрылась, и в ней показалась голова Луизы. Глаза у нее горели от любопытства. Грэм с негодующим восклицанием оторвался от Эрни. Она же продолжала оставаться там, где он ее оставил, бессильная, как тряпичная кукла. Потом она медленно села и принялась поправлять волосы.

Грэм тоже пригладил растрепавшуюся шевелюру, затем, быстро взглянув на нее, последовал за Луизой.

7

Глубоко вздохнув, Эрни поднялась с дивана, подошла к окну и прижала горящее лицо к прохладному стеклу.

О Боже, что происходит с ней? В тот момент, когда она была в руках у Грэма, она чувствовала, что оживает…

Закрыв глаза, она попыталась успокоить разыгравшиеся эмоции. Минуту спустя она проскользнула на террасу через приотворенную дверь.

Она двигалась, словно сомнамбула, ощущая, что ей необходимо собраться с мыслями. Сумерки уже давно сменились темнотой. На небосводе стояла полная луна. Теплый, прозрачный воздух освежал ее перевозбужденное тело, как благотворный бальзам. При свете луны она различала кусочек моря, поблескивающий сквозь ветви деревьев. Она бесцельно ступила на траву и медленно направилась по серебристой лужайке к тропинке, ведущей на пляж.

В голове возникла мысль, что Грэм будет волноваться из-за ее отсутствия. Но мысль ушла так же неожиданно, как и появилась. Грэм занят телефонным разговором. Еще за обедом он говорил Луизе, что ждет важного звонка… Она добралась до песчаной полосы, сбросила элегантные вечерние туфельки и босиком направилась к морю, поглядывая на горизонт.

Разговор Грэма по телефону даст ей несколько свободных минут, которые ей просто необходимы, чтобы разобраться в сумятице собственных мыслей. Она подошла к черте прилива и зашлепала по мелководью. Глубоко погруженная в себя, она не заметила фигуры, пересекавшей песчаный пляж и двигавшейся по направлению к ней. Только когда тень упала на нее, она в удивлении остановилась и посмотрела вперед.

— Жюль? Что ты здесь делаешь?

— Я сидел на мыске и увидел, что ты идешь. Не возражаешь, если я присоединюсь?

Она покачала головой, обхватив себя руками и ежась от налетевшего порыва ветра, который растрепал ей волосы.

— Конечно нет.

— Ты уверена?

Ее удивила та тревога, которая читалась в его глазах. Она сразу же припомнила обвинения Грэма, высказанные по адресу Жюля. Эрни остановилась, продолжая смотреть на него.

— О Жюль, — со вздохом произнесла она. — Что бы мне ни говорили о тебе, ты был для меня другом в эти дни, и я очень благодарна тебе за это. Кроме того…

— Но ты же знаешь, что мне хотелось быть для тебя больше, чем другом. Знаешь? — Он встал перед ней. — Эрни, мы провели вместе немало хороших минут, и ты должна знать, что мои чувства более глубоки, чем простая дружба. Ты мне очень полюбилась, моя Эрни.

Она посмотрела на него большими и грустными глазами.

— Жюль, я никогда…

— Знаю. У тебя есть кое-кто, — поспешно перебил он ее. У Эрни перехватило горло, когда она взглянула в его глаза. Почему же она не сообразила раньше?

— Ты любишь его? — спросил он.

Она посмотрела на море.

— Не так все это просто, Жюль.

— Он сделал тебя несчастной?

— Мы ссоримся, — честно призналась она.

— Из-за меня?

Она кивнула.

— О, да он ревнив! — В его голосе послышалось торжество.

— Ревнив? — Эрни с удивлением взглянула на него.

— Да, ревнив. А чему ты удивляешься? Из-за чего же он, по-твоему, так разозлился днем? Он предпочел, чтобы я убрался подальше от его собственности. Он очень большой собственник.

— Жюль, ты не понимаешь… — начала она, но тот схватил ее за плечи. Глаза у него в лунном свете сверкали.

— Эрни, если ты несчастлива, почему бы тебе не расстаться с ним?