Болезнь косила людей. Ежедневно кого-то хоронили. Заболел и викарий. Лоренсо, страдавший от раны в ноге, полученной во время стычек с аборигенами, происходивших ранее, совсем обессилел. 2 ноября он умер. Через несколько дней скончался и викарий Хуан Родригес де Эспиноса. «Наше положение, — писал впоследствии Кирос, — достигло такой точки, что и десять туземцев могли убить всех нас и уничтожить поселение».

Наконец донна Исабель сдалась. 7 ноября был спущен флаг и все с берега были переведены на суда. Два отряда солдат отправились за водой и продовольствием. Один из них возглавил Кирос. Когда необходимые запасы были сделаны, начались приготовления к отплытию. Исабель распорядилась вести флотилию к острову Сан-Кристобаль, открытому Менданьей во время первой экспедиции. Она полагала, что «Санта-Исабель» шла именно туда. Если же корабль не будет найден — идти в Манилу, набрать там людей и вернуться для продолжения экспедиции.

Кирос высказал мнение, что поскольку людей стало мало, а фрегат и галиот находятся в плачевном состоянии, целесообразно перевести их команды на «Сан-Хиронимо» и плыть на одном корабле, оставив два других. Капитан галиота Фелипе Корсо резко возразил, обвинив Кироса в том, что тот сделал такое предложение лишь потому, что не вложил деньги в эти суда. Кирос объяснил, что на Филиппинах они дешево купят новые и спокойно продолжат экспедицию. Идти же в Манилу на трех кораблях в их теперешнем состоянии значило бы подвергать себя большой опасности. Но с Киросом не согласились.

Вечером Кирос побывал на фрегате и галиоте. Осмотрел имевшиеся на борту запасы воды и продовольствия и проинструктировал относительно предстоявшего плавания. Шкиперу фрегата он дал карту, ибо у того не оказалось ни одной.

Ночью капитан фрегата втайне от донны Исабель сошел на берег с несколькими людьми, вырыл гроб с телом Менданьи и перенес его на корабль.

На следующий день, 18 ноября 1595 г., испанская флотилия покинула остров и отправилась на поиски Сан-Кристобаля. За месяц пребывания на Санта-Крус умерло 47 человек. Остальные почти все были больны, но тем не менее настроение на судах было бодрое. Все радовались, что покинули остров, «это преддверие ада», считая, что несчастья их кончились.

Но это было не так. Болезнь продолжала распространяться среди членов экипажа. Ежедневно в пучинах океана исчезали тела умерших. Опять поднялся ропот, люди требовали идти прямо к Маниле, прекратив поиски Сан-Кристобаля. Донна Исабель настаивала на своем, и флотилия продолжала идти на запад, не встречая никаких признаков суши. Наконец, Исабель согласилась на изменение курса, корабли повернули на северо-запад.

27 ноября с кораблей увидели землю. Кирос считал, что это была Новая Гвинея. Большие волны, шедшие с северо-запада, не позволили судну подойти к земле. Пришлось идти дальше намеченным курсом. А встреченная испанцами земля была не Новой Гвинеей, а Соломоновыми островами, куда они так долго и страстно стремились.

10 декабря, когда суда были уже на полградуса южнее экватора, исчез галиот. Его капитан Фелипе Корсо незаметно отделился от флотилии и повел корабль другим курсом. Озлобленный тем, что Кирос, а не он стал фактическим руководителем экспедиции, он решил поскорее достичь Филиппин и заявить о сделанных открытиях, приписав их только себе. Корсо был убежден, что остальные суда экспедиции погибнут на пути к Маниле.

Действительно, положение и на флагмане, и на фрегате было отчаянным. Воды и продовольствия не хватало, болезнь свирепствовала. Каждый день приносил смерть. Матросы, истощенные до предела, отказывались работать. «Они не хотели работать, — отмечал в своих записках Кирос, — говоря, что ни бог, ни корабль не заставят их делать невозможное... Один из матросов сказал, что устал быть постоянно усталым и предпочел бы умереть один раз, а не многократно, и вообще им всем лучше броситься с борта корабля в морскую пучину». Такое же настроение было и у солдат. Они тоже, по словам Кироса, «предпочли бы смертный приговор или ссылку на турецкие галеры», чем мучительное ожидание на корабле неминуемой смерти.

Экипаж возмущало то, что сама Исабель и ее приближенные не испытывали никаких трудностей и лишений. Исабель имела «свои» запасы продовольствия и воды и не желала ни с кем делиться. Обезумевшие от голода люди, среди них матери с грудными младенцами, видели, как Исабель со своей компанией пьет вино, ест мясо и фрукты. В то время как все молили о глотке воды, она приказывала стирать свои платья только в пресной воде.

Кирос много раз уговаривал Исабель поделиться припасами с экипажем, говорил, что если перемрут матросы, то она все равно не спасется. Исабель советовала Киросу повесить на реях двух-трех матросов, чтобы остальные прикусили язык. «Разве я не могу распоряжаться своей собственностью», — возмущалась она, на что Кирос ей отвечал: «Это принадлежит всем и перейдет всем... Вы слишком долго испытываете терпение тех, кто страдает, и они могут взять силой все на корабле. Голодные люди знают, как помочь себе».

Стоя на своем, Исабель распорядилась забрать ключи от склада у стюарта, человека честного и преданного Киросу, и передать одному из своих слуг. Так продолжалось до 17 декабря, когда с фрегата сообщили, что началась сильная течь и судно едва держится на поверхности. Кирос спросил разрешения Исабель послать на фрегат нескольких матросов, чтобы помочь откачивать воду. Но она отказала, оставляя терпящее бедствие судно на произвол судьбы. Ночью фрегат исчез. С утра до полудня Кирос искал его, но все было напрасно. Солдаты на борту «Сан-Хиронимо» подняли крик, требуя прекратить поиски и плыть своим курсом. Кирос убеждал их, что позорно бросать в беде корабль, где находятся их товарищи, но безуспешно, и «Сан-Хиронимо» продолжил свой путь на северо-запад.

23 декабря с «Сан-Хиронимо» увидели землю. Это оказался остров Понапе, крупнейший из Каролинских островов. По Кирос не решился подойти к берегу из-за многочисленных рифов, хотя остров выглядел весьма привлекательно: были видны обработанные поля, деревья и яркие цветы.

1 января 1596 г. «Сан-Хиронимо» подошел к Гуаму, но и здесь не остановился, не найдя удобной гавани. 12 января испанцы увидели землю, принятую ими за Филиппины. Корабль вошел в залив, где на его борт поднялись аборигены, говорящие по-испански. Одним из них оказался человек, служивший лоцманом Кавендишу, когда тот плавал в филиппинских водах. Как оказалось, «Сан-Хиронимо» подошел к мысу Эспириту-Санту. День угасал, и Кирос, не имевший карты залива и никогда здесь не бывавший, не решился зайти в него, опасаясь рифов. Несмотря на приказ донны Исабель вести судно к берегу, Кирос решительно отказался это сделать. На следующий день Кирос повел корабль в залив. Все на судне убедились, как был он прав, отказавшись накануне вечером войти в залив. Кругом были рифы. Аборигены на трех каноэ показывали безопасный путь. «Сан-Хиронимо» встал на якорь в середине залива.

Аборигены, сопровождавшие судно, поспешили в свою деревню, расположенную недалеко от берега. Вскоре ее жители появились с разнообразной снедью. «Они принесли, — писал Кирос, — кур и свиней, пальмовое вино, которое многим из нас развязало языки, кокосовые орехи, бананы и сахарный тростник, папайю, воду в стволах бамбука. В обмен они брали реалы, ножи и стеклярус, который ценили выше серебра». В течение трех дней горели костры, готовилась еда, пиршество продолжалось и днем и ночью. Истощенные, больные люди накинулись на еду, не соблюдая осторожности, и им стало еще хуже; трое или четверо умерли.

Аборигены продолжали приносить еду. Ее переносили на корабль, где делали запасы на весь дальнейший путь. Казалось, можно было возобновить плавание.

Однако состояние судна внушало Киросу большие опасения: оно требовало ремонта. Исабель торопила Кироса, настаивая на немедленном выходе в море. Но тут начал дуть северо-западный ветер, который не давал судну возможности выйти из залива. Более того, якорные канаты буквально каким-то чудом удерживали корабль, поскольку были очень ненадежны.