– Так точно, товарищ капитан, – привычно отозвался первогодок, снимая со спины автомат и становясь под грибком.

Ротный двинулся дальше.

Когда он уже подходил к караульному помещению, слева, у ворот, показались фары. Капитан бросил взгляд на запястье руки; пять часов, привезли завтрак караулу. Он немного постоял, докуривая, и вошел внутрь, вспоминая, куда дел бидончик для супа.

Гога приставил автомат к стволу дерева, усевшись поудобнее. С недовольным ворчанием стряхнул с волос сухие хвоинки, что постоянно сыпались сверху, едва налетал порыв сырого ветра. Погода да и все остальное разительно отличалось от того, к чему привык у себя на родине; здесь небо в постоянных тучах, обильные дожди, сам воздух казался чем-то тяжелым и вполне осязаемым, дышалось тяжело. Гога покосился на своего старшего брата Мурада. И как он смог прослужить два года в таких условиях? Правда, это было двенадцать лет назад, еще во времена Советского Союза, но вряд ли за прошедшее время погода сильно изменилась. Еще неделя, и запросто можно покрыться плесенью, а то и вовсе подхватить простуду.

…До небольшого городка, затерянного в сибирской тайге, они добрались несколько дней назад. Вся их группа была разбита на пять команд численностью от трех до пяти человек. Гоге повезло попасть в одну команду с Хабибом, арабом – командиром всей группы. Кроме него в его команде был Мурад, старший брат, лучше всех знавший секретный объект, который и был их целью, поскольку Мурад оттрубил на нем срочную от звонка до звонка, так же был Ахмад, побратим и верный помощник Хабиба, тоже араб, и еще один молчаливый тип, то ли араб, то ли турок, хрен поймешь какой национальности, о котором Гога не знал практически ничего; тот постоянно молчал и за все время вряд ли произнес больше десятка слов.

Их команда оказалась единственной, которая остановилась в гостинице. Тетка-регистраторша приняла их довольно равнодушно. Только поинтересовалась, оглядывая новых постояльцев:

– Чего привезли-то? Мандарины или виноград?

– Виноград, красавица, виноград, – поспешно согласился Ахмад, лучше всех знавший русский язык и разговаривавший практически без акцента.

– Ну так угостили бы, на рынке же не укупишь, а если и есть возможность, то поди разберись, какой привозной с ваших краев, а какой пять раз перепроданный и перекупленный вовсе из Китая.

– Обязательно угостим, – снова согласился Ахмад. – Завтра принесу. Как фуру разгрузим, так и принесу. Специально для тебя выберу, красавица, ты такого еще в жизни не пробовала.

– Я утром сменяюсь, – сожалеючи вздохнула регистраторша. – И заступлю только через два дня.

– Значит, через два дня, – Ахмад растянул губы в широкой улыбке. – Какой разговор, красавица? Мы тут надолго, еще надоесть успеем.

Весь следующий день они отсыпались и играли в нарды, а вечером Хабиб вместе с Ахмадом, Мурадом, арабом и пятью старшими групп пошли через лес к объекту, собираясь составить четкий план. И несколько часов лазили вокруг, разглядывая его в бинокли и приборы ночного видения. Требовалось выяснить количество постов и график смены караулов.

На следующее утро, когда Хабиб с Ахмадом и арабом спустились в гостиничный ресторан, Мурад, похохатывая, рассказал, как Хабиб и араб намучились за ночь. Они вывозились в грязи по уши и прокляли все кусты и деревья в радиусе трех метров от тропинки, заодно стерли животами все встретившиеся на пути спуски и подъемы, постоянно оскальзываясь и падая. Гога вежливо улыбался, а сам с ужасом думал о том, что ему это еще предстоит. Старшему брату с Ахмадом хорошо, еще успели послужить в Советской армии. Хотя, если послушать их рассказы, выходило, что повезло как раз Гоге. Повезло из-за того, что не успел побывать в том бардаке, который довелось испытать им.

Когда трое командиров вернулись из ресторана, в номере их уже ждали все, с кем они вечером ходили к объекту. Араб раскрыл кейс, вытащил оттуда схемы, фото, сделанные то ли с воздуха, то ли вообще из космоса, и еще кучу каких-то распечаток. Разложил все аккуратно на столе, руководствуясь определенной последовательностью.

Ахмад подозвал Гогу и, сунув ему несколько сотенных бумажек, приказал:

– Быстро на рынок, купишь килограмм восемь-десять винограда. Начнут спрашивать, откуда мы здесь, скажешь: из Дагестана, приехали разузнать насчет торговли шинами. Но особо не распространяйся, старайся держать язык за зубами. Так, спросят если, то ответишь.

Гога удивленно уставился на Ахмада:

– Ты же сказал, что торговать будем виноградом…

Ахмад усмехнулся:

– Э-э-э-э, для этих русских все кавказцы мандаринами или виноградом торгуют, а на рынке своим так говорить нельзя. Зачем людей беспокоить и себе лишние проблемы создавать? Конкурентов никто не любит. У тех, кто здесь давно торгует, милиция прикормлена, да и лишние им не нужны.

Гога восхищенно покачал головой. Ну, Ахмад, ну дает, обо всем подумал, все предусмотрел.

Вернулся он через два часа.

В номере стоял горьковатый запах кофе и кислый – немытого мужского тела, после свежего весеннего воздуха ударивший в нос слишком сильно. Схемы и листы фотоснимков были разбросаны по всему столу, некоторые даже покрывали пол и подоконник, а все находящиеся в номере деловито раскладывали коврики, готовясь к намазу. Это означало, что все уже согласовано, распределено и до начала операции остались считаные часы.

Несмотря на то что все они были в военном походе и Коран разрешал не соблюдать время намаза, Хабиб никогда не начинал серьезного дела, предварительно не обратившись к Аллаху.

Гога поспешно сгрузил пакеты с виноградом на одну из кроватей и достал свой молельный коврик.

В полночь они покинули гостиницу…

За спиной послышался хруст веток, чавканье сапог и шуршание опавшей хвои. Гога поспешно отстранился от дерева и схватил автомат в руки. Подошедший Ахмад, в офицерской шинели с капитанскими погонами, в портупее и фуражке с кокардой, остановился, недовольно отряхнулся от соринок, сыпавшихся сверху, и тихо выругался:

– Когда они наконец подъедут? Совсем продрог уже от сырости. Проклятая погода.

Тут из-за поворота послышался натужный рокот двигателя, и чуть погодя стволы сосен, подходивших к самой дороге, осветились рассеянным светом фар.

Ахмад замер, выдохнув:

– Наконец-то!

И бросился к дороге, придерживая полы шинели, тщательно минуя лужицы и остатки снега.

Прапорщик Деревянко дослуживал последний год. Осенью ему исполнялось пятьдесят, и, несмотря на то что командир части уж точно пробил бы ему очередное, шестое, если быть точным, разрешение на продление срока службы, сам он оставаться не собирался ни за какие блага. Здоровье было уже не то, да и с деньгами совсем трындец.

Конечно, начальнику столовой извернуться было немного легче, чем остальным, но и с продуктами в последнее время стало настолько туго, что никакого резона задерживаться в этом богом забытом поселке не было. Офицеры и прапорщики, что помоложе, еще кое-как перебивались браконьерством, иногда приволакивая из тайги подстреленного из СВД лося, медведя или кабана. Тогда и начальнику столовой кое-что перепадало, поскольку он слыл в части непревзойденным мастером по копчению окороков. Но за последние пару лет таких вынужденных охотников в округе развелось незнамо сколько, так что поблизости всю дичь повыбили вчистую, а далеко уходить никто не мог; некомплект командного состава в части был дикий, поэтому все ходили на дежурство практически через день – сдвоенные выходные были большой редкостью.

Поэтому никакого резона прапорщику Деревянко служить дальше не было, тем более что в небольшой деревеньке под Донецком его давно уже дожидался домик с огородом и садом, оставшийся в наследство от покойных родителей, да и на российскую военную пенсию на Украине прожить полегче… И климат там несравненно мягче.

Этим утром он, как обычно, прибыл на службу в четыре утра. Старенький «ГАЗ-53» с фанерной будкой, на котором развозили пищу, уже стоял у задней двери столовой, и ночная смена солдат-поваров загружала в будку термосы с завтраком для караула. Сегодня было воскресенье, и караул выставлялся только один, да и тот маленький.