— Рахи? Ты уже встал? — похоже, она совсем не смутилась. Или, быть может, ждала его?
Оперевшись рукой на мраморную ступеньку спуска, Лидор выскользнула из воды. Блейд, замерев, ждал; сердце стремительными толчками гнало кровь, отзываясь в висках колокольным звоном.
— Какое утро! — ее ладони гладили нежную кожу, сгоняя капельки влаги. Вот они коснулись груди с розоватыми ягодами затвердевших сосков, пробежали по плоскому животу — ниже, ниже… Прозрачные зеленоватые глаза девушки смотрели в его лицо, губы улыбались, прохладная щедрая плоть манила обещанием. — Сегодня я хочу… — начала Лидор, и вдруг ее взгляд спустился вниз, к набедренной повязке Блейда, его единственному одеянию.
Губы девушки округлились — то ли в изумлении, то ли в радостном ожидании; она чуть вздрогнула и сжала колени, прикрывая ладонями лобок. Блейд, сквозь застилавший глаза туман, успел заметить, как на ее висках выступили капельки пота. Он шагнул вперед, распуская узел повязки.
— Рахи, нет… не надо… Рахи, что ты делаешь!
Его руки скользнули по упругой груди, потом Блейд жадно, трепеща от желания, обнял девушку.
— Лидор… — его шепот был легче дуновения ветерка.
— Рахи, милый, нельзя… — ее возглас оборвался, когда Блейд приник к пунцовым губам; их языки соприкоснулись. Большие ладони Блейда легли на округлые бедра Лидор, раздвинули их — и в следующий миг она сидела на нем верхом, обнимая ногами за пояс.
— Во имя Айдена, Рахи… Грех… Рахи! О! О-о-о!
Он вошел. Лидор была девственницей.
— Айдена радует любовь, моя златовласка, — задыхаясь, прошептал он и опустился вместе с девушкой на траву. На миг перед его мысленным взором промелькнула полузабытая картина — мраморные фавн и нимфа сплелись в страстном объятии… Лидор напряглась под ним, вскрикнула, и бессмертная скульптура Родена уплыла в небытие. Кем он был в этот момент экстаза? Аррахом, непутевым наследником феодального рода, возжелавшим собственную сестру? Или землянином Блейдом, умудренным опытом и годами? Какое это имело значение? Молодое тело Рахи повиновалось ему, и другая плоть — такая же юная — билась под ним, трепеща от наслаждения.
Потом они долго лежали рядом — молча, не двигаясь, истомленные взрывом страсти. Вдруг Лидор приподнялась на локте, пытливо заглядывая в лицо Блейду.
— Ты не Рахи… Мне давно казалось, что ты — не Рахи… Теперь я уверена. — Девушка провела кончиками пальцев по его лбу, отбросила завиток с виска. — Вот… и волосы у тебя темнее… и губы… — ее ладонь легла на подбородок Блейда, — губы другие… тверже… И, знаешь, ты меняешься! Сейчас ты немного другой, чем половину луны назад… словно с каждым днем уходишь от Рахи все дальше и дальше… Кто ты? Наш родич из Хайры? А где же мой брат? Он… он умер? — в глазах Лидор стояли слезы.
Что мог Блейд ей ответить? Но иногда, чтобы утешить женщину, не нужны слова. Он снова потянулся к ней, и на ближайшие полчаса они забыли о судьбе несчастного Рахи.
— Нет, ты — не Рахи… — удовлетворенно кивая, произнесла Лидор. -Я поняла это еще вчера… Помнишь? Ты сидел в библиотеке, пил вино и все разглядывал этот кинжал отца… Ты был так задумчив и в ту минуту совсем не похож на брата… И я поняла, поняла…
— Тогда-то ты и решила выйти в сад следующим утром, чтобы поплавать в бассейне нагишом? — с усмешкой спросил Блейд.
Пунцовые губы возвратили ему улыбку:
— Может быть…
И тогда Блейд, обняв Лидор за плечи, начал шептать в перламутровое ушко про туманную страну на острове в далеком нездешнем мире, про огромные каменные города и стальных птиц, бороздящих небеса, про экипажи и гигантские корабли, движимые силой волшебства, про музыку и голоса людей, что стремительно несутся над континентами на невидимых крыльях, про машины, способные переместить душу одного человека в тело другого…
Полузакрыв глаза, дочь бар Ригона слушала эти чудесные сказки.
Глава 9. ПОХОД
Войска выступили на рассвете. Верхний край солнечного диска едва выглянул из-за пологих вершин восточных холмов, когда из лагерных ворот вырвалась полусотня всадников передового охранения; за ними нескончаемым потоком потекла армия. Хотя ближайшие триста миль — не меньше пятнадцати дней пути — ей предстояло маршировать по исконным айденским землям, вполне безопасным и контролируемым воинскими отрядами, что стояли в многочисленных маленьких фортах вдоль дороги, бар Нурат сразу же установил железную дисциплину. Полразделения двигались в плотном боевом строю, орда за ордой; за длинной колонной пехотинцев шел обоз — пятьсот фургонов с продовольствием, пивом и вином, с легкими катапультами и баллистами, с запасами стрел, мечей, щитов и копий, с оружейной мастерской, лазаретом и палатками. За последней полуордой, ярдах в десяти перед цепочкой фургонов, следовал сам полководец, окруженный штабными офицерами, адъютантамиклейтами и барабанщиками. За обозом, в арьергарде, двигалась хайритская тысяча. Широкая дорога, прямая как стрела, была вымощена базальтовыми плитами, так что глотать пыль нока никому не приходилось. Кроме пехоты, бар Нурат взял с собой сотню айденских всадников — в качестве посыльных и разведчиков, да три тысячи стамийских стрелков. Эти смуглые коренастые воины, забросив луки за спину, шагали сейчас рядом с панцирными ордами по обеим сторонам дороги.
Восседая на могучей спине Тарна, Блейд с интересом озирал окрестности. В этих местах он еще не был — замок бар Ригонов находился к западу от столицы, теперь же его путь лежал прямо на юг. Однако из осторожных расспросов бар Занкора он знал, что подобный холмистый пейзаж с рощами и небольшими перелесками был типичен для центральных провинций империи. Эта равнина, частью распаханная и засеянная, частью используемая под выпас скота, тянулась до самых субтропических лесов — южной границы Айдена. Необитаемых территорий здесь почти не было. Пашни и сады принадлежали свободным крестьянам или издольщикам, арендовавшим землю у местных феодалов; луга и леса, богатые охотничьи угодья, оставались в безраздельной власти благородного сословия.
Тут был наследственный домен верховного правителя Аларета, святая святых, становой хребет империи. Крестьяне — крепкие, коренастые и рыжие, типичные айдениты — платили налог не только зерном и мясом; с этих полей империя снимала самый ценный урожай — второго сына из каждой семьи. Армия и флот держались на спинах вторых сыновей, что подтверждала весьма распространенная в центральных областях страны поговорка— «Первый сын — для земли, второй — для императора, третий — для родителей». Пока их старшие братья мирно трудились в хлевах и на пашнях, вторые сыновья покоряли сопредельные страны, рискуя получить ксамитский клинок в живот или стрелу меж ребер. Правда, и награда была немалой — после двадцати лет службы ветерану полагался феод в завоеванных землях, вместе с домом, скотом и двумя десятками рабов, или солидная сумма в серебряных имперских марках.
Вся эта система весьма напоминала Блейду Древний Рим. Сходство усиливалось и тем, что многие ветераны служили на десять-пятнадцать лет дольше положенного, причем не ради более крупного надела, а из любви к приключениям и страсти к грабежу. Последнее, однако, в айденском войске не поощрялось — вся добыча, кроме взятой воином на теле врага, принадлежала императору.
Из ветеранов сорока — сорока пяти лет формировались самые боеспособные армейские части, и в южный поход бар Нурат взял три орды этих стойких и безжалостных бойцов. Вначале он даже хотел набрать из них все свое войско, но здравый смысл победил: пожилые, конечно, бились лучше, но долгий и тяжкий путь был не каждому по силам, тут требовались молодые и свежие солдаты.
Примерно пятая часть земель в центральных провинциях принадлежала лично императору. Из его деревень набирали парней в привилегированные армейские части — конную и пешую гвардию и десантные части Береговой Охраны. В гвардию брали тех, кто был повыше ростом и поприятней лицом — эти счастливчики служили только в столице, охраняя дворец, а также согласие и спокойствие в Тагре. В случае же серьезных неприятностей из форта у военной гавани могли в любой момент спуститься в город десять-пятнадцать тысяч ратников Береговой Охраны. Эти морские пехотинцы Айдена имели превосходную выучку и большой опыт кровавых стычек, внезапных налетов, грабительских рейдов и уличных боев. Теперь Блейд понимал, что целитель Арток не только отспорил — или выкупил? — у грозного бар Савалта непутевую голову Рахи; он добился, чтобы молодого Ригона оставили в столице — пусть всего лишь октархом, но в одной из самых привилегированных орд.