«Вот и все! — засмеялся отец. — Не надо птицы бояться. — Потом тихо добавил: — Наш Черный Ворон страшнее».
Тогда Ив не понял этого. Сейчас он понимает, о ком говорил отец. «Отец, несчастный отец!!!» И снова, как после поединка дю Крюзье с бароном де Понфором, охватило Ива неукротимое чувство ненависти к этому действительно черному ворону, ко всему черному воронью.
«Что это? Закружилась голова и будто качнуло в сторону. Вздор! Крепче, крепче надо держаться Я должен пересилить Жирара во имя жизни отца. Вон и отец Гугон смотрит снова, лицо у него спокойное, значит, все хорошо. А руки немеют, немеют… Опять голова… В глазах желтые кружки мешают смотреть. Какой‑то страшный крик, будто кричит Жирар…»
Действительно, это был голос, не голос, а вопль отчаяния, с которым рыжий Жирар, всплеснув руками, рухнул на спину.
Одновременно по толпе прокатился гул, послышались выкрики:
— Слава господу правосудному!.. На виселицу крысиного хозяина!.. В реку колдуна с камнем на шее!
Дю Крюзье сбежал с помоста и, ткнув ногой лежащего без сознания Жирара, крикнул перепуганному сенешалу:
— В подземелье! Унять толпу! — и ускакал в туман со своим экюйе.
Сенешал счел благоразумным тотчас же удалиться в сопровождении дозорщиков.
Толпа окружила Ива. Он стоял, поддерживаемый отцом Гугоном, был очень, очень бледен. Казалось, все пережитые волнения, вся усталость всем грузом своим навалились на него, победив наконец его душевную стойкость.
Отец Гугон повел опиравшегося на его руку Ива. Толпа медленно и молча двигалась за ними. Когда они взошли на паперть церкви, отец Гугон обратился к вилланам:
— Дети мои, идите с миром. Дадим Иву восстановить силы свои отдыхом, заслуженным его благородным поступком, достойным доброго христианина Пойдем, сын мой…
Глава XV
ДАМА Д’ОРБИЛЬИ
Агнесса д’Орбильи с утра в скверном настроении. Она то ходит взад и вперед по залу женских рукоделий на третьем ярусе главной башни своего замка, расшвыривая во все стороны прялки и ножные скамеечки, то выбегает на дорожку между зубцами стены: не пылит ли дорога, не скачут ли рыцари? Их долго нет, и она начинает злиться. Зовет служанку, бьет ее по щекам, ловит залетевшую в комнату бабочку, отрывает ей крылышки, а затем злобно растаптывает ногой.
Два месяца прошло с тех пор, как тело убитого на поединке рыцаря Ожье де ла Тура, завернутое в саван и положенное в гроб с четырьмя золотыми крестами на крышке, при свете многочисленных смолистых факелов, под заунывные звуки погребальных песнопений торжественно установили в глубоком подземелье церкви замка Понфор, родовом склепе семьи де ла Туров. И ровно месяц, как Агнесса д’Орбильи всеми правдами и неправдами изыскивает возможности отомстить Черному Рыцарю, убившему преданного ей «вассала». Изо дня в день рассылает гонцов к родственникам и друзьям де, ла Тура, вызывая их к себе, и, созвав, требует от них найти повод отомстить дю Крюзье. «Смерть за смерть!» — повторяет она боевой клич рыцарей.
Спору нет, Агнесса д’Орбильи красива. Ее золотые волосы, тонкая талия и белая кожа прекрасны. В этом убедился друг покойного де ла Тура рыцарь Рауль, когда Агнесса д'Орбильи при нем и других рыцарях и дамах сняла тунику и в одной рубашке вошла в пруд для купания. Обсуждая план мести за смерть де ла Тура, Агнесса д’Орбильи не раз ухитрялась шепнуть рыцарю Раулю, что ее благосклонность вознаградит его за помощь в этом деле. И Рауль Великолепный со своими дамуазо стал постоянным гостем замка д’Орбильи.
Агнесса д’Орбильи красива, но глаза ее вовсе не ясные, как поют менестрели, восхваляя женскую красоту. Наоборот, они то гневно сверкают, то злобно прищуриваются.
Это нравится рыцарю Жоффруа. Старый Орел первым прилетел на зов Агнессы д’Орбильи. Теперь он то и дело наполняет ее двор охотниками, лошадьми, собаками, соколами и воем рога, а гулкие сводчатые залы — громким хохотом и выкриком грубых оскорблений, предназначенных дю Крюзье с его родственниками и даже самому королю. Рыцарю Жоффруа нравится, как Агнесса д’Орбильи бесцеремонно отбирает у крестьян ягнят для пополнения своей овчарни, как обманом обращает свободных вилланов в несвободных, устраивая их взаимные браки. А как ловко вылавливает она в своих лесах крестьян–порубщиков побогаче и обирает дочиста! В свою очередь, Агнесса д’Орбильи дорожит этим стариком, нужным ей для исполнения коварных планов, усердно угощает вином, позволяет целовать себя в лоб и, зная его вечное безденежье, снабжает деньгами, чем окончательно привязала к себе. Осушая один за другим бокалы дорогих испанских вин, Старый Орел клялся мощами всех святых истоптать посевы дю Крюзье, затравить псами его вилланов, сжечь деревни, а его самого заставить в одной рубашке двадцать лье нести на голове седло, клялся проткнуть Черного Рыцаря копьем и «пусть извивается на нем, пока не подохнет».
Агнесса д’Орбильи не оставляла своим вниманием и рыцаря Оливье, двоюродного брата убитого, милостиво разрешив ему в любое время ловить птиц в ее рощах и лесах и, если понадобится, располагать ее замком для отдыха вместе с его людьми. Но рыцарь Оливье ни разу не воспользовался этой любезностью. Никто не удивился: все знали о смехотворной скромности рыцаря–птицелова.
Угождая каждому, Агнесса д’Орбильи требовала взамен немного: найти повод отомстить дю Крюзье и при надобности склонить к этому как можно большее число рыцарей — родственников и друзей покойного рыцаря Ожье.
И вот сегодня владелица замка увидела, наконец, далеко на дороге, между лесистыми холмами, облачко пыли. Облачко приближалось и росло. Вот оно скрылось за дубовой рощей, вот снова показалось над дорогой, и видно, что мчится оно следом за двумя скачущими во весь опор лошадьми. Два всадника пригнулись к шеям коней, мелькают за рядом придорожных тополей, и, как назло, не узнать, кто это скачет. Агнесса д’Орбильи нетерпеливо топает ногой и вглядывается, вглядывается…
Промелькнув за деревьями, всадники примчались к реке у подножия холма, на котором стоит замок, приостановили лошадей, чтобы переехать бродом. Агнесса д’Орбильи узнала тучную фигуру рыцаря Жоффруа. Неглубокая и узкая река только на минуту задержала всадников, и вот наконец они скачут в гору к замку, оставляя за собой клубы пыли. Осадив коня на полном ходу у самого края замкового рва, рыцарь Жоффруа схватил рог и стал яростно трубить, требуя спуска моста. Когда привратник выглянул в окно башни, рыцарь протянул руки вверх, грозя кулаками, и выкрикивал, судя по всему, отчаянные ругательства. Агнесса д’Орбильи подумала, что волнение овладело этим всегда спокойным толстяком неспроста, и поспешила в замок.
Она угадала. Рыцарь Жоффруа вошел, тяжело дыша. Сразу заговорить не мог. Отдуваясь, сел. Агнесса д’Орбильи подошла, заботливо положила руку ему на плечо и участливо смотрела на одутловатое лицо, мокрое от пота, на скомканную бороду. Отдышавшись, рыцарь Жоффруа вытер лоб рукой. Хозяйка замка распорядилась принести вина.
С причмокиванием отхлебывая испанское, рыцарь Жоффруа поспешил радостно сообщить, что им наконец найден повод к объявлению войны дю Крюзье. Всем известны основные правила турниров и поединков. Одно из них не допускает ранения коня. Помнит ли благородная дама, что во время поединка кони де ла Тура и дю Крюзье грызли друг другу шею? Помнит. А изволила ли она заметить, чей конь укусил первым? Нет? Конь дю Крюзье! Тут рыцарь Жоффруа отхлебнул вина, со стуком поставил кубок на стол, поднес волосатый палец к лицу дамы и погрозил им. Кто знает, не был ли конь заранее приучен кусаться? Но не в этом главное. Рыцарь снова отхлебнул вина, насупил лохматые брови и продолжал таинственным шепотом:
— Судья. По–чет–ный судья, который вынес решение, не соизволил обратить на это никакого внимания. Народ кричал, требовал справедливости. Вы ведь слышали, что кричал народ, а он не слышал. А знает ли, благородная дама, что этот человек в близком родстве с дю Крюзье? Вся толпа видела, а он не видел, он, по–чет–ный судья! На видел потому, что он род–ствен–ник дю Крюзье. А, каково?!