Солнце давно село за дальние горы. Пора было возвращаться в лагерь, а дед Антип все не приходил. Что-то уж больно долго договаривался он с Егорычем о бензине. Семен Петрович и Май Петрович подождали немного и в сумерках пошли разыскивать дом деда Егора.

Никитка опять остался один. Река теперь потемнела и угрюмо плескалась о борта лодки. На горе в деревне играла гармошка. Помигивая огоньками, прошел катер в сторону лагеря. Он уже скрылся, а волны от него все накатывались на берег и раскачивали лодку и на ней лагерного горниста. Никитке было неуютно и тревожно сидеть одному на пустынном берегу.

Петровичи долго блуждали по Краснокуровке, запинались о камни, пока наконец не встретили бабку, и уж она-то показала им дорогу.

К дому Егорыча вели ступеньки, вырубленные в земле.

Пока физкультурник и врач поднимались по ним, они услышали, что в избушке кто-то громко разговаривает, только и слышалось: «А ты помнишь!», «Нет, a вот ты помнишь!»

Дверь оказалась распахнутой настежь, и, заглянув в нее, Петровичи увидели деда Антипа и Егорыча. Друзья сидели друг против друга за столом, подливали себе чай из старинного самовара и оживленно беседовали, размахивая руками. Физкультурника и врача они встретили как самых лучших, самых близких и желанных гостей. Егорыч тотчас усадил их, одного по правую, другого по левую руку от себя и принялся потчевать медом из большой деревянной миски. Тут же выяснилось, что Егорыч — пасечник, что он уже, почитай, недели три не видел своего школьного товарища и партизанского друга деда Антипа. Он сразу же даст бензина, только пусть молодые люди и Антип послушают его повесть, которую он пишет уже пятый год.

Услышав о повести, Антип сразу стал разыскивать фуражку и прощаться.

— Ладно, Егорыч, будь здоров, — торопливо сказал он. — Там нас на лодке малец ждет. Продрог небось… Неси-ка поскорей бензин.

Дорогой Антип жаловался:

— Беда с Егорычем. Дел на пасеке немного, так он который уже год повесть сочиняет. Хорошо если бы про то, как мы партизанили, писал, а то про шпионов… Как приеду, так и читает. Я уже почти все наизусть выучил. Замучил вконец. А какой человек был…

— Козлов! — подходя к лодке, окликнул Май Петрович.

Никита не отозвался.

Петровичи встревожились — не хватало еще, чтобы и он потерялся.

Поставив бачок с бензином, Май Петрович обошел лодку, Семен Петрович заглянул под брезент, которым, уходя, накрыли мотор. Никиты не было.

— Побоялся, наверное, в темноте сидеть и пошел нас искать, — предположил Семен Петрович.

— Никита! Козлов!

— Никита, а-у! — закричали врач и физкультурник.

На их голоса сейчас же откликнулись большие и маленькие собаки во всех концах Краснокуровки. Когда их лай немного приутих, из-под соседней лодки выбрался лагерный горнист. Ожидая взрослых, Никита ругал про себя и Костю и Павлика, это из-за них приходится ему дрогнуть ночью в чужом селе, а они, наверное, сейчас уже спят в лагере, ругал заодно деда Антипа и жалел себя. Потом Никита захотел спать, а чтобы на него в темноте не наступили коровы, если они вернутся, он забрался под перевернутую лодку.

Мотор заводили долго и без всякой надежды на успех. Сначала ручку крутил Май Петрович, за ним Семен Петрович, потом, пока они отдыхали, Никита. Хозяин лодки говорил, что такого наказания, как этот мотор, не пожелает и своему самому большому врагу, если он у него будет. Несколько раз хотели бросить все и пойти ночевать к Егорычу, но дед Антип сразу вспоминал про повесть и отрицательно качал головой.

Неожиданно мотор завелся. Все повеселели и как-то сразу заметили, что взошла луна, что ночь тихая и ясная.

— А ну-ка, горнист, давай отправление, — потребовал дед Антип.

Никита приосанился, поднес горн к губам и с ужасом обнаружил, что мундштука у горна нет. Это был третий мундштук, утерянный Никитой за время лагерной жизни. «Такой уж он невезучий человек», — сказали бы в лагере его друзья. Все решили, что мундштук где-нибудь под лодкой, под той, где Никита прятался от коров. Но мотор нетерпеливо тарахтел, и искать пропажу не стали. Пришлось отъезжать без сигнала отправления.

Скрылись огоньки Краснокуровки, над лодкой просвистела стайка куликов, потом с шумом пронесся табун уток, а у самого берега вывернулась и хлестнула хвостом по воде какая-то большая рыбина. Потянул ветерок, и, подгоняя путников, над тайгой за Краснокуровкой заполыхали молнии… Приближалась гроза.

«Хорошо, если мальчишки уже в лагере, а то достанется им в эту ночь», — подумал Май Петрович и потрогал сумку с лекарствами.

Никита тоже не завидовал приятелям. Сейчас он даже радовался, что порезал пятку и не пошел с Костей.

Глава пятая

Весело ли жилось первобытным людям? Гроза. Таинственный огонек. Кто кричал? Как печка ловила сомов

Где-то в небе летали космические корабли и спутники, а вдоль Морошки брели «первобытные люди».

Оказывается, нашим далеким предкам жилось не очень-то легко. Чуть не на каждом шагу их подстерегали неожиданные препятствия. Первым таким препятствием стала не широкая, но бурная речушка, впадавшая в Морошку.

Хорошо обыкновенному, ну, не первобытному человеку. Надо ему перебраться через реку — пожалуйста, он построит мост или сделает лодку. А каково первобытному?! У него даже порядочного железного топора нет, а пилы — тем более. Один выход — плыви. А куда рюкзак денешь или лагерный горн? Да еще речка так стремительно несется, так бурлит и вода в ней такая холодная, что думать о плавании не хочется.

Постояли Ко и Па на берегу и задумались.

— Что делать будем? — растерянно спросил на чистом русском языке первобытный человек Ко.

— Пойдем вверх, может, где-нибудь она поуже станет, тогда переберемся, — отозвался Па.

Пошли первобытные люди. По дороге Па часто нагибался и рвал какие-то продолговатые зеленые листья. Когда у него набрался целый пучок, он затолкал его в свой первобытный вещевой мешок. В другом месте Па заметил поляну, усыпанную красными звездочками саранок. Не сказав ни слова, он побежал туда. Сын Леопарда рассердился и закричал:

— Ты что, цветов не видел? Не до цветов нам сейчас. Переправу искать надо, а он букетики собирает. Да и где ты видел, чтобы первобытный человек цветы нюхал?

Павлик действительно ни разу за свою жизнь не видел первобытного человека, нюхающего цветы. Несмотря на это, он ответил:

— Иди помогай!

Ко подошел и увидел, что Па вырвал из земли белые, похожие на дольки чеснока, корни саранок.

— Помогай, — повторил он.

— Зачем это?

— Мы же первобытные, — ответил Па. — Скоро надо будет ужинать, а у нас, кроме конфет и печенья, никаких витаминов, нет. А эти корешки вкусные.

Сын Леопарда недоверчиво выкопал один корешок, отломил дольку, повертел ее в руках и бросил.

— Еще отравимся, — сказал он.

— Не отравимся, — возразил Па, продолжая вырывать клубни.

Копать корни саранок Ко отказался. Вот если бы попался пещерный медведь, с ним можно было бы сразиться. А то корешки! Ко уселся на кочку, поджидая, когда его товарищ окончит свое пустое занятие. Но Па не спешил. Он набил клубеньками полные карманы, и только тогда путешественники побрели дальше.

Солнце уже начинало склоняться к закату, а так как первобытные люди тоже иногда любили поесть, то неудивительно, что Ко и Па решили подкрепиться.

Ко достал кулек с конфетами и печеньем, Па вымыл в реке клубеньки саранок, и ребята уселись на берегу. Конфеты слиплись в один сплошной комок. Ко объявил, что это мясо бизона. Пока он разрезал его ножичком, откуда-то налетели пчелы.

— Могут ужалить, — справедливо решил отважный Ко, — давай отойдем подальше. Здесь, наверное, их гнездо.

Он когда-то читал, что первобытные люди добывали мед диких пчел, но говорить об этом своему соплеменнику Па не стал. Этот Па сразу загорится и кинется искать, где тут у пчел их гнездо и соты с медом. И тогда пчелы их обязательно искусают.