Встав на гусеницу с прикрытой от противника стороны, Марченко изо всей силы стучит по глухой броне.

— Серёжка, где вы там? Это я, Марченко! Что у вас случилось?

В танке зашевелились. Послышался лязг открывающегося люка. Выглянуло потное, замасленное лицо.

— Ты, Саша… Механик-водитель тяжело ранен… Да и все мы тут… Машину некому вести…

Напоив раненых водой из фляги, Марченко бросает танк в бой.

— Видно, Сашко повёл машину сам, — облегчённо вздохнул Додонов. — Вперёд!

Два советских танка с дерзкой отвагой обошли вражеских «тигров» с флангов, зажали в тиски и нанесли им сокрушительный удар. Это решило исход боя за высоту.

Орден Красной Звезды украсил грудь Александра Марченко. А танку, которым командовал Додонов, было присвоено имя «Гвардия».

Орёл, Курск, Брянск, Киев, Проскуров, Каменец-Подольский — позади тысячи огненных километров пути в горячих схватках с врагом.

— Вам, товарышу старшына, трэба особыстого лыстоношу, — не на шутку сердился молоденький почтальон, развязывая свой тугой мешок с письмами. — Шодня вэсь Радянськый Союз вам лысты пышэ, а усэ цэ мушу тягаты на своему горби я?

Да, писем было много. Писали родные, писали друзья, писали совсем незнакомые. Но среди всех этих фронтовых треугольничков не могло быть письма, которое больше всего хотел бы получить Александр Марченко. Сердце его сжималось при мысли о том, что, может быть, его любимая Ганнуся, её отец и братишка погибли в неравной борьбе. Покориться врагу они не могли, он это знал… Враг жесток. На своём пути Марченко видел не одну виселицу. Гитлеровцы убивали советских людей для устрашения и из мести, по подозрению и из страха…

А верно ведь в народе говорят: гора с горой не сходится, но человек с человеком — всегда сойдутся.

Марченко был изумлён не меньше Юры, когда в одном из освобождённых танкистами сёл они встретились. И, узнав, кто командует танковой бригадой, Юра радостно вскрикнул:

— Значит, жив! Жив! Это мой отец!..

С тех пор Юра стал советским воином.

Около штаба бригады Юру догнал сержант Епифанов. Это был бывалый солдат, в прошлом уральский рабочий, с горбинками трудовых мозолей на больших руках. Дома у него осталась большая семья, сын почти одних лет с Юрой.

Бородатого автоматчика в бригаде с уважением называли Папашей. И хотя он говорил, что недавно ему стукнуло пятьдесят лет, никто не верил, уж очень был молод душой бородатый Папаша.

— Комбриг зря не позовёт, что-то важное, а, Папаша? — тихо полюбопытствовал Юра.

Хитровато щуря добрые глаза и поглаживая бороду, Папаша многозначительно ответил:

— Это уж точно…

Юра не совсем понял, что Папаша хотел этим сказать, но спросить снова было неудобно, к ним подошли Фёдор Сурков и Александр Марченко.

И вот экипаж танка «Гвардия» стоит перед командиром бригады.

— Сегодня ночью вы должны прорваться к центру города и поднять красное знамя над Львовом.

Комбриг добавил тихо и ласково:

— Тебе, Саша, предстоит самое трудное — подняться на башню ратуши. Вручаю тебе знамя. И желаю вам всем удачи.

И, как бы угадав мысль Юры, командир неожиданно произнёс:

— Юрий пойдёт с вами. Держаться всё время около Марченко. Верю, что не ударите лицом в грязь.

— Есть — поднять знамя над Львовом! — вместе с танкистами ответил юный сержант, гордый великим доверием.

Полковник не впервые провожал сына на трудную и ответственную операцию. И как всегда, он коротко говорил:

— Не посрами отца!

Юра смотрел на дорогое лицо большими вдумчивыми глазами; о, их нельзя было не узнать, это были глаза матери.

— Не бойся, папа…

— Иди, Юра, встретимся во Львове, — отец порывисто обнял сына.

— Ты только скорей, папа!

— Уж постараюсь. Удачи, удачи вам, орлы!

И, одёрнув на ремне автомат, юный сержант, не оглядываясь, побежал к танку.

Рассвет застал экипаж «Гвардия» недалеко от кирпичного завода, в предместье города. Отсюда уже хорошо был виден весь Львов, дремавший в низине, и особенно отчётливо вырисовывалась Княжья гора на сером фоне зари.

У Юры, сидящего на брони танка, захватило дыхание. Ведь с этой горой столько связано в его жизни! И теперь он уже непрестанно думал о Стефе, Петрике и друзьях, радуясь скорой встрече с ними.

— Странно, почему немцы молчат? — удивлённо пожал плечами Папаша. Он, как всегда, сидел на своём любимом месте слева за башней, около Юры.

— Может быть, они уже оставили окраину и отступили к центру?.. Папаша, сзади нас танки… — привстав, показал Юра.

— То наши догоняют. Один Кулешова, а другой Лопахина.

Фёдор Сурков вёл танк на малой скорости. Около тенистого дуба, напротив особняка, увитого серебристым плющом, он остановил машину. И в тот же миг, казалось, мёртвые, наглухо закрытые окна домов низвергнули потоки пулемётного огня.

— За мной, орлы! — скомандовал Папаша.

Автоматчики попрыгали на землю и залегли в канаве.

Задание у «Гвардии» было как можно скорее проникнуть в город, не завязывая с врагом боя. Поэтому юный командир танка дал сигнал отойти машине снова к кирпичному заводу. А тем временем танки Кулешова и Лопахина дали бой.

— Ах, вот где ты, сынок, — крикнул Папаша, подползая и высвобождая Юру из-под присыпавшей его земли. — Испугался?

— Не так чтобы очень, — хрипло ответил Юра, хотя лихорадочная дрожь выдала его.

— Ничего, то бывает, — подмигнул бородатый друг, — ну давай, ползи за мной. Эх, жаль, сынок, что приказ не марать руки об эту нечисть, а то бы мы им устроили пекло.

При этих словах Папаша так громко расхохотался, словно они сидели где-нибудь в лесной чаще на отдыхе, а не под огневым дождём взбесившихся гитлеровцев.

— Ну, веселей, веселей, — подбадривал Папаша юного сержанта.

Была у Папаши замечательная черта: когда он попадал в тяжёлое положение, вроде настоящего, бывалый солдат никогда не терялся, не падал духом и — главное — всегда вырывал из когтей смерти своих боевых товарищей. Папаша любил говорить: «У меня, брат, русский характер! И в воде мы не утонем, и в огне мы не сгорим!»

— Что… отступаем?.. — боясь поверить в это, прошептал Юра.

Но вместо ответа Папаша внезапно прикрыл собой юношу. Над самой их головой прошуршал снаряд и ухнул где-то недалеко, расшвыряв вокруг куски сырой земли.

Встав во весь рост, они побежали к танку, прижатому к заводской кирпичной стене.

— Все собрались? — спросил Папаша, окидывая всёзамечающими глазами своих автоматчиков.

— Все, товарищ гвардии сержант!

Через открытый люк танка Юра видел, как Александр Марченко, с наушниками на голове, склонился у рации.

— В этом месте нам не пройти, — озадаченно сказал Фёдор Сурков. — Надо попробовать другой дорогой.

— Вперёд! — приказал командир танка.

— По местам! — скомандовал автоматчикам Папаша.

Танк повернул в узкую, кривую улицу, где меньше всего можно было ожидать вражеской засады.

Однако и здесь их намеревались зажать в огненном коридоре.

— Без боя не пройдём, — заметил Папаша, заслоняя собой Юру.

Приоткрылся люк, и Додонов крикнул:

— Держитесь, товарищи, крепче! Ведите всё время огонь, хочу прорваться.

— Правильно, командир! — отозвался Папаша и дал подряд несколько автоматных очередей.

Юра, лёжа на броне машины около бородатого друга, с ожесточением стрелял по огневым гнёздам врага.

— Проскочили! — облегчённо вздохнули все, когда танк вырвался из запутанного лабиринта полутёмных переулков и, как ветер, помчался по широкой улице.

— Здорово, орлы! — сиял Папаша, поглядывая на своих автоматчиков, озарённых лучами раннего солнца. Запылённые, чёрные от копоти, они казались командиру прекраснее, чем когда-либо.

— Слышите, Лопахин и Кулешов крепко сцепились, — сказал кто-то из автоматчиков.

— Да, — хмуря лоб, отозвался Папаша. — Трудненько им, они ведь нас прикрывают…

Уже свернули на другую улицу, когда вдруг танк резко затормозил.

— «Пантеры»! — первый показал Юра.