Происходящее далее я смутно помню: чьи-то руки резко подняли мое беспомощное тельце с заблеванного кафельного пола, потом меня с головой окутали в чье-то длинное пальто, и вот уже ведут по улице в неизвестном направлении.

Среди моих конвоиров я узнала Катю.

— Куда мы идем? — еле сумела произнести я заплетающимся языком.

— Ты где живешь? — сердито спросила Катя.

Объяснить свой адрес стоило титанических усилий. Опять туман. И вот я сижу, прислонившись, к входной двери своей квартиры, мои провожатые нажали кнопку звонка и спешно удалились. Провал.

Очнулась я только в полдень в своей кроватке. Подростковое похмелье — это тоже определенное удовольствие. Никакой адской головной боли, только легкое недомогание и спутанные мысли, что казалось очень веселым и приятным фактом.

Я побрела на кухню, чтобы попить воды из крана, мама хлопотала по хозяйству.

— О, очнулась наконец, спящая красавица, — сдержанным голосом сказала она.

Никакой взбучки, так ожидаемой мной, не было.

— Ну ты и вычудила, дурёха. Хорошо хоть тебя не бросили на улице, домой привели, — продолжала мама, — ну что, понравилось?

Тогда мама впервые видела меня в таком состоянии. Брат любопытно заглядывал на кухню.

— Ну ты и дура, — усмехнулся он. Но в тайне-то, конечно, завидовал.

В тот же день я пошла на тусовку, пообещав сделать уроки позже. Благо, был выходной.

Там меня как всегда радушно встретили, здесь я была в своей тарелке, всеми любима и уважаема (но чего-то моей мятежной душе все равно не хватало, и я никак не могла понять, чего именно, скрытые устремления приняли четкие очертания гораздо позже).

— Бля, опохмелиться надо, так вчера погудели, — я старалась говорить небрежно, но втайне была полна гордости. Ведь это так по-взрослому — опохмелиться.

Тут же откуда-то мне протянули бутылку пива, она была кстати — помогла сбить дичайший сушняк.

К тому времени в нашей компании уже образовалось несколько однополых пар — дело рук земфироманок.

Не имея так привычного сегодня интернета, информацию о любимых музыкантах мы получали из газетных и журнальных статей (чаще всего из жёлтой прессы), сплетен, каких-то немногочисленных передач. Разумеется, в миф о нетрадиционной ориентации Земфиры (а может и не миф, я до сих пор этого не знаю, да и неважно это) все охотно поверили.

Эти пары были чистой воды подражательством кумиру, но тогда, разумеется, никто об этом не думал, всерьез веря в однополую любовь. А некоторые так до сих пор и верят (а вдруг и правда?).

Помимо обезьянничества, это еще и был легкий способ убежать от половых проблем: девочки, обделенные вниманием парней, неуверенные в своей привлекательности, таким образом просто уходили от этих жестоких игр. Простой выход прельщал многих. Признаться, я тоже подумывала об этом не раз.

И тут подвернулась девочка Ромашка. Она первая предложила «мутить», а я подумала — почему бы и нет, другие же мутят, чем я хуже, все еще не представляя до конца, что подразумевают подобные отношения.

Мы были знакомы не очень близко. Конечно, меня к ней даже не тянуло (я до сих пор не представляю, что такое однополое влечение), никаких «бабочек в животе» не водилось. Хотя девочка была яркая: эрудированная, с хорошо подвешенным языком, симпатичная, много рассуждала о «важных» вещах, в компании пользовалась большим уважением.

Было как-то неловко и нелепо сидеть у нее на коленках, при поцелуях я вообще не испытывала никаких эмоций, кроме смущения. К счастью, пока наши «любовные» отношения только этим и ограничивались. Никакой духовной близости тоже не было, мы даже подругами-то стать не могли, просто были на «разных волнах».

Теперь я гордо именовала себя «средним полом», ставя тем самым свою персону за грань (а вернее, выше) глупых межполовых отношений. Я выходила победительницей в борьбе за любовь парней, просто покинув ее. Конечно, себе я тогда не признавалась в понятных теперь истинах.

Лагутенко с этой идеей унисекса, сквозящей во всех клипах, тоже внес свою пассивную лепту, развращая наши воспаленные умы.

Я до сих пор задаюсь вопросом: навязывание подобных идей было четко спланированной пропагандой, рассчитанной на неустойчивую подростковую психику, или просто так сложились обстоятельства, а наши кумиры простодушно следовали новым веяниям?

Так я и обзавелась «девушкой». В школе, конечно, никто знать об этом не должен.

Там только и разговоров было о том, кто как нажрался на Хэллоуине и что после этого делал. Кто-то подрался, кто-то целовался, кого-то загребла директорша.

— Кать, спасибо, что до дома довела, — опустив глаза, благодарила я свою спасительницу, понимая, что накосячила.

— А че с тобой делать, тупой малолеткой? — я была младше на год, огромная разница по тем меркам. Да и выглядела она, высокая и фигуристая, очень взросло. Атаманша школы говорила с напускной строгостью. — Ты че творишь-то?! Ты хоть знаешь, как мы тебя прям перед носом директорши провели? А как долго тащили, ты ж за три пизды живешь, а ты еще брыкалась? Все, блядь, больше тебе не наливать.

Меня ужасно растрогала такая забота с ее стороны. И с чего она вдруг мне помогла? Все же не зря ее так уважают, это настоящий человек.

Тем временем художку я прогуливала все чаще, предпочтя занятиям тусовку (на которой теперь меня коробило одно: мой «роман» с Ромашкой), а однажды ко мне в школу заявилась Вика. Найдя мой класс по расписанию, она караулила меня в коридоре.

— Ты че здесь делаешь? — удивилась я неожиданному визиту, выйдя на перемену.

— Да у нас занятия отменили. Пошли гулять? — она смотрела на меня озорными глазами.

— У меня же еще пять уроков, как я пойду? — такое в голове не укладывалось.

— Да и че, я уже кучу раз прогуливала, давай, пошли.

Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстро сгребла вещи в охапку и мы весело побежали навстречу свободе.

Я и заметить не успела, как прогулы вошли в норму. Уговоры и угрозы родителей не действовали. У них постепенно опускались руки, взгляды их были растерянными (такой взгляд мне доводилось видеть и раньше — во время дефолта). Учителя пытались разговаривать со мной, но потом просто закрывали на это глаза (пока что по всем предметам я прекрасно успевала, наработанный годами материал помогал).

Жилось легко и свободно. Кроме нас самих и друг друга никто был не нужен.

Помню, как-то у Оли родители ушли к друзьям на ночную гулянку, и мы (я, Оля и Вика) решили затусовать. Еще Сёма просился, но мы от него отмазались. Распили на троих бутылку водки, украденную Викой у отчима. Ох как нас размотало, еле ползали!

А ночью послышался настойчивый стук в дверь. Оля на четвереньках поползла открывать, даже не спросив, кто.

В квартиру бешенным ураганом ворвалась мама Вики, она каким-то образом вычислила место нашего прибывания (видимо, созвонившись с моей мамой, я-то отпрашивалась на ночевку).

Эта свирепая женщина схватила меня за шиворот, больно отшвырнув в стену.

— Ты, наркоманка проклятая, чтоб я тебя больше близко рядом с моей дочкой не видела, поняла?! Иначе пеняй на себя, я тебе устрою! — зловеще пообещала она, одевая свою распластавшуюся на линолеуме дочурку.

Разумеется, никто ее не послушал. Мы продолжали сбегать с уроков, не разлучаясь ни на день. Жизнь шла своим чередом, беззаботно, пока одним поздним вечером мне не позвонила Ромашка.

— Але, слушай, — взволнованным голосом начала она, — мне гопы стрелку забили, с автомата звоню, домой не пускают, че делать — не знаю, — Ромашка жила в самом опасном районе нашего города, в котором неоднократно находили трупы зарезанных или просто забитых до смерти подростков, — приезжай, а? Я уже остальным звонила (конечно, мы не были по-настоящему близки, и мне она не стала звонить в первую очередь), никто не хочет ехать! — испуганно тараторила она.

— Ромаш, че случилось-то? — растерялась я.

— Да они меня у подъезда ждали, типа закурить попросили, а я ж не курю. Ну они начали там, типа, «че, спортсменка что ли», ну ты знаешь, как они умеют (я не понаслышке знала, как они умеют), потом толкать начали. Доебались типа «это ты весь лифт своей ебучей земфирой разрисовала, теперь блядь все стирать будешь (ребята с ее двора давно были не прочь навешать люлей неформалке, и подошел бы даже самый нелепый повод, была бы отправная точка, чтобы начать „подтягивать за базар“), че, сама отвечать будешь, или впрягу позовешь? (я ясно представляла их издевательский смех при этом, раньше самой доводилось видеть подобное)». Ну я и сказала, чтоб Земфиру не трогали, и что я щас своих позову (видимо, наивная Ромашка была уверена в помощи своих «верных» друзей), а никто не хочет ехать! — она чуть не плакала.